– Кто такие? Как здесь оказались? Быстро отвечать!
Однако при этом он почему-то смотрел только на женщину…
Эти двое из пустыни, не медля ни мгновенья, упали на колени, а мужчина, с дрожью в
голосе, заикаясь, ответил:
– Мы просто бедные странники, милостивейший – здоровья, радости, силы тебе.
Странники, отставшие от каравана…
Джахи, заложив большие пальцы за пояс и выпятив нижнюю губу, масляными глазами
продолжал смотреть на женщину. На ней ничего не было надето, кроме набедренной
повязки и соски ее грудей вызывающе смотрели в стороны. Командир маленького
гарнизона оценивающе прищурился:
– И чего хотите, а?!
Мужчина, еще ниже склонив голову, хрипло прошептал:
– Только воды, светлый и милостивый воин. Больше ничего....
Джахи раскатисто хохотнул:
– За все в этой жизни надо платить, странник. Я дам тебе воды, если твоя женщина – он
сделал движение губами, как будто хотел ими попробовать сладкую, мягкую виноградину,
– пойдет с нами. Впрочем, я могу и не дать ее тебе, а девку забрать силой. И ты тогда
подохнешь в этой пустыне до следующего утра.
Мужчина почти лег животом на песок:
– На все воля божественного Шу. Пусть идет с тобой. Дай только пить.
Начальник гарнизона презрительно сплюнул. Такой здоровый, а сердце как у трусливого
шакала. Отцепив от пояса полупустую тыкву, в которой плескалось немного воды, Джахи
бросил ее к ногам мужчины:
– На, забирай и пошел вон отсюда.
Мужчина, призывая на голову великодушного воина все блага великих богов Тукана, на
коленях подполз к сосуду, схватил его дрожащими руками, дергая судорожно кадыком, начал пить. Потом, не переставая кланяться, и не бросив даже взгляда на спутницу, отполз
за камни, и оттуда опять донеслось бульканье воды.
Джахи взял женщину за подбородок и чуть его приподнял, заставляя смотреть себе в
глаза:
– Давай-ка собирайся, красавица. Обещаю, в течение многих ночей, да и дней тоже, тебе
не будет скучно.
Воины, сопровождавшие командира гарнизона, захохотали, одобряя его незамысловатую
шутку. Женщина, повинуясь воле Джахи, покорно подняла голову и командир встретился
с ней взглядом. Сладкая и горячая волна немедленно прошла по позвоночнику воина и так
ударила в голову, что у него перехватило дыхание. Затем эта волна, все сокрушающим
потоком вернулась и прошлась по вздыбившимся немедленно чреслам с такой силой, что
командир гарнизона почувствовал в себе что-то древне-жутко-сладкое, превращающее
мужчину в зверя-самца. Самца, готового сражаться за самку с целым миром, а потом, победив этот мир, сразу же овладеть предметом своего вожделения тут же, прямо среди
крови и поверженных тел. Женщина неторопливо поднялась с камней. От ее былой
покорности не осталось и следа. Перед солдатами маленького гарнизона стояла властная, уверенная в себе госпожа, привыкшая к тому, что слуги сломя голову бегут выполнять ее
любое желание по единственному движению брови. Она каким-то образом одновременно
смогла заглянуть в глаза всем воинам сопровождавшим Джахи. Их дыхание сразу
участилось и они, не контролируя себя, схватились за рукояти своих боевых серпов, готовясь вступить в смертельную схватку, каждый сам за себя, за обладание самой
желанной женщиной, которая когда-либо рождалась под светом звезд. Все человеческое, что было нанесено на их личности цивилизацией Тукана, испарилось в один миг под этим
взглядом. Навсегда. Это были уже совсем не люди. Так же как и Джахи.
Женщина плотоядно улыбнулась:
– Я уверена, великие воины, что мне действительно не будет скучно. Но я хочу, что бы вы
пока не убивали друг друга…
Она, покачивая бедрами, не оборачиваясь, пошла к воротам крепости. Рычащей, воющей
сворой, пятеро, что были только что людьми, ринулись за ней.
Внутрь укрепления женщина вступила как завоеватель. Никто не смог избежать ее
взгляда. А она, непонятно чему смеясь, сбросив с себя набедренную повязку, начала
грациозно плескаться в источнике, вокруг которого и была построена крепость.
Свирепо поглядывая на своих соперников, стая бывших людей сгрудилась вокруг, нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, ожидая любого приказа своего нового кумира.
Вволю наплескавшись, женщина из пустыни, наконец, соизволила обратить на одного из
них внимание. Она, нисколько не смущаясь наготы, светясь алебастровой кожей, вышла
из источника, вплотную приблизилась к нему и, касаясь груди воина своими розовыми
затвердевшими сосками, потрепала по щеке:
– Как тебя когда-то звали, хезур?
Тот, в сладком томлении, опустился перед ней на колени:
– Атсу, несравненная.
Женщина задумчиво еще раз провела ему ладонью по щеке, посмотрела прямо в глаза и
хищно улыбнулась:
– Хочешь меня безволосая обезьяна Атсу?
– Больше жизни, прекраснейшая.
– Тогда начинай убивать, Атсу!! Немедленно!!
Она неуловимо быстро повернулась вокруг своей оси, подняла руки вверх и, смеясь, щелкнула пальцами:
– Начинайте убивать!! Вы, все!! Я буду принадлежать тому, кто останется последним!!
Свора бывших людей лишь одно мгновенье стояла на месте. А потом, рыча и воя от
жажды сеять смерть, они свирепо кинулись друг на друга…
Бывший человек, кого когда-то звали Атсу, одним ударом боевого серпа, снес голову
тому, кто был когда-то его родным братом. Но прожил после этого только пять ударов
сердца, упав разрубленным сразу под ударами трех серпов…
А обнаженная женщина, посреди этой вакханалии убийств, все громче и громче ритмично
щелкала пальцами и язвительно смеялась:
– Вы разве мужчины и воины?!! Да я лучше проведу медовую ночь с вашими шлюхами, чем с вами!!!
Через два десятка ударов ее сердца, все рабыни были вытащены за волосы из клетушки, в
которую они от страха забились, и тут же обезглавлены…
В самом центре воющей, уничтожающей саму себя своры бывших людей Марта, теперь
аритмично хлопая в ладоши, внезапно начала танцевать в каком-то пугающем, рваном
ритме. От ее тела стал отчетливо исходить приторный запах давно увядших цветов, зрачки заполыхали янтарным огнем, вытягиваясь в вертикальную черту, и в них
заплескалась жажда крови хищника вышедшего на охоту. Она танцевала Макабре –
«пляску смерти Разума» Первой Матери Великого Дома Ибер, пляску уводящую любе
мыслящее существо в царство сумасшествия вседозволенности…
Макабре была ужасна как первородный грех и как первородный грех безумно
притягательна. Все звериное, что человек прячет даже от самого себя, она вытягивала из
сознания убивающих друг друга вчерашних друзей и братьев, своими движениями. Ее
тело, в обещании запредельного, гадко-сладкого удовольствия, изгибалось так, как
никогда не смогло бы изгибаться тело человека. Каждый жест ее животного танца говорил
стае: «Вам можно теперь все чего вы боялись и стыдились. Ничему нет преград».
Вавилонская Блудница, Сестра Лжи так ее мог бы сейчас назвать жрец еще не рожденной
религии из другого мира, подымая в страхе перед собой крест и, в то же время, до спазма
в чреслах, желая очутиться в объятиях этого создания. Но кто знает, появится ли теперь та
религия, да и сам тот Вавилон, после того, как эта женщина очутилась внутри Шу забытой
крепости? Однако давай не будем заглядывать в Книгу Судеб, читатель. Пусть все идет
свои чередом.
Женщина последний раз хлопнула в ладоши, завершив наконец танец, и медленно, из-под
полуопущенных век оглядела заваленный трупами двор крепости. Сейчас это место было
похоже на скотобойню, где закончили орудовать топорами безумные мясники. К ее
удивлению, тот, которого мать в далекой, не этой жизни когда-то назвала Джахи, по
странной прихоти судьбы остался жив. Весь в крови, опираясь на обломок копья, он, пошатываясь от усталости, спотыкаясь об изрубленные тела бывших подчиненных, подошел к женщине и хрипло произнес:
