– Послушай, Гек, – начал Том, – я скажу тебе одну вещь, которая кажется мне чрезвычайно странной. До сих пор еще никто не знает про убийство Джека Дунлапа. Те двое людей, которые гнались за Гелем Клейтоном и Бодом Диксоном, могли в полчаса распространить это известие по всему округу от одной фермы до другой. Клянусь богом, такие истории случаются не каждый день. Гек, это ужасно странно, что никто еще ничего не знает; я не понимаю этого.

Том с нетерпением стал ожидать, когда прекратится дождь, чтобы можно было выйти из дома и узнать, не слышно ли чего-нибудь про убийство. Он сказал мне, что если мы встретим людей, которые сообщат нам, что Джек найден убитым под сикоморами, – мы должны притвориться, что очень испуганы и поражены этим.

Как только дождь прекратился, мы вышли из дома. Уже настал день, и мы, идя по дороге, встречали то одного, то другого из соседей, с каждым из них останавливались побеседовать, рассказывали о том, когда мы приехали, и как поживает дядя Сайльс, и сколько времени мы думаем прогостить у него, но никто из них не говорил нам ни слова про убийство. Это начинало казаться непонятным. Том сказал, что если бы мы пошли под сикоморы, то, наверное, оказалось бы, что убитый лежит там один-одинешенек и кругом нет ни души. Затем он высказал предположение, что те двое людей загнали убийц так далеко в глубину леса, что злодеи воспользовались случаем и убили своих преследователей, так что теперь некому и сообщить про убийство. Разговаривая таким образом, мы, сами того не замечая, очутились перед сикоморами. Я похолодел от ужаса и не мог сделать ни шагу далее, несмотря на все уговоры Тома. Но Том не мог удержаться; ему необходимо было видеть, надеты ли сапоги на убитом. Осторожно прополз он под деревья, но не прошло и минуты, как вернулся назад с вытаращенными от изумления глазами и прошептал:

– Гек, он исчез!

Я был ошеломлен.

– Не может быть, Том! – сказал я.

– Он исчез, это несомненно. Нигде нет ни малейших следов. Если здесь была кровь, ее смыло дождем и остались только лужи грязной воды.

Наконец и я решился осмотреть место преступления и полез под сикоморы; Том оказался прав – нигде нет никаких следов трупа.

– Да, он исчез, – сказал я, – и бриллианты тоже исчезли. Как ты полагаешь, Том, не вернулись ли те сюда, чтобы унести его?

– Похоже на это. Весьма возможно. Только где они его спрятали, как ты думаешь, Гек?

– Не знаю, – отвечал я с отвращением, – и не желаю знать. Во всяком случае, они заполучили сапоги; меня только это и интересует. Что же касается Джека, он может оставаться там, где его положили, я не стану его искать.

Напротив, Тому было интересно знать, куда девался труп Джека; но он сказал, что нам следует молчать и ждать и что в скором времени или собаки, или кто-нибудь из соседей найдут убитого.

Мы вернулись домой к завтраку очень расстроенные, огорченные и недовольные. Никогда еще я не был в таком печальном настроении.

Завтрак прошел не особенно весело. Тетя Салли казалась старой, измученной и позволяла детям шалить за столом, не обращая на них внимания, чего с ней прежде не бывало; мне и Тому было не до разговоров, так как надо было о многом подумать. Бенни имела такой вид, как будто не спала всю ночь, и каждый раз, когда она поднимала голову, чтобы украдкой взглянуть на отца, в глазах ее стояли слезы; что же касается старого Сайль са, его тарелка оставалась нетронутой, а он все думал и думал, ничего не замечая и не обмениваясь с нами ни одним словом.

Когда молчание сделалось особенно тягостным, в дверь опять просунулась голова вчерашнего негра, и он сказал, что мастер Брэс начинает сильно беспокоиться насчет мастера Юпитера, который еще не вернулся домой, и мастер Брэс спрашивает, не будет ли мастер Сайльс так добр…

Говоря это, он смотрел на дядю Сайльса, но тут вдруг остановился, как будто слова застряли у него в горле, потому что дядя Сайльс поднялся с места, трясясь всем телом, и опершись одной рукой о стол, другой рукой стал хвататься за горло, задыхаясь, захлебываясь; наконец с трудом останавливаясь после каждого слова, он произнес:

– Разве он… он… думает… Скажите ему… скажите ему… – Тут он упал в кресло, ослабевший, измученный, и прошептал еле слышно: «уходите… уходите!..»

Негр, испуганный и растерянный, удалился, а мы все почувствовали, – не знаю, что именно мы почувствовали, но нам было ужасно тяжело смотреть на этого старика, который сидел в кресле, еле дыша и уставившись в пространство неподвижным взглядом. Никто из нас не решался его тревожить; только Бенни тихонько подошла к нему, нежно прижала к себе его старую, седую голову, и между тем как слезы струились по ее щекам, она стала гладить рукой его волосы, сделав нам знак, чтобы мы ушли, и мы вышли из комнаты так тихо, как будто там лежал покойник.

Грустные отправились мы с Томом бродить по лесу, невольно вспоминая, как весело жилось нам здесь прошлым летом, когда все были так счастливы и спокойны, соседи относились почтительно к дяде Сайльсу, и сам дядя Сайльс был такой веселый, простодушный добряк, – а теперь-то взгляните на него! Если он еще не совсем потерял рассудок, то этого недолго ждать. Таково было наше мнение.

День был чудесный, яркий, солнечный; чем дальше уходили мы, приближаясь к прерии, тем роскошнее казались деревья и цветы, так что казалось странным и неестественным, что в таком прекрасном мире могут существовать заботы и огорчения. Вдруг я увидал нечто, отчего у меня волосы поднялись дыбом на голове, а все внутри похолодело, и я схватил Тома за руку.

– Оно там! – прошептал я.

Мы спрятались в кусты, дрожа от страха, и Том сказал:

– Тише! не говори громко.

Оно, то есть привидение, задумчиво сидело на бревне, у лесной опушки. Я стал уговаривать Тома уйти, но он не согласился, а мне было страшно уйти одному. Том сказал, что едва ли нам удастся еще раз видеть так близко привидение и что он хочет насмотреться досыта, даже если бы ему пришлось умереть из-за этого. Я тоже смотрел на привидение, хотя мороз пробегал у меня по спине. Том шепотом делился со мной своими наблюдениями:

– Бедный Джек! – говорил он. – Оно переоделось именно так, как хотел Джек. Теперь мы можем узнать, остались ли у него длинные волосы. Нет, они коротко острижены, точь-в-точь, как хотел Джек. Гек, я никогда не видал привидения более настоящего и более похожего на живое существо.

– Я тоже, – отвечал я. – Мне кажется, я тотчас же узнал бы его, если бы встретил на улице.

– И я узнал бы. Ну, право, оно кажется таким же крепким и здоровым, как был Джек там, на пароходе.

Мы продолжали смотреть. Вдруг Том сказал:

– Знаешь ли, Гек, меня смущает одно странное обстоятельство: ведь привидения не могут являться днем.

– Твоя правда, Том, – я никогда не слыхал, чтобы были дневные привидения.

– Да, сэр, они являются только ночью и не ранее полуночи. Даю тебе слово, что это очень странное привидение. Оно не имеет никакого права расхаживать здесь средь бела дня. И какой у него натуральный вид! Джек говорил, что будет притворяться глухим и немым, чтобы соседи не узнали его по голосу. Как ты думаешь, что сделает это привидение, если мы окликнем его?

– Ради бога, Том, не говори таких ужасов! Если ты это сделаешь, я умру на месте.

– Не пугайся, я не буду кричать. Смотри-ка, Гек, оно почесывает себе голову, видишь?

– Вижу, – что же из этого?

– А вот что: с какой стати привидению почесывать себе голову? Его голова сделана из тумана и ничего не чувствует. Нельзя почесывать туман; всякий дурак это знает.

– Хорошо, если его голова ничего не чувствует, зачем же он ее скребет? Может быть, к нему перешла эта привычка от Джека. Как ты думаешь?