Индийский комбинат в Бхилаи строился сразу с расчётом на совместную эксплуатацию, руководили постройкой советские инженеры, а продукцию завода СССР и Индия делили между собой. (Реальная история) С образованием ВЭС по аналогичной схеме начали заключать договоры на строительство металлургических заводов и с другими партнёрами — Польшей, Румынией, КНДР. (АИ частично)

С 1957 года к процессу подключился Китай. Вместо строительства доменных печей в каждом крестьянском дворе в рамках политики «большого скачка», совместно с СССР и Индией было начато строительство Уханьского металлургического комбината (АИ, в реальной истории строился с 1964 г при участии СССР, партнёрство было прервано и возобновилось только в 70-х)

В 1958-м был пущен болгарский завод в Пернике, в 1959-м дал сталь индийский комбинат в Бхилаи. Металл пошёл в народное хозяйство как раз своевременно.

Советские ресурсы тоже активно вовлекались в дело. Была восстановлена начатая строительством ещё в 1939 году железнодорожная ветка Пинозеро-Ковдор, и 30 марта 1953 года по ней прошёл первый пассажирский состав. 1 июня 1953 года на месте посёлка был основан город Ковдор, а с 1958 года началось строительство инфраструктуры горнообогатительного комбината. В 1960-м начали строить обогатительную фабрику, официальное открытие Ковдорского ГОКа состоялось 5 сентября 1962 года.

В это же время строился Карагандинский металлургический завод в Казахстане, в городе Темиртау. Первая доменная печь на нём была запущена в 1960-м.

Этому строительству Хрущёв и Серов уделили особое внимание, так как из полученных документов было известно, что 1-3 августа 1959 года на строительстве завода произошло восстание рабочих, вызванное плохими условиями жизни. Завод был объявлен «ударной комсомольской стройкой», и условия были соответствующие.

В «той истории», так как руководство строительства не подготовило ни жильё, ни обеспечило фронт работ, две тысячи молодых рабочих поселили в драных палатках, протекавших в дождь, при этом чистой воды не хватало даже для питья, многие из-за нехватки воды не могли умыться по 3-5 дней. В пище находили червей, ели тухлое мясо, испорченные продукты.

Многие из приехавших рабочих не приступали к работе по 2-3 недели, зарплата была ниже прожиточного минимума, люди маялись от безделья в жутких условиях. Положение усугубилось присутствием на стройке группы проживавшей в палаточном городке неработающей молодежи, приехавшей на строительство из мест заключения после отбытия наказания. Они устраивали пьянки и хулиганили, терроризировали молодых добровольцев-энтузиастов, обыгрывали их в карты, воровали личные вещи. При полном попустительстве местного руководства, как дирекции строительства, так и партийных и комсомольских органов, бывшие заключённые сумели взять под контроль поведение части молодых рабочих, навязать остальным стандарты подчинения неформальной групповой иерархии и законам круговой поруки. Они имели личный опыт столкновений с властями, серьезные причины ненавидеть работников милиции и жаждали своего рода социального реванша.

Местное начальство не хотело или не умело улучшить положение дел на производстве и в быту, но даже отказывалось выслушивать претензии. Жалобщиков грубо выгоняли из кабинетов, а у некоторых руководителей в приемных рядом с обычными секретаршами сидели ещё и дружинники, которые вообще не пускали рабочих на прием. Фактически в Темиртау была полностью отключена система обратной связи с населением. Отсутствие реакции «начальства» на жалобу закрывало для людей последнюю легальную возможность изменить положение к лучшему.

Обо всём этом Никите Сергеевичу ещё в апреле 1959 года доложил Серов.

Хрущёв помрачнел и несколько минут сидел молча, изучая докладную записку председателя КГБ и обдумывая положение.

— Ты это по анализу документов написал, или это уже происходит в Темиртау? — спросил он.

— Это — по документам, — ответил Серов. — Сейчас там ещё никаких рабочих нет, голая степь, по которой бродят свободные кони и геодезисты. В мае-июне начнут прибывать рабочие, а местное руководство ещё ни хрена не приготовило — ни жилья, ни инфраструктуры — вообще ничего не готово. Ещё не завезены многие стройматериалы, явно недостаточно строительной техники.

— Хочешь сказать, что у нас всё может повториться?

— Не «может», а наверняка повторится, — ответил Иван Александрович. — Освободившихся зеков там сейчас, правда, изрядно поменьше. Но все остальные факторы никуда не делись — и жара, и нехватка воды, и — главное — беспомощное и безответственное, бюрократическое начальство. На ключевых постах сидят те же самые люди. С чего, по-твоему, они будут поступать иначе, чем в «той истории»? Все местные власти сидят на жопе ровно, и никто не чешется.

— А куда народный контроль смотрит? А Госконтроль? — спросил Хрущёв.

— Откуда там народный контроль сейчас? Рабочих там ещё нет. Ни народному контролю, ни Госконтролю никто пока не сигнализирует, потому что сигнализировать ещё некому! — растолковал Серов.

— А Госплан?

— Госплан все необходимые распоряжения отдал, графики составил, всё распланировал. До начала основного этапа работ со стороны Госплана каких-либо мер контроля ждать нечего. Размещение рабочих — прерогатива местных властей и местных партийных органов. Графики завоза стройматериалов и техники выполнены приблизительно на 50 процентов, до конца мая успеют завезти ещё процентов 10-20, в лучшем случае, — ответил Серов.

— Так... Мне сейчас заниматься этим некогда, — сказал Никита Сергеевич. — Да и пора вам самим учиться разбираться с такими ситуациями. Поручи кому-нибудь в ИАЦ проанализировать все причины бунта и подготовить план мероприятий. Сроку тебе два дня. План принесёшь под своей подписью. Я завизирую.

— Потом вызывай в Москву Беляева (Первый секретарь ЦК компартии Казахстана Беляев Николай Ильич), и устраивай ему самый феерический про3,14здон, на который ты способен.

Серов усмехнулся.

— Потом хихикать будешь, я тебе на полном серьёзе говорю, — строго оборвал его Хрущёв. — В августе у нас ещё будет гостить Никсон! Он как раз в Сибирь и Казахстан поедет. Нам только восстания там в этот момент не хватало!

— Так восстание 1 числа началось, Никсон в это время уже из Москвы вылетать будет... — начал Серов.

— Да плевать мне на Никсона, там люди погибли! Ты уверен, что эта волынка начнётся именно 1 августа? А если на неделю раньше? — саркастически спросил Никита Сергеевич. — Жару-то там, в Казахстане, никто не выключит, даже Никсон!

— Мне сейчас только не хватало скандала в Казахстане, — продолжал Первый секретарь. — Ты помнишь из документов, что было, когда Беляева сняли?

— Брежнев своего приятеля Кунаева продвинул, — припомнил Серов. — Сейчас Брежнева уже нет, но Кунаева может выдвинуть Шелепин, они на целине в контакте работают.

— Вот именно! А помнишь, чем кончилось правление Кунаева?

— Сняли в 1986 году со скандалом из-за коррупции и отправили на пенсию.

— Ну и нахрена советскому народу такое счастье? — спросил Никита Сергеевич. — Если тот же Шелепин вытащит на руководящую работу Кунаева, мне будет сложно убедить Президиум не утверждать его на посту Первого секретаря ЦК компартии Казахстана. Как же, местные кадры зажимать нехорошо... Нам сейчас выгоднее сохранить на этом посту Беляева, а для этого надо не позволить ему облажаться. Понял расклад?

— Понял! Разрешите выполнять? — официально спросил Иван Александрович.

— Выполняй. Отвечаешь лично, — буркнул Хрущёв. — Если что — спрошу с тебя строже, чем с Беляева.

Иван Александрович представил план мероприятий через предписанные два дня. Хрущёв завизировал его, и административная система закрутилась. Первым делом Серов подключил к решению проблемы Комитет Партийного и народного контроля а также Комиссию Госконтроля и прокуратуру. Народные контролёры и работники прокуратуры провели тщательную негласную проверку всего строительства Карагандинского металлургического завода. Были выявлены множественные недостатки и недоработки в части планирования на местном уровне, в подготовке фронта работ, в обеспечении прибывающих строителей жильём, водой и продуктами питания. Особо отмечался низкий профессиональный и моральный уровень отдельных руководителей строительства и городской администрации.