— Так, значит, ты все-таки ее покидаешь, — укоризненно произнесла я.

— А что мне еще делать? Она больше не может нам платить… ни мне, ни Джанет. Ее роли становятся все меньше и меньше. Скоро она будет рада ролям без слов.

— И все из-за этого скандала…

— О нет, на самом деле скандал тут ни при чем. Если бы она была великой актрисой, она бы пережила эту историю и глазом не моргнув. Но она не великая актриса. Во всяком случае, ее талант идет только в комплекте с молодостью. Просто скандал состарил ее раньше времени, вот и все. Я ей сразу сказала, что это замужество ее погубит… но она меня не послушала. О нет, она была грамотная… Тем не менее свою задачу она решила неправильно. Я еду к Этель. Наконец-то Джанет заткнется. Но я тоже сыта театром по горло.

У меня состоялся серьезный разговор с мамой. Она лежала в постели. Я не позволила ей встать, слишком слабой и изможденной она выглядела.

— Я не знаю, что нам теперь делать, — призналась она. — Платить Мег и Джанет я больше не могу. И от дома нам тоже придется отказаться.

— И ты еще платила за школу! — воскликнула я.

Она рассмеялась.

— Ничего я не платила. Это все твои тетки.

Я потеряла дар речи. Так, значит, двумя годами беззаботной жизни и хорошим образованием я обязана им!

Меня охватило смешанное чувство благодарности и стыда.

— Я больше не вернусь в школу, — заявила я. — И мы что-нибудь придумаем.

— Что? — поинтересовалась мама.

Что обычно делают девушки, оказавшиеся в таком положении, как я? Если они остаются в одиночестве, они могут податься в гувернантки или компаньонки… М-да, незавидная перспектива. Дети обычно неуправляемы, а старушки капризны. Но я-то не одна. Мне еще маму содержать надо.

— Первым делом я напишу тете Марте и тете Мабель и сообщу им, что бросаю школу. Я им все объясню.

— Могу себе представить, как они будут злорадствовать, — угрюмо произнесла мама.

Я написала им в тот же день.

Я и сама прекрасно понимала, в каком затруднительном положении мы оказались. После долгих переговоров в их номере в Браунс-отеле мы решили, что для нас с мамой существует один-единственный выход.

— В конце концов, — заявила тетя Марта, — Айрини — миссис Ашингтон, а ты, Сэйра, дочь нашего брата.

Ашингтон-Грейндж всегда был родовым гнездом Ашингтонов, и если бы не чайная плантация, мой отец тоже жил бы там. Тетки подчеркнули, что сейчас дом принадлежит им. Но если бы у моего отца родился сын, дом, естественно, перешел бы к нему. По мнению теток, Айрини должна была переехать в Ашингтон-Грейндж, где о ней будет кому позаботиться, а мне предстояло вернуться в школу.

Мама была вынуждена признать, что ей больше ничего не остается и погрузилась в глубокую депрессию. Она так привыкла к обожанию и поклонению, которые всегда воспринимала как должное, что теперь не жила, а влачила жалкое и унылое существование. Чего-чего, а обожания и поклонения в Ашингтон-Грейндже ей ожидать не приходилось.

Она сказала, что не вынесет переезда, если меня не будет рядом, и мне было нетрудно ее понять. Тетки ее презирали, она тоже не испытывала к ним теплых чувств. Ей трудно было смириться с мыслью о том, что придется принять у них милостыню, но мысль о голодной смерти в придорожной канаве нравилась ей еще меньше. Да и нельзя было забывать и обо мне. Допустить, чтобы ее дочь пошла работать, она не могла. И что я умела делать?

Я очень быстро поняла, что причина такой заботливости теток заключалась во мне. Думаю, им очень хотелось, чтобы в их доме поселилась юная родственница. Это позволяло им строить за меня планы на будущее, а тетя Марта страстно любила строить всевозможные планы. Нетрудно было представить себе, что будущее племянницы занимало ее намного больше, чем грядущий церковный базар или ежегодный праздник садоводов на лужайке перед Ашингтон-Грейнджем.

Я твердо стояла на решении не возвращаться в школу.

— Вздор! — восклицала тетя Марта. — Девушки Ашингтон до восемнадцати лет всегда учились в школе.

— Я должна быть рядом с мамой, — отвечала я. — Она больна.

— Чушь! Это просто хандра!

— Она перенесла большую личную трагедию, — напомнила я им.

— Заслуженная расплата за все эти… — начала тетя Мабель.

— Вы должны понять, — перебила ее я, — что если вы хотите видеть меня в Ашингтон-Грейндже, моей маме там тоже должны быть рады.

Я сама изумлялась смелости, с которой отдавала распоряжения этим устрашающего вида дамам. В то же время я испытывала к ним некоторую нежность, ведь они так хотели видеть меня в своем доме, что принимали все выдвигаемые мной условия.

— В таком случае, — вздохнула тетя Марта, — нам придется нанять гувернантку.

— Для гувернантки я уже слишком взрослая, — запротестовала я.

— Твое образование не было окончено из-за… какого-то каприза! — отрезала тетя Марта. — У тебя обязательно будет гувернантка. У нашей сестренки Маргарет было слабое здоровье, и она не могла посещать школу. Так вот, у нее всегда была гувернантка… и не одна. Маргарет умерла.

— Надеюсь, не от избытка гувернанток, — хихикнула я.

Честно говоря, мне все труднее было бороться с необъяснимым желанием дразнить теток.

— Ты слишком легкомысленна, Сэйра, а мы говорим о серьезных вещах.

Никто лучше меня не знал, насколько серьезны обсуждаемые нами вопросы. Тем не менее теткам пришлось сдаться, и мы смогли прийти к окончательному решению. Нам с мамой предстояло переехать из дома на Дентон-сквер в Ашингтон-Грейндж.

Несмотря на печальные обстоятельства, вынудившие меня переехать в Ашингтон-Грейндж, я испытывала сильное волнение, впервые к нему подъезжая.

Мы вышли из поезда на станции Эпли, где нас уже ждал экипаж, доставивший нас в одноименную деревушку посреди леса. Деревня представляла собой типично английское поселение — несколько домов, сгрудившихся вокруг церкви, явно норманнского периода. Экипаж неторопливо катился по просеке, и вдруг деревья расступились, и мы очутились в настоящем оазисе, неописуемо прелестном в этот мягкий сентябрьский день. Сады перед домиками были расцвечены яркими астрами, пышными хризантемами и царственными георгинами. В центре деревни зеленела неизбежная лужайка с прудом посередине. У пруда стояла скамейка, а на ней увлеченно беседовали двое старичков. Они любопытным взглядом проводили нашу карету. Затем мы миновали кладбище, отмеченное каменными надгробиями. Некоторые надгробия были совсем новыми, другие покосились от времени. За кладбищем расположился сельский магазин, одновременно выполняющий функцию почты. Тут дорога увела нас в сторону, и вскоре мы уже подъезжали к воротам поместья.

Дом был прекрасен. Серый камень, из которого он был сложен, от возраста приобрел более мягкий оттенок, в центре его украшала арка, а западное крыло венчала башня с зубчатой стеной и узкими щелями бойниц. Эта часть сильно контрастировала с архитектурным стилем остального здания, возведенного явно в более поздний период. Со временем я узнала, что прежде на этом месте возвышалась норманнская крепость, от которой сохранилась одна башня. Весь остальной дом был построен в правление Карла I и чудом уцелел в огне гражданской войны. Тетя Мабель очень гордилась домом и рассказала мне все это, как только поняла, насколько я заинтересовалась его историей.

А пока я просто впитывала изящество и обаяние, непринужденно излучаемые симметричной архитектурой здания и украшающими его классическими статуями и всевозможными завитушками. Дом был не столько велик, сколько очарователен. Построенный в первой половине семнадцатого века, когда архитекторы только начинали пробовать силу, он носил на себе отпечаток многовековых английских архитектурных традиций.

Внезапно я почувствовала, что меня переполняет гордость за то, что я ношу то же имя, что и это благородное сооружение.

Мы проехали под аркой и очутились во дворе, у двери, отворявшейся непосредственно в холл, где нас уже поджидали тетки, на своей территории имевшие вид еще более устрашающий, чем на Дентон-сквер или в Браунс-отеле.