Наконец, они поднялись и скрылись из виду. Постояв минуты две, я пошел обратно.

*

Тем же вечером, как Сергей и обещал, состоялось открытие смены. После ужина студенты потянулись к месту для костра – парами, шумными компаниями, в одиночку. Я задержался, поэтому, придя, обнаружил, что все пространство перед костром оказалось занятым: студенты сидели на коротких и толстых бревнах, которые огородили костер многогранным орнаментом.

У костра я увидел Сергея – он с ребятами стоял вблизи пламени и держал в руках сковородку. Они готовились жарить блины.

Я стоял позади всех, глядя, как искрится багряное пламя, пока не услышал, как кто-то меня зовет. Осмотревшись, я увидел Катю. Она сидела на бревне и показывала место рядом с собой. Когда я уселся рядом, сказала:

– Сережке, как обычно, на месте не сидится. Блины всем жарит.

И добавила:

– А тебя не дозовешься – только на костер и глядишь.

Катя посмотрела на меня и улыбнулась. На ней была бежевая куртка и голубая шапочка с белым помпоном. В ней она была похожа на Снегурочку.

– Пламя завораживает, – признался я.

– Ага. Так же завораживает ручей.

Вдоль бревен стали разносить блины на бумажных тарелочках. Распробовать их мы не успевали – до нас доходила лишь пустая тара с масляными пятнами. Когда в очередной раз мы получили тарелку без блинов, Катя сказала:

– Подожди. Я сейчас.

Она отошла и вскоре вернулась с полной тарелкой. С края свешивалось полдюжины блинов. От тарелки шел ароматный пар.

– Держи. Надо съесть все – я Сережке обещала.

Катя протянула мне тарелку:

– Блинов много, а вилка одна. Справимся?

Я кивнул. Ели мы по очереди – по одному блину. Поэтому и говорить нам пришлось поочередно – когда один из нас ел, другой о чем-то рассказывал. Рассказывать лучше получалось у Кати, поэтому я съел пять блинов, а она – только два. Но нас такой расклад устраивал. Пару раз к нам подходил Сергей: спрашивал, как дела, предлагал еще блинов и возвращался обратно – организовывать и руководить. Когда блины кончились, началась викторина. Близилась ночь, костер стих, как стихли голоса у костра. После еды клонило в сон.

Несмотря на поздний час, воздух был теплым. Катя стянула шапку и поправила волосы. Я вспомнил о своем впечатлении.

– В этой шапке ты похожа на Снегурочку, – сказал я.

Катя внимательно на меня посмотрела. Даже как-то строго. Может, решила, что я к ней клеюсь? Катя повернулась к костру и сказала:

– Снегурочкой меня любил называть мой младший брат. Давным-давно…

– Брат?

Я ждал ответа, но Катя молчала. Рядом в снегу лежала тарелка с остатками блинов. Она была похожа на лунную поверхность с желтыми кратерами.

– Эту шапку я купила во Франции прошлой зимой, – сказала Катя. – Ездила туда в пятый раз.

Я спросил:

– Нравится Франция?

Катя кивнула:

– С детства. Это гены. Моя мама – учительница французского. На концертах Милен Фармер я была и в Париже, и в Москве. «Амели» смотрел?

– Да.

– Мой любимый фильм. Дома – полная коллекция Яна Тирсена. А еще – Джо Дассена.

– А как тебе сами французы? – спросил я.

Катя сказала:

– Есть два стереотипа о французах, которые не подтверждаются на практике. То, что французские мужчины – самые галантные; и то, что французские женщины – самые красивые.

– А на самом деле?

– А на самом деле, французы отличаются скупостью, а француженки – заурядностью.

– И все-таки ты любишь Францию? – спросил я.

– Да. Наверно, в прошлой жизни я была француженкой. Надеюсь, все-таки не самой заурядной.

Студенты потихоньку уходили. На нашем с Катей бревне остались лишь мы вдвоем. Сергей продолжал вести викторину для десятка человек. Катя вздохнула:

– Сережа будет вести конкурс до упора. Иногда я думаю, что нельзя быть таким правильным.

Я глядел в огонь. Катя продолжила:

– На прошлой неделе он помогал ребятам из своей группы пересдавать экзамен. Ходил к преподавателю, разговаривал с ним, убеждал. Сам-то он этот экзамен давно сдал. Но не помочь не мог. Сережка считает, что раз он является старостой группы, значит, он ответственен за нее. Все четыре года, что мы вместе, мягко борюсь с его альтруизмом.

– Лучше бороться с альтруизмом человека, чем с его эгоизмом.

– С этим не поспоришь. Но это так… Женское собственничество. А еще – желание сберечь его.

Катя расправила шапку на коленках.

– Расскажи-ка мне о своей девушке, – сказала она.

Я задумался. Никто никогда не спрашивал меня о моей молчаливой подруге. И, правда, что о ней можно рассказать?

– Я тебя смутила? – спросила Катя, видя мое затруднение.

– Нет. Просто думаю, что рассказать. Я ведь и знаю-то ее меньше полугода.

– Это немало. За это время можно узнать, по крайней мере, какой у человека любимый фильм, любимая книга и любимое блюдо.

Я начал вспоминать. Фильмами и книгами моя девушка не интересовалась.

– Любимое блюдо… Скорее всего, пельмени. Не уверен, что любимое, но, когда я прихожу к ней в общежитие, мы едим только пельмени.

– Мне кажется, это любимая еда всех, кто живет в общежитии, – засмеялась Катя. – А какую музыку она слушает?

– Как раз в музыке у нее есть пристрастия. Точнее, одно пристрастие. Альбом «Fat of the Land» группы Prodigy.

– Хороший вкус.

– А еще она увлекается хиромантией.

– Замечательно. Она верит в судьбу?

– Да. У каждого она своя.

Про то, что во время оргазма цвет глаз моей молчаливой подруги менялся с серого на зеленый, я говорить не стал. Об этой особенности так сразу рассказать было затруднительно.

– Твоя девушка права. У каждого своя судьба, – сказала Катя. – Тебе, наверно, странно, что я спрашиваю о твоей девушке, а не о тебе?

Я пожал плечами. Она сказала:

– Просто тебя я, кажется, знаю и так…

Она замолчала, как мне показалось, недоговорив. Костер медленно догорал. Викторина закончилась, Сергей недалеко от нас разговаривал с ребятами.

– Скажи мне, какая в детстве у тебя была любимая книга? Лет в десять? – прервала Катя молчание.

Она глядела на тарелочку в снегу. Я долго думал. Потом сказал:

– Наверно, произведения Носова про Незнайку.

Услышав это, Катя мельком взглянула на меня, а затем вновь опустила взгляд. У меня опять возникло чувство, что я сказал что-то не то.

– Ты надеялась услышать что-то другое? – спросил я.

– Нет. Ты ответил как раз верно…

Катя и вправду что-то недоговаривала.

– Кстати… Мой любимый фильм ты уже знаешь. Из еды я больше всего люблю круассаны и кофе со сливками, а моей настольной книгой является «Маленький принц» Сент-Экзюпери. Что, в общем, не удивительно, – сказала она. – Вот так. Чтобы узнать это, тебе понадобился всего один день. Видишь, как все просто?

– Одна девочка давным-давно сказала мне, что я похож на Маленького принца, – сказал я.

– Возможно, она была права.

К нам подошел Сергей.

– Ну что скучаем-мерзнем? Почему в викторине не участвовали? – спросил он.

– Мы для нее слишком умные, – показала ему язык Катя.

– А для снобов я устрою отдельную викторину. И никакой там тебе Франции не будет!

Он взял Катю за руку и поднял с бревна. Втроем мы направились к пансионату. В холле, пожав мне руку на прощанье, Сергей напомнил, что завтра экскурсия.

Но экскурсию в Кострому, на которую я записался по настоянию своих новых друзей, я проспал. Будильник решил подвести меня в очередной раз. Когда я проснулся, он показывал «4:33». Стрелки застыли, словно ночью им приснился страшный сон. Поднявшись с кровати, я потопал в ванную.

Погода на улице была такой же чудесной, как и вчера. Второе зимнее утро словно было сделано под копирку с первого: голубое небо кристальной чистоты, свежий морозец, сияющий снег под ногами. Лишь место у костра выглядело по-другому – перетоптано, смято: как лицо пьяницы с похмелья.