-- Разве я мог забыть? -- Кейн улыбнулся в ответ. Внутри меня всё ликовало. Я смотрела в его яркие глаза и думала, что умру от счастья.

Кейн держал в руках огромный букет из больших золотистых подсолнухов. Я удивлено переводила взгляд с него и на цветы, словно сошедшие с моего полотна.

-- Спасибо, -- сказала я, мой голос предательски дрожал.

-- На тебя похожи, -- он протянул цветы.

-- Такие же колючие? -- пошутила я.

-- Такие же солнечные, -- ответил Кейн.

-- Пойдём, -- я потянула его за собой, оглядываясь по сторонам, никому до нас не было дела, гости, увлечённые фейерверком, смотрели наверх, -- здесь ничего не слышно.

Кейн последовал за мной в глубину сада. Звуки музыки и голоса становились всё тише. Мы вышли на террасу, окружённую колоннами и кустами жимолости, распространявшей дурманящий аромат. Впереди как на ладони раскинулся Лос-Анджелес, город, погрязший в фальшивых улыбках фальшивых людей и их фальшивых целях. Город, где каждый был приезжим, город, который не становился домом ни для кого. Транзитная точка, Неверленд. Город, похожий на постоянно меняющиеся дорогие декорации к фильму – всё выглядит настоящим, но ничто таковым не является. Город, утонувший в мёртвых мечтах и эгоизме. Современная Атлантида.

Я прижала подсолнухи к себе, чувствуя себя счастливой. Я поняла: не важно, где я, не важно, что творится вокруг. Мой дом там, где Кейн.

-- Сегодня солнце светит для меня даже ночью, -- я повернулась к Кейну, который безотрывно смотрел на меня. Его не волновала красота и блеск огней там внизу, фейерверки, освещающие ночное небо золотистыми искрами и даже луна, которая сегодня напоминала большой серебристый медальон. Он смотрел на меня. Не сдержав улыбку и ощущая щекот в груди, я прикусила нижнюю губу.

-- Ты невероятно красивая, -- произнес он, приближаясь.

Я не могла оторваться от его глаз. Кейн подошел ближе, и запах его парфюма заполнил мои легкие, прикоснулся к моей коже. Он протянул руки и откинул назад мои волосы, что-то блеснуло в его руках, и на моей груди появилась подвеска. Маленький ангел, расправивший тонкие ажурные крылья и распахнувший руки, устремил свой взгляд наверх, к небу. В груди его сверкало маленькое рубиновое сердце. Искрясь в огнях фейерверка, оно словно билось и трепетало.

-- Боже, Кейн! – восхищенно сказала я, сжав ангела в ладони.

-- Так меня ещё не называли, -- он смеялся, а я просто смотрела на него влюблёнными глазами и умирала от счастья.

-- Ты мой ангел, -- с нежностью сказал Кейн, поправляя подвеску на моей груди, затем он резко прижался своими губами к моим. Пьянея, я вдохнула выдохнутый им воздух. Его руки сжимали мой затылок, притягивая к себе, насколько это было возможно.

-- Ты мой бог, Кейн, -- шептала я, наши языки переплелись, одна его рука блуждала в моих волосах, другая – гладила мои плечи и спину.

-- Не говори так, -- хрипел он мне в рот, -- я не стою тебя.

-- Ты стоишь всего, что есть в этом мире, ты самый лучший, ты восхитителен, Кейн. Я люблю тебя, -- произнесла я неожиданно для самой себя, это был крик, сдержать который я не сумела. Кейн застыл, мне показалось, что он перестал дышать.

-- Ева, -- выдохнул он, отступая на шаг, -- ты не можешь меня любить. Я самое большое дерьмо, которое может встретиться тебе в жизни. Ещё когда я сосал палец в утробе у матери, для моей задницы уже было заказано VIP-место в аду.

-- Не говори так, пожалуйста, -- качала я головой, -- ты сам не знаешь, кто ты. Так сложилась жизнь. Никто из нас не выбирает место рождения и начала пути, но мы можем выбрать дорогу, найти цель, то, ради чего стоит жить. Я нашла тебя!

**********

Словно обратившись в камень, Кейн стоял без движения. Ему казалось, что свинцом заполнились не только его ноги и руки, но даже язык. На секунду, целуя Еву, он снова почувствовал себя счастливым, но внезапно она призналась ему в любви. Вот, что чувствует человек, падающий на землю с огромной высоты: не в силах вздохнуть во время полета и невесомости, ты понимаешь, что через секунду ты ударишься о землю так, что дышать тебе больше не придётся. Больше всего он боялся причинить ей боль, на этот раз ему действительно было не всё равно. С удивлением он понимал, что его сердце наполняется лёгкостью и радостью, что он словно бы поднимается над землёй, думая о Еве. Рядом с ней, во время их объятий, его переполняло чувство бесконечного счастья. Он не имел права поступать с ней нечестно.

-- Это ты сейчас так думаешь, -- говорил он, -- потому что ещё никогда не любила прежде. У тебя вся жизнь впереди, долгая, счастливая. У тебя будет семья, дети, любящий муж...

-- Ничего больше не говори, -- её подбородок дрожал.

Кейн схватил Еву и крепко прижал к себе, губами он вытер с её щеки слезу. Он осыпал поцелуями нежную кожу её лица, её нос, глаза, ресницы, губы.

-- Я не должен был приходить, -- говорил он, не отрывая от неё губ. Ева плакала. Он чувствовал себя никчемным созданием. Вряд ли Кейн смог бы припомнить все те разы, когда самки закатывали ему истерики, их слёз хватило бы, чтобы заполнить Байкал, но только сейчас это по-настоящему тронуло Кейна, и этот факт нормальным совершенно не был. Кейн Реймур не имел слабостей, не имел никакого чертово права на слабости!

-- Тогда зачем ты пришел? – глаза Евы всё ещё были прикрыты. Вопрос на миллион, ответить на который Кейн не мог даже самому себе.

-- Мать твою, Ван Гог, на этот раз тебе точно пришёл конец! -- прогремел голос Пола у них за спиной, -- объясни всем нам, какого черта твоя дохлая задница делает в доме Фреда, и какого черта твои мерзкие лапы лапают мою женщину!

Его женщину? Кейн замер. За эти слова он захотел выдрать его сердце через его же задницу! Ева стала его наваждением, причиной его сумасшествия. Его мозг, по всей видимости, совсем перестал работать, потому что он был уверен, что сделает всё, чтобы этот холеный мудак больше не заглядывался на его девочку… Его девочку? Господи Иисусе, Кейн вдруг понял, как далеко зашло дело, и с неожиданным спокойствием он осознал, что его судьба ему просто безразлична, он вздохнул. Ева дернулась, но он не выпустил её из своих рук, не позволил. Кейн знал, чем рисковал, решив заявиться на её день рождения. Он прекрасно осознавал последствия, и был готов заплатить за свои ошибки.

Послышался щелчок взведённого курка.

-- Повернись, блядь, ко мне, сукин сын, -- рычал Пол, -- я хочу смотреть тебе в глаза, когда твой гнилой мозг разлетится по балкону.

-- Пол, -- испуганно вскрикнула Ева, -- опомнись!

В это мгновение Кейн сожалел лишь о том, что, возможно, Еве придётся увидеть чью-то смерть. Но так как Кейн планировал прожить долгую и счастливую жизнью, полную приключений, и переделать множество незаконченных земных дел, сдохнуть должен был именно Пол.