Шестеро поджидавших у выхода, вышли на свет, заступив перепуганным людям путь. На каменных лицах читалась суровая решимость. На начищенном оружии и металлических пряжках отражался пляшущий свет пяти костров. Впереди всех стоял Дитрих, обнажив шпагу и победно ухмыляясь.

– Именем Святой Инквизиции вы все арестованы за ересь и колдовство!

Люди, бросившиеся к выходу, на мгновение замерли, попятились. Всем им было страшно – страшно пытаться прорваться сквозь заслон мечей и алебард. Но ещё страшнее было попадать в руки инквизиции, ведь сзади подходили остальные воины. И вот, не разбирая со страху дороги, крича и визжа, на Дитриха налетела одна из ведьм. Тот, боясь ранить женщину шпагой, оттолкнул её локтём. Взметнулись рыжие кудри, и колдунья, запнувшись, рванулась на свободу, истошно вереща.

– Хватайте её, братья! – запоздало кричал кто-то.

Солдаты попытались схватить ведьму, но руки в кожаных перчатках лишь скользнули по скользкому, как у лягушки, телу.

Дитрих обернулся на мгновение, чтобы посмотреть, что происходит сзади, как на него налетели остальные нечестивцы. Лавина голых тел сбила его с ног и, как ни старались ландскнехты, задержать испуганных ведьм не могли. Мужчины и женщины с обезумевшими глазами неслись на вооружённых людей, словно не разбирающее дороги стадо овец на стаю волков. Солдаты подняли оружие, сквозь панические вопли послышались выстрелы, но ведьмы просто смяли их и разбежались по ночному лесу.

Готфрид, откинув с себя женское тело, бросился за ними. Перед глазами вновь появился человек в рогатой маске. Он бежал одним из последних, но прыти ему было не занимать. Едва выбежав из колдовского круга, он резко бросился влево, в низину с папоротниками, и его чёрная спина растворилась в ночной темноте.

– Будьте вы прокляты, дьявольские прихвостни! – заорал им вслед Дитрих, грозя скрывшимся в лесу людям шпагой. – Бог всё видит, и не скрыться вам от инквизиции, все на костры пойдёте!

Готфрид огляделся: под ногами лежало несколько мёртвых тел. Кто-то напоролся на алебарду или меч, иных затоптали. Воины держали в руках молодую девушку и – кто бы мог подумать! – самого Рудольфа Путцера, скорняка из переулка Токлергассе. Еретики сначала бились в их железной хватке, но вскоре обмякли и только испуганно озирались по сторонам, мелко дрожа.

– Чёртовы язычники, чтоб им в дерьме захлебнуться! – ругался тем временем Дитрих. – Мажутся всякой дрянью, чёрта с два поймаешь! Проклятие!

Готфрид приказал связать пойманных, а сам направился к алтарю. Девушка на нём теперь спала, уютно свернувшись калачиком на холодном камне. Костры всё ещё полыхали. Казалось, что переполох длился целую вечность, но вот весело пляшущий огонь говорил об обратном.

Приблизившись к девушке, он взял её на руки и понёс прочь. Тело было скользким, измазанным во всей этой дряни, и Готфрид чуть не уронил её.

– Кто так устраивает облавы? – вопрошал уже остывший, но всё ещё злой Дитрих. – Послали невесть куда, без чёткого плана действий, почти без людей! Теперь эти проклятия господни будут осторожнее! Верно я говорю?

Готфрид с бесчувственной девушкой на руках коротко кивнул, проходя мимо друга. Остальные мычали что-то одобрительное. Они были согласны, но не хватало смелости открыто сетовать на волю их преосвященства епископа Иоганна Георга.

– Только хулу на епископа не возводи, а то мигом в застенки попадёшь, – бросил ему Готфрид, обернувшись. Любой из присутствующих здесь мог донести инквизиции о словах горячего Дитриха, дабы выслужиться или спасти свою шкуру.

– Да я не об их преосвященстве… – замялся тот, а затем, со всей силы пнув труп застреленной женщины, добавил уже спокойнее: – Просто глупо.

– И покойников не оскверняй, всё же люди, хоть и грешные, – попросил Готфрид. – Нужно пригнать подводу, чтобы опознать их завтра и похоронить.

– Сделаем! – шагнул вперёд один из воинов, поклонившись ему, словно благородному. Выслуживается…

– Трое солдат и майстер Валье пойдут с нами, чтобы поскорее доставить еретиков в Труденхаус, а остальные оставайтесь на страже, чтобы ни одна ведьма не вернулась. Тела сложите вот здесь. Всё ясно?

– Так точно.

Готфрид взвалил незнакомку на плечо и направился обратно, в сторону города.

За ним пошёл Дитрих, пробурчав «на всякую падаль ещё время тратить», потом майстер Валье, двое солдат с пленными, и ещё один с факелом, чтобы освещать путь.

С огнём идти было веселее. Не было того ощущения наползающей опасности, таящейся в темноте. Все страхи ночного леса теперь остались снаружи огненного круга, между стволов мачтовых сосен и под пологами папоротников. Они таились там, ожидая, и облизывались, довольно ухмыляясь. И лишь один не испугался огня, остался с Готфридом, заставляя поджилки позорно трястись и судорожно искать выхода. И эта змея терзала бы его сердце всю дорогу до дома, если бы Дитрих снова не стал ворчать:

– Вместо целого шабаша тащим обратно каких-то троих еретиков! – бубнил он, размашисто шагая позади процессии и пиная сучья и мелкие ветки, что попадались ему на пути. – Ещё, небось, их светлость, викарий Фёрнер, нам взбучку устроит, за то что не послушались приказа. Мы-то не виноваты, да всё равно плетей всыплет – чтобы впредь слушались только его…

Готфриду казалось, что из темноты на них смотрели глаза беглых колдунов. Нападения ландскнехты не боялись – эти обыватели только в приступе безумства могут броситься на вооружённого человека. Теперь же они напуганы, но свободны и живы, и поэтому не будут разменивать свои жизни на свободу троих собратьев.

Тропинка вела обратно к городу, оставляя поляну ведьм позади. Нагая девушка на плече, которую Готфрид позабыл одеть хоть во что-нибудь, спала, и когда он шёл, её руки ударялись о его зад.

– Кстати, место они выбрали отличное для шабаша, – заметил Дитрих, оборачиваясь назад. – Эта поляна теперь почти настоящее укрепление. Если бы у них было оружие и они бы нас заметили, то пришлось бы штурмом брать. До утра бы, наверное, не управились.

– Вот почему нельзя орать во всю глотку, когда идём в облаву, – Готфрид не упустил возможности сделать другу наставление, но тот только отмахнулся.

– Но ведь меня не услышали! – как всегда возражал он, повышая голос. – Вечно ты начинаешь нудить, когда всё уже кончилось! «А если бы то, а если бы это…» Но ведь всё время всё получается хорошо. Мы до сих пор живы, так что всё к лучшему.

– Когда-нибудь тебя и подстрелят, когда зазеваешься из-за своих разговоров, – спокойно посулил Готфрид.

– Не подстрелят, – уверенно помотал головой Дитрих, затем немного помолчал, и предложил, – А может мы этих девок того… ну, справим, так сказать, нужду телесную…

Трое солдат, идущих впереди, сразу остановились и повернулись, с надеждой взглянув на Готфрида. Майстер Валье сказал: «Э-э…» и преданно покосился на него, пытаясь понять, нужно доносить на солдат или нет.

Арестованная девушка завизжала и забилась, но воин резко дёрнул её за руку, и она повалилась на тропу, дёргая ногами и крича:

– Нет, пожалуйста, не надо! Ради Христа, пожалейте…

– Ишь, как заходится, – хохотнул Дитрих. – Как с ведьмаками и дьяволами валяться на шабаше, так это она с радостью. А как христовых воинов избавить от нужды, так сразу «пожалейте»! Ещё имя божье всуе поминает! Ух, я тебя!…

– От нужды будешь в кустах избавляться, – бросил Готфрид с отвращением. Не переносил он занятия столь интимным делом на людях.

– Ну можно или нет? – спросил Дитрих громче.

– Давайте, только быстрее, – ответил он и пошёл дальше. – Майстер Валье, останьтесь здесь, вдруг майстер Путцер начнёт бесноваться.

Доносчик с ужасом посмотрел на жирного скорняка и сглотнул.

– А ты бы нам девочку-то оставил, – предложил Дитрих.

Готфрид покачал головой, зажигая новый факел от уже горящего.

– Одной обойдётесь.

– Ну и ладно. Он, наверное, с ней наедине хочет, – пояснил солдатам его друг. – Может на него лигатуру наложили или на людях просто стыдится… Давайте, братья, держите её…