— Вы про это утром беседовали, да? — невинно интересуюсь. Алукард фыркает.

— Острячка… Я тебе излагаю предпосылки, чтобы потом не было вопросов: «а это как?», «а это почему?». А говорили мы о том, что террористы — а это именно они, информация подтвердилась — с очевидностью стремятся нагнетать своими атаками панику, сделать так, чтобы мирные жители потеряли голову от информации про ужасных вампиров и зомби, чтобы превратились в тупое, нерассуждающее стадо. Которым легко управлять с помощью страха и чудовищной лжи. Но только мы им этого не позволим, потому что нанесем контрудар. С помощью чудовищной правды.

— Их уже нашли? — радуюсь я. Что-то рано, вроде бы… — Террористов, в смысле?

— Пока нет, — пожимает плечами Алукард. — Контрудар будет информационный. Мы выведем вас из подполья.

— Что?

— Мы представим изумленной публике спецотряд по борьбе с ужасными террористами, чтобы люди знали, что на страже их покоя стоят непобедимые бойцы — подразделение «Невинность». Ну, и еще будем показывать вас время от времени по телевизору, чтобы не забывали. Церковь нажмет нужные кнопки и поговорит с правильными людьми — хорошее медиа-освещение мы вам обеспечим. А там уже и до толп фанатов, приглашений на телевидение и прочего шоу-бизнеса недалеко.

Я молчу. Потому что ничего не понимаю в этих вопросах, и еще потому что в очередной раз офигеваю от, мягко сказать, неполноты оригинального источника.

— А рассказал я тебе об этом потому, что тебя назначили пресс-секретарем вашего маленького, но сплоченного отряда, — светским тоном добавляет Алукард.

— Что? — Я в последнее время несколько однообразна в репликах, а?

— Придется поработать, — безжалостно подтверждает вампир. — Им нужно свежее, симпатичное лицо на экранах, а нам нужно туда пробраться, чтобы транслировать свою точку зрения, пока инициативу не перехватили террористы. Ничего страшного, ребенок справится.

Уффф. Как-то все это неожиданно. Ответственность. Стресс. И как результат — долгожданное компульсивное переедание.

— Извини, сам виноват, теперь я хочу есть, — соскакиваю я с дивана и мчусь на кухню. — И ты меня не остановишь!

— Даже и не собирался, я тоже буду, — сообщает Алукард из гостиной.

Я окидываю хозяйским взглядом холодильник. С едой у него полный порядок.

— Есть яичная лапша, сливочно-грибной соус и тушеное мясо! — бодро рапортую. — Откуда у тебя столько? Я тебя в столовой ни разу не видела!

— Уолтер, добрая душа, приносит периодически. Люблю я человеческую пищу, ничего не поделаешь, так что тащи все, — командует Алукард. — Или нет, разложи там, и тащи уже тарелки.

— Тебе мяса сколько? — интересуюсь я, накладывая порции.

— Два маленьких куска.

— Тут нет маленьких, — огорчаюсь я, пройдясь по подливе вилкой как минным тралом.

— Тогда один большой.

— А я нашла маленькие, — радуюсь я.

Вскоре мы уже уплетаем аппетитную лапшу под вкуснейшим нежным соусом.

— Хорошо! — сыто отваливаюсь я от тарелки через пять минут.

— Согласен. Хотя чревоугодие, кстати сказать — смертный грех, — указывает на меня вилкой Алукард. Я застываю с полным ртом еды. — Что такое?

— Это ты сейчас пошутил так? — Алукард глядит непонимающе.

— Да нет, правда грех. В Библии написано.

Я очень осторожно и аккуратно дожевываю последний гриб и промакиваю губы салфеткой. Так, ну, чтение ватиканских декретов… дружба со священником… но это?!

— Ты сейчас мне хочешь сказать, что верующий?!

— Конечно, — Алукард абсолютно спокоен. — Тебя это, я смотрю, удивляет.

— Удивляет?! Бессмертный высший вампир, само имя которого до сих пор внушает ужас и отвращение половине мира — христианин?!

— Ага, — он принимается вылавливать из тарелки последние остатки. — Кстати, думаю, именно поэтому я и не свихнулся за последние пятьсот лет, как многие мои… коллеги.

— Поясни.

— Охотно. Видишь ли, полицейская, в Сигишоаре, где я жил в детстве, было вообще очень строго с верой. Естественно, я был крещен — в православие, замечу, и естественно посещал все праздники и таинства. И когда я воевал против турок, — он проговорил про себя какое-то короткое слово, — естественно, я защищал не только свою землю, Семиградье, но и свою веру. И позже, когда со мной случились… прискорбные события, они не оказали на мои убеждения ни малейшего влияния.

— С этого момента подробнее, — прошу я. Алукард пожимает плечами.

— Ну, давай представим, что я, православный христианин, попал в аварию, и мне отрезало обе ноги. Перестану ли я после этого верить в бога? Если моя вера слаба — перестану. Но скорее всего — нет. Это испытание, которое Всевышний назначил мне, и кто же я буду, если сломлюсь и отступлю? Маловерный, вот кто. То же и здесь.

— Не согласна, — отказываюсь я. — Ты не потерял человеческих возможностей, а приобрел сверхчеловеческие. Твое существование вообще не признается церковью, разве что в контексте темных сил, одержимости и прочего мракобесия.

— Ну давай расширим аналогию, — хмыкает Алукард. — Мне отрезало ноги, а вместо них пришили кибермеханические протезы, и теперь я умею бегать быстрее и прыгать дальше, чем любой олимпийский чемпион. Что там церковь говорит про воцерковленность киборгов? Думаю, что ничего. Как это мешает киборгу верить в Христа, спасение и все прочее? Да никак. То же самое и здесь — я подхватил смертельную болезнь, долго боролся, но выжил и даже взял патоген под собственный контроль. Мне это говорит ровно об одном — я выдержал божественное испытание.