– Как вас зовут? – закричала Полина вслед уходящей девушке, совсем не надеясь, что та ей ответит, не зная, чем помочь, как ее удержать.

– Инга, – донеслось до Полины, но никакой девушки она больше не видела.

Максим взял ее под руку и повел к выходу с кладбища – теперь он ее вел, а не она его, как вначале. Движения его стали уверенными, руки сильными – он окончательно пришел в себя и сможет жить дальше. Можно больше за него не беспокоиться.

– Спасибо тебе, – с чувством проговорил Максим и поцеловал ее. – Кажется, у вас начинается новое дело? От всей души желаю удачи.

Он еще раз на прощание поцеловал Полину, сел в машину – она услышала, как хлопнула дверца, – и уехал.

– Пойдем. – Виктор обнял ее за плечи, словно принимая эстафету, и повел к своей машине. – Мне только что позвонили, – сказал он, – ты оказалась права. Я просил у одного знакомого диспетчера узнать… В общем, сегодня ночью при взлете действительно разбился самолет. Но не у нас, а в Светлом.

Наш самолет благополучно приземлился в Нальчике. Аэровокзал был крошечным, будто ненастоящим, именно таким, как мне запомнился. Я больше не притворялся обычным путешественником-отпускником, просто поверил, что все, о чем я помню, происходило на самом деле. Сразу стало легче. Вместе с немногочисленными пассажирами я прошел к автобусной остановке. До поселка Синие Горы было около ста тридцати километров – два с половиной часа, примерно столько же, сколько я летел самолетом.

Гостиницу я узнал сразу – она нисколько не изменилась: точно так же, как в прошлый приезд, была опутана разноцветными огоньками, словно новогодняя елка. И портье тот же. И опять было очень поздно, почти двенадцать, и в вестибюле, кроме нас двоих, никого не оказалось. Я поздоровался с портье как со старым знакомым, но он не пожелал меня узнать. А еще говорят, что у людей, работающих в сфере обслуживания, профессиональная память на лица. Заблуждение! Ничего они не помнят, наоборот: взгляд замыливается от постоянного мелькания народа, и все люди кажутся на одно лицо. Но мне просто необходимо было, чтобы он меня вспомнил.

– Двести пятнадцатый номер, – вкрадчиво произнес я и со значением улыбнулся.

– Хорошо, – равнодушно откликнулся портье, глядя в экран монитора, – номер свободен.

– Видите ли, это для меня очень важно, – начал объяснять я все с той же значительной улыбкой. – Дело в том, что я совершаю траурный тур в память о моей жене. Она погибла…

– Искренне соболезную, – равнодушно проговорил он и протянул бланк. – Заполните и можете заселяться.

– Она погибла здесь. Упала в ущелье.

Первый раз за время разговора портье посмотрел на меня по-настоящему, заинтересованно, а не скользнул взглядом.

– Что ж, случается, – наконец сказал он, – у нас опасные трассы, самые сложные, новичкам они не по зубам. Зато лыжный сезон круглый год, а не с ноября по май, как почти повсеместно. И в летние месяцы у нас много отдыхающих. Хотя лично я непрофессионалам запретил бы даже приближаться к сложным трассам. Но кому интересно мое мнение? Коммерция!

– Мою жену звали Инга. Неужели вы ее не помните? – закричал я, не выдержав своей роли, не выдержав его равнодушия. – Все-таки не каждый же день у вас происходят несчастные случаи!

– Инга? – Теперь он смотрел на меня не только с интересом, но и, как мне показалось, с явным осуждением. – Был у нас один случай. Месяц назад. Женщину в самом деле звали Инга. Но ведь она… – И тут, рассердившись на меня всерьез, тоже не выдержав своей роли вежливого портье, он гневно выкрикнул мне в лицо: – Эта Инга не ваша жена. И нечего мне тут голову морочить! – Так же гневно бросил мне паспорт и ключ от номера.

Паспорт! Все дело в этом. У меня нет отметки о регистрации брака, вот он и не поверил. Я и сам знаю, что нет, но разве это что-то меняет? Да, я помню, что никогда не был женат, но ведь он подтвердил факт существования Инги. Нужно успокоиться и продолжить разговор, выжать из него все, что он знает.

– Но ведь Инга погибла, вы сами это сказали, – снова приступил я.

– Нет, я этого не говорил! – сердито возразил портье. – Ваш номер на втором этаже. Спокойной ночи! – И махнул рукой в сторону лестницы, давая понять, что разговор окончен.

– Вы помните мою жену, это же ясно, – не хотел я сдаваться, – почему в таком случае не помните меня?

Портье ничего не ответил, снова уставился в монитор и сделал вид, что не слышит меня. Я перегнулся через стойку и тут увидел, что его рука, лежащая на мышке, дрожит.

– Послушайте. – Я слегка похлопал его по плечу, чтобы отвлечь от монитора.

Он нервно дернулся, посмотрел на меня каким-то затравленным взглядом.

– Идите в свой номер, уже поздно, – умоляюще попросил он. И тут я понял, что мужчина меня почему-то боится. Нужно было как-то изменить его отношение. Мне вдруг вспомнился один анекдот, который однажды он рассказал мне.

– Администратор гостиницы говорит клиенту, – начал я, наблюдая за его реакцией, – если вы мне не докажете, что это ваша жена, я не смогу поселить вас вместе. А клиент отвечает: «Если вам удастся доказать, что это не моя жена, я буду вам благодарен до самой смерти».

Портье кисло улыбнулся:

– Я знаю этот анекдот.

– Конечно, знаете! – поспешил я его уличить. – Ведь это вы мне его рассказали.

– Ну и что?

– Был такой же поздний час, как сейчас, я спустился в вестибюль. У меня закончились сигареты, я вышел, чтобы купить, но автомат не работал. Вы предложили мне свои. Мы разговорились. Вы пожаловались, что ваша жена звонит вам каждый час, жутко ревнивая особа, достала уже, все проверяет, на месте ли вы, не развлекаетесь ли в номере какой-нибудь молоденькой постоялицы, считая, видимо, что у вас не гостиница, а бордель. А потом рассказали этот анекдот.

Я только хотел разрядить обстановку легким непринужденным разговором, помочь ему восстановить события. Но просчитался. Портье побледнел и прямо-таки затрясся от гнева.

– Я не знаю, кто вы такой и чего добиваетесь, – прошипел он, глядя на меня с ненавистью и ужасом. – Но вам я ничего не рассказывал! – Он сделал упор на слове «вам», и я тут же к этому прицепился.

– То есть сам разговор вы помните? Но считаете, что говорили не со мной, а с кем-то другим. Вот тут вы ошибаетесь: это был именно я. Ну напрягите свою память, всмотритесь внимательнее в мое лицо, вспомните. Я стоял здесь, на этом самом месте, а вы, как сейчас, по ту сторону барьера. – Я рассмеялся, но он шутку не оценил, продолжал все так же хмуриться. – Вы протянули мне пачку сигарет и поставили на стойку пепельницу, зеленую, с надписью «Бэкс» на боку. Мы закурили, зазвонил телефон, это была ваша жена, вы поговорили с минуту, а потом посетовали, что достала, звонит и звонит… А потом анекдот. Ну, вспомнили?

Я пытался восстановить каждую деталь, чтобы убедить его, что тогда он разговаривал именно со мной, но результата не добился. Портье впал в какой-то ступор, смотрел мимо меня и не желал больше идти на контакт. Понимая, что от него ничего не добиться, я взял со стойки ключ, положил в карман паспорт и направился к лестнице. Широкие деревянные перила, покрытые темным лаком, ковровая разноцветная дорожка, с преобладающим темно-красным, – все было точно таким, как мне запомнилось. Я жил в этой гостинице. И если портье не может меня вспомнить, то это проблемы его, а не моей памяти.

В номере тоже ничего не изменилось: все те же кремовые обои и шторы; на большой двуспальной кровати серебристое покрывало. А вот и горный пейзаж в рамке. Все на своих местах, все в полной сохранности. Я разделся, повесил одежду в шкаф, достал умывальные принадлежности. Но, как только вошел в ванную, почувствовал себя плохо: замутило, закружилась голова, и вообще стало как-то не по себе. Решив отложить туалетные процедуры на завтра, вернулся в комнату, расправил постель и лег спать.

Уснуть, однако, никак не удавалось. Назойливо лезли в голову воспоминания о нашей с Ингой поездке, и невольно приходилось сравнивать то, счастливое путешествие с этим, одиноким, вдовым. Хмурый таксист привязывает лыжи к багажнику на крыше машины – мы с Ингой переглядываемся и улыбаемся друг другу. Я еду в такси, другой, незнакомый веселый водитель везет меня в аэропорт, и ощущаю страшное одиночество. Инга летит с горы, я стою наверху, любуюсь ее уверенными, ловкими движениями, и на меня вдруг накатывает невероятное блаженство: эта удивительная женщина – моя жена. Блаженство сменяется отчаянием: мы больше никогда не будем вместе.