Мальчишка огляделся, а потом поведал заговорщицким шёпотом:
– Злы очень. Сердиться изволят…
– Понятно. Беги дальше, – кивнул Готфрид и захлопнул дверь. Мальчишка на пороге облегчённо вздохнул и исчез за углом.
– Готфрид на секунду задумался, но его оцепенение прервал скрип лестницы.
– Герр Фёрнер по твою душу посылал? – спросил Дитрих мрачно.
– Не отпевай раньше времени, – так же мрачно отозвался Готфрид и начал натягивать белые чулки, дань моде, которые он носил в городе.
Гостья девушка всё ещё спала, сладко и томно вздыхая. Господи, пожалуйста сбеги! Открой окно и исчезни навсегда!…
– Я с тобой пойду – всё же мы вчера вместе были, – бросил друг и пошёл наверх, за одеждой.
Глава 5
ДВЕ КЛЯТВЫ
Утро было солнечным, но вот к полудню небо заволокло тучами. Тяжёлые и серые, они висели над улицами, медленно проплывали над черепичными крышами и тусклыми крестами церквей. Зябкий ветер изредка поднимал с мостовой пыль и мелкий мусор. Готфрид кутался в куртку, пропахшую ароматом колдовской мази, и старался идти быстрее, чтобы не мёрзнуть. Мысли его сейчас занимал Фёрнер. Неужто викарий всё же узнал что-то про дочку Шмидта? Или он всего лишь хочет дать подчинённым новые поручения? Нет, ещё рано – палачи ещё не успели ничего узнать от двоих заключённых. Или дело всё-таки в девушке? Он слишком хорошо представлял себе, что может сделать герр Фёрнер. И только холодный ветерок не давал Готфриду углубиться в эти тяжкие терзания.
– Брось ты к чертям собачьим эту ведьму! – не унимался тем временем Дитрих. И Готфрид знал, что он не уймётся, пока не добьётся своего. – Она тебя околдовала, вот ты и влюбился без ума. Она даже не красивая ни капли: тощая как палка и рыжая, как адское пламя! Да ещё ворожит, поди, бесов в дом вызовет! Ну и пусть бы её там в жертву принесли, тебе-то что? Мало девок в Труденхаусе сидит? Тюремщик вино по-прежнему любит, так что не понимаю я тебя, Гога…
– Ты ведь тоже рыжий, – заметил Готфрид.
– Да, но у меня красивая, благородная рыжина! – возразил Дитрих. – А у ведьм она такая… ну, как у этой твоей. Я как посмотрел, сразу понял – ведьма!
– Её же хотели убить. Ну какая она ведьма? – сказал Готфрид.
– А может её не убить хотели?
– А что? Ты видел нож и чашу? Думаешь, собирались устроить ритуальную дефлорацию?
У Дитриха аж глаза загорелись от злого восторга.
– Ритуальную – что? – спросил он, еле сдерживая возбуждение. От улыбки его, казалось, сейчас треснет лицо.
– Дефлорацию. Это лишение девственности так называется. По-латыни.
– О, дьявол! – Дитрих расхохотался на всю улицу. – Ритуальная дефлорация! Ты где такое слово вычитал?
– От Фёрнера слышал, да в какой-то книге, кажется, упоминалось…
– Ритуальная дефлорация, – повторил Дитрих, пробуя слова на вкус. – То есть теперь ты ей устроишь ритуальную дефлорацию?
– Нет, – холодно ответил Готфрид.
– А почему нет?
Готфрид слушал молча, быстро шагая по каменным мостовым жемчужины Франконии. А Дитрих продолжал увещевать друга:
– Как пить дать, дьявольщиной дом заразит! Появятся у тебя там призраки и упыри, будут кровь пить из тебя ночами. Ты чахнуть будешь, а она молодеть! Такое часто бывает, мне бабка в детстве рассказывала! Ты и так уже бледный, как мрамор. Бросай её, сдай герру Фёрнеру или просто в лес отпусти, а то сгубит она тебя, ей богу сгубит!
На дорогу перед ними, кружась и танцуя, упал летучий листок, каких множество валялось по городу. Оттиск, сделанный с помощью клише, изображал пламя костра, в котором корчилась нагая женщина. Лицо её, искривлённое в гротескной агонии, выглядело скорее нелепо, чем устрашающе, и всё же гравюра давала понять, какая кара постигнет всех тех, кто занимается колдовством или погряз в иной ереси. Внизу же красовалась надпись: «Всем жёнам и девам в предостережение и назидание».
– Вот! – мгновенно вскричал Дитрих, указывая на листок. – Это божье предостережение!
Готфрид наступил на бумагу и молча пошёл дальше.
– Тьфу, Господи помилуй! – Дитрих плюнул на гравюру и последовал за ним.
– Мы же приказ нарушили, – сказал Готфрид, чтобы перевести тему.
– Да, чувствую, нам сейчас достанется.
– Мне особенно – я ведь в Ратушу так и не вернулся, не я караул сдавал, не я арестованных в Труденхаус доставил…
– Да плюнь на это! – отмахнулся Дитрих. – Кто узнает-то? Я скажу, что мы вместе были. Стражникам тоже правду говорить не выгодно: Приняли пост не у сержанта, а у меня! Думаешь кто-то признается? Скажет: «Простите, герр Фёрнер, я хотел спать, потому и принял службу у кого попало»!
Навстречу им попался грешник в чугунной маске. Личина напоминала ту, в которой ночью видели дьявола. Это было наказание за грехи – несколько дней носить тяжёлую чугунную харю на голове.
– Это точно знак, – сказал Дитрих, провожая грешника взглядом.
Опасаясь дождя, друзья поспешили в ратушу, оставив позади грязные улицы, с которых торопился убраться народ. Дважды с неба начинало капать, и дважды переставало, так и не набрав какой-нибудь значительной силы.
Викарий был свободен – перед его кабинетом не было ни одного посетителя, а потому, оставив Дитриха за дверью, Готфрид вошёл внутрь.
Фридрих Фёрнер был высоким и тощим человеком. Он мерно вышагивал по комнате, опустив глаза и о чём-то задумавшись. Высокий умный лоб его подчёркивали тонкие тёмные брови. Длинный и тонкий прямой нос нависал над небольшим скромным ртом. Также он носил усы, кончики которых были немного вздёрнуты вверх, и густую квадратную бородку, длиной в палец, форму которой усердно старался сохранить. Голова его облысела от старости, и лишь по бокам росли кудрявые, седеющие волосы, доходившие викарию до плеч. Несмотря на это, внешне Фёрнер совсем не выглядел на свои пятьдесят. У него были живые, подвижные глаза, а с губ не сходила по-отечески тёплая улыбка.
У викария был просторный кабинет, в центре которого стоял прочный стол из морёного дуба. На тёмной поверхности его лежали разные деловые бумаги и ящичек с письменными принадлежностями. В стене справа был выложен камин, где сейчас догорал сухой хворост – очевидно викарий замёрз утром. В углу кабинета, за отдельным столом, сидел муниципальный секретарь, почёсывая кончиком гусиного пера свою потную плешь.
– Готфрид Айзанханг прибыл, – отчеканил Готфрид и замер у двери, пытаясь понять, что же будет дальше.
Секретарь сразу спрятал глаза и начал что-то писать. Фёрнер остановился около окна и поглядел наружу. Готфрид ждал.
Наконец викарий промолвил:
– Итак, Айзанханг, извольте объясниться, почему вы самовольно оставили вверенный вам пост? Почему по возвращении я обнаруживаю у городских ворот подводу, полную трупов?
– От их преосвященства герра фон Дорнхайма пришло послание, в котором был приказ сорвать шабаш и привести еретиков на суд, – это говорил не человек, но раб, которому было приказано. Невинная жертва обстоятельств. Как приятно, когда ты ни за что не в ответе.
Готфрид достал из-за пазухи означенное письмо и положил на стол викарию. Фёрнер с интересом углубился в чтение, задумчиво поглаживая бородку. Гладил он её особым образом, кладя ладонь снаружи, а изнутри прижимая большим пальцем. От этого его борода становилась прямой и ровной, и всегда блестела от жира, попадавшего на неё с рук.
Викарий молча прочитал письмо и поднял глаза на Готфрида, пристально вглядываясь в его лицо.
– Действительно, – вымолвил наконец он, – приказы его преосвященства следует ставить выше моих, а посему хвалю за решительность. Жаль, безусловно, что мы раньше времени показались, однако же пути Господни неисповедимы.
Готфрид облегчённо вздохнул.
– Так что там произошло? – будничным тоном поинтересовался викарий, усаживаясь за стол и давая секретарю в углу знак начинать запись.
– Шабаш состоялся где и предполагалось. На охране ратуши я оставил нескольких стражников, а с остальными отправился на арест. По совету Дитриха Байера мы окружили место сходки, а затем напали разом на всех ведьм. Мы не думали, что они так бросятся на нас… Им удалось прорваться, потому что они были смазаны жиром. Мы стреляли в них, однако многим удалось бежать. Поймали мы только одного мужчину и молодую девушку… – Готфрид запнулся, вспомнив о дочери кузнеца. – И эти двое теперь находятся в Труденхаусе, я отправлял туда Дитриха, а сам пошёл принимать утреннюю стражу в ратуше.