Он застенчиво улыбнулся.

— Рано или поздно это должно было произойти, — произнес он. — Учитывая то, кто у меня отец, и все такое. Должен же я чем-то заниматься. Отец считает, что все это время я просто волынил.

— Тоби! Ты не можешь уехать! А что буду делать я? Кто будет меня учить?

Он грустно улыбнулся.

— Теперь тебе наймут настоящую гувернантку или учителя. Давно пора. Это ведь все несерьезно…

— Несерьезно! Я узнала от тебя столько интересного. Ни одна гувернантка меня этому не научила бы. Тоби, не уезжай!

Он покачал головой.

— У меня нет выбора. Отец серьезно со мной поговорил. Он всегда называет меня Тобиасом. Насколько я знаю, в юности его называли Биас[5]. Это так странно. Биас! Возможно, поэтому он всегда стремится к объективности.

Тоби продолжал болтать всякую чепуху, как будто стремясь смягчить удар, который он мне только что нанес.

— Куда ты едешь?! — воскликнула я.

— В Индию… Там находится одна из наших компаний.

— Ваших компаний? Ты хочешь сказать, компаний твоего отца?

Он скромно кивнул, и я поняла, что далеко не все знаю об этом юноше. Как я уже говорила, его коньком были дискуссии, в ходе которых он учил меня тому, что у каждого явления есть скрытые от поверхностного наблюдателя свойства и стороны. Я считала его одним из маминых поклонников, причем из числа наименее значимых. Он был недостаточно талантлив, чтобы играть на сцене, недостаточно представителен, чтобы сопровождать ее, к тому же слишком молод… Одним словом, мистер Почти, как когда-то назвала его мама. Я разозлилась на себя за свою слепоту. Тоби страстно любил литературу и был лучшим товарищем в мире. Я ни с кем не чувствовала себя так свободно, как с ним. Мы могли обсуждать любые темы, и нам никогда не бывало скучно. Он стоил всех маминых почитателей, вместе взятых, включая Эверарда. Подумать только, ведь все это время он был весьма весомым джентльменом, сыном финансового воротилы, могущественного Тобиаса (в юности Биаса), владельца множества компаний, который твердо намеревался сделать Тоби продолжателем своего дела.

Мне стало стыдно за свою наивность.

— Он выжидал, — продолжал Тоби, — и он считает, что пришло мое время.

— Тоби, — грустно вздохнула я, — когда ты едешь?

— Через три недели.

Я бросилась к нему на шею и прижалась всем телом к его груди.

— Спокойно, — произнес он, неловко похлопывая меня по спине, как будто я подавилась. — Спокойно, Сэйра.

— Не уезжай! — взмолилась я.

— Я должен ехать, Сэйра. Я должен заняться чем-то серьезным. Так дальше продолжаться не может.

— Почему?

— Потому что я сын своего отца. Я должен быть его достоин.

— Ты тоже хочешь заработать кучу денег для своих детей и внуков?

— Дело не только в этом. Для Старика это скорее игра, чем желание становиться все богаче и богаче. Но с большими деньгами приходят и серьезные обязательства. Отец позволил мне стать на ноги, повзрослеть… но пришла пора браться за дело.

Боль стала невыносимой. Я не осмеливалась взглянуть в будущее, в котором не было Тоби.

Домашние по-разному приняли известие о его предстоящем отъезде. У мамы оно вызвало раздражение. Тоби был очень удобен, к тому же она терпеть не могла терять поклонников.

— Глупый старикашка! — воскликнула она, когда Тоби ушел. — Родители не имеют права вмешиваться в жизнь детей. — Затем она решила излить свое презрение и на сына. — Я уверена, что он почти осмелился настоять на своей самостоятельности.

— Он и так слишком долго здесь околачивался, — было мнение Мег. — Что это за жизнь для молодого человека! Хотя, честно говоря, я к нему привыкла. Мне его будет не хватать.

Джанет только довольно хрюкнула.

— Неужели она думала, что он всю жизнь будет у нее на побегушках? Придется ей обходиться без него.

А я была просто безутешна.

Тоби как мог пытался меня утешить и развлечь, но от этого мне становилось только хуже. Меня не интересовали ни прогулки среди надгробий аббатства, ни кормление уток в Сент-Джеймс-парке. Ведь я знала, что все это мы с ним делаем в последний раз. Однажды вечером он пригласил меня в театр, но не на мамин спектакль, а на величественную мелодраму под названием «Серебряный король». Эта пьеса привела меня в восторг, длившийся, впрочем, всего несколько секунд, пока я не вспомнила, что в последний раз пришла в театр с Тоби.

Тоби тоже был грустен и задумчив. Наверное, он думал о разлуке с моей мамой. Мы вернулись домой, и нам обоим было безразлично, успеем ли мы вернуться раньше ее.

Мег с заговорщическим видом впустила нас в дом.

— Они еще не вернулись, бегом наверх, — скомандовала она.

Стоя у окна, я смотрела вслед отъезжающему экипажу Тоби.

В эту ночь мне не спалось. Луна была почти полной, но она отбрасывала лишь скользящие тени на стены моей спальни, потому что сильный ветер гнал по небу тяжелые облака. Я горевала, думая о разлуке с Тоби.

Мамы еще не было дома, хотя уже давно пробило полночь. Видимо, они с Эверардом после спектакля отправились ужинать.

«Что толку лежать в постели, если тебе все равно не спится?» — спросила я у себя. Я встала, накинула халат и подошла к окну. Взглянув на улицу, я в ужасе затаила дыхание. На другой стороне дороги стоял мужчина. Он стоял на том же месте, где я уже видела женщину. Я не могла отчетливо рассмотреть его лицо, но мне показалось, что он уже немолод. Неужели он тоже жаждет взглянуть на богиню? Он не походил на завсегдатаев кулис.

Я сделала шаг назад от кружевных занавесок и положила руку на тяжелую бархатную портьеру. Разумеется, он не мог меня заметить, потому что в комнате было темно. Но я его видела, поскольку он стоял под самым фонарем. Я решила, что он хочет увидеть мою маму.

Я вернулась в постель, но сон по-прежнему не шел. Я пыталась представить себе, как буду жить без Тоби. Наверное, мама наймет мне гувернантку. Она не захочет отправлять меня в школу. Ведь тогда она лишится возможности возвращаться домой к своей малышке Сиддонс, о которой она так редко вспоминает.

Раздался цокот копыт. Я подбежала к окну и увидела остановившийся у двери экипаж. Из него вышли мама и Эверард. Дверь за ними затворилась. Экипаж отъехал от дома. Мужчина по-прежнему стоял на другой стороне улицы. «Интересно, что он почувствовал, увидев маму под руку с другим мужчиной?» — подумала я.

Я не знала, почему мне становится так страшно при виде этих людей, поджидающих маму у подъезда. Я пыталась убедить себя в том, что они ничем не отличаются от тех, кто встречает ее у выхода из театра или у дверей гримерки, но меня не оставляло дурное предчувствие.

Лежа после этого в постели, я задумалась. Воображение обратилось в моего врага. Мне чудилось, что мужчина перед домом безумно влюблен в маму и собирается застрелить ее или Эверарда, как только они покажутся в дверях. Я так себя взвинтила, что уже собиралась бежать за утешением к Мег. Я бы так и сделала, если бы она не спала в одной комнате с Джанет. Я не сомневалась в том, что сестры с присущим им хладнокровием быстро остудили бы мое разгоряченное воображение.

Через час после возвращения мамы и Эверарда я все еще не спала. Подкравшись к окну, я увидела, что мужчина так и не сошел с места.

«Что он там делает?» — спрашивала я себя. И решила утром все рассказать Мег.

В конце концов я задремала. На рассвете меня разбудил звук закрывающейся двери. Это ушел Эверард.

Я подбежала к окну и проводила его взглядом. Он шел по улице, высокий и очень импозантный. Мег считала, что когда-нибудь он непременно станет премьер-министром.

— Если бы не она, — вздыхала Мег. — Хотя я не уверена, что из миледи вышла бы подходящая жена для премьер-министра. Актрисам лучше выходить за пэров.

И тут я увидела, как из-за деревьев вышел мой ночной наблюдатель. Должно быть, он провел там всю ночь. Он неторопливо зашагал по улице, в направлении противоположном тому, куда ушел Эверард.