Он мог написать больше песен. И вот это меня, конечно, мучает. Можно было бы с ним сделать и какие-то еще фильмы. И еще песни. Что говорить! Человек, конечно, ушел от нас рано. Не верилось, что такой здоровый, сильный, жизнерадостный, он так быстро уйдет из жизни. Казалось, что Высоцкий всегда будет рядом. А жизнь, она, видите, как распорядилась. Я старше его на два года. И, конечно, по логике он должен был уйти после меня. Но он, конечно, старше меня вдвое, вдвое больше меня… Он вдвое меньше меня спал, вдвое или вчетверо больше работал. И вдвое больше прожил! Рязанов. Как представляется вам в будущем дальнейшая судьба его стихов? МИТТА. Не знаю, я просто их люблю очень. Мое ощущение, что он обозначил появление новой эры. Мы считаем, что поэт — это человек, который передает свои чувства на бумаге, а потом с бумаги мы можем эти творения воспринять. Но ведь когда-то, до Иоганна Гутенберга, поэты ходили по замкам — это были менестрели, барды, и они своим видом, и исполнением, и голосом, и музыкой полностью выражали себя в песне. И сейчас, по-моему, пришел век полного выражения личности. И Володя был первым человеком полного самовыявления. Он расширил для меня ощущение талантливости. Его слова, его мелодии, его актерское исполнение — для меня все слито воедино. Это разъять нельзя. Это дает магическое чувство того, что он живет и сейчас рядом. А если он живет сегодня, думаю, он будет жить всегда!.. СТАРЫЙ ДОМ Что за дом притих, Погружен во мрак, На семи лихих Продувных ветрах, Всеми окнами Обретясь в овраг, А воротами — На проезжий тракт? Ох, устал я, устал, — а лошадок распряг. Эй, живой кто-нибудь, выходи, помоги! Никого, — только тень промелькнула в сенях, Да стервятник спустился и сузил круги. В дом заходишь как Все равно в кабак, А народишко — Кажный третий — враг. Своротят скулу, Гость непрошеный! Образа в углу— И те перекошены. И затеялся смутный, чудной разговор, Кто-то песню стонал и гитару терзал, И припадочный малый — придурок и вор — Мне тайком из-под скатерти нож показал. «Кто ответит мне — Что за дом такой, Почему во тьме — Как барак чумной? Свет лампад погас, Воздух вылился… Али жить у вас Разучилися? Двери настежь у вас, а душа взаперти. Кто хозяином здесь? — напоил бы вином». А в ответ мне: «Видать, был ты долго в пути — И людей позабыл, — мы всегда так живем! Траву кушаем, Век — на щавеле, Скисли душами, Опрыщавели, Да еще вином Много тешились, — Разоряли дом, Дрались, вешались». «Я коней заморил, — от волков ускакал. Укажите мне край, где светло от лампад, Укажите мне место, какое искал, — Где поют, а не стонут, где пол не покат». «О таких домах Не слыхали мы, Долго жить впотьмах Привыкали мы. Испокону мы — В зле да шепоте, Под иконами В черной копоти». И из смрада, где косо висят образа, Я, башку очертя, гнал, забросивши кнут, Куда кони несли, да глядели глаза, И где люди живут, и как люди живут. …Сколько кануло, сколько схлынуло! Жизнь кидала меня — не докинула. Может, спел про вас неумело я, Очи черные, скатерть белая?! БЕГ ИНОХОДЦА Я скачу, но я скачу иначе, По камням, по лужам, по росе. Бег мой назван иноходью — значит, По-другому, то есть не как все. Мне набили раны на спине, Я дрожу боками у воды. Я согласен бегать в табуне, Но не под седлом и без, узды. Мне сегодня предстоит бороться, — Скачки! Я сегодня фаворит. Знаю, ставят все на иноходца, Но не я — жокей на мне хрипит! Он вонзает шпоры в ребра мне, Зубоскалят первые ряды… Я согласен бегать в табуне, Но не под седлом и без узды. Нет, не будут золотыми горы! Я последним цель пересеку, Я ему припомню эти шпоры — Засбою, отстану на скаку!.. Колокол! Жокей мой «на коне», Он смеется в предвкушенье мзды. Ох, как я бы бегал в табуне, Но не под седлом и без узды! Что со мной, что делаю, как смею — Потакаю своему врагу! Я собою просто не владею — Я прийти не первым не могу! Что же делать? Остается мне Вышвырнуть жокея моего И бежать, как будто в табуне, Под седлом, в узде, но без него! Я пришел, а он в хвосте плетется, По камням, по лужам, по росе… Я впервые не был иноходцем — Я стремился выиграть, как все! Рязанов. Перед тем, как перейти к четвертой части нашего повествования «Высоцкий — поэт, певец, музыкант», я хочу напомнить его стихотворение о поэтах. О ФАТАЛЬНЫХ ДАТАХ И ЦИФРАХ Моим друзьям поэтам Кто кончил жизнь трагически, — тот истинный поэт! А если в точный срок, — так в полной мере. На цифре 26 один шагнул под пистолет, Другой же — в петлю слазил в «Англетере». А в тридцать три Христу… (Он был поэт, он говорил: «Да не убий!» Убьешь — везде найду, мол.) Но — гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил, Чтоб не писал и чтобы меньше думал. С меня при цифре 37 в момент слетает хмель. Вот и сейчас — как холодом подуло: Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль И Маяковский лег виском на дуло. Задержимся на цифре 37! Коварен Бог — Ребром вопрос поставил: или — или! На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо, А нынешние как-то проскочили. Дуэль не состоялась или перенесена, А в тридцать три распяли, но не сильно. А в тридцать семь не кровь — да что там кровь! — и седина Испачкала виски не так обильно. «Слабо стреляться?! В пятки, мол, давно ушла душа!» Терпенье, психопаты и кликуши! Поэты ходят пятками по лезвию ножа И режут в кровь свои босые души. На слово «длинношеее» в конце пришлось три «е», Укоротить поэта! — вывод ясен, И, нож в него, но счастлив он висеть на острие, Зарезанный за то, что был опасен. Жалею вас, приверженцы фатальных дат и цифр, — Томитесь, как наложницы в гареме! Срок жизни увеличился, — и, может быть, концы Поэтов отодвинулись на время. |
