Литмир - Электронная Библиотека

- "Клубу Смертников" - так назвал наше собрание один из братьев, что закончил свой путь в желудке Гуля две ночи назад.

- Клубу смертников?

- Можно ждать, можно трястись и лелеять свой страх, а можно... развлечь братьев.

- Развлечь?..

- За неимением иных развлечений, мы развлекаем друг друга историями, ибо один рассказчик способен занять многих слушателей. И если ты сочтешь возможным присоединиться к нам и рассказать свою, то все вместе проведем время отпущенное Аллахом (если ты веришь в истинного бога) с пользой.

- Рассказываемые истории, - возвестил новый голос, - могут в равной степени быть выдумкой и правдой, а могут сочетать и то и другое. Здесь нет придирчивых судей.

- Могут случиться с тобой, или с кем-то из твоих близких. А могут и с малознакомым человеком. А поведать каждому есть что.

- Итак, брат, есть ли у тебя история, достойная внимания присутствующего здесь высокого собрания?

- Есть!

- О-о-о, я так и знал. Возблагодарим же, братья, Аллаха милостивого и всезнающего за ниспосланного нам брата. Идите все сюда, и послушаем историю, но говори кратко, ибо конец ее не всякому дано услышать, равно как и рассказчику досказать...

1.

Начало рассказа первого узника

Султан города Ахдада Шамс ад-Дин Мухаммад пребывал в скверном расположении духа, и - как следствие - тела.

Скверное расположение тела было связано с туфлей, правой туфлей повелителя правоверных (а кто сказал, что султан в своем городе не повелитель правоверных) с которой, как известно, Пророк повелел выходить из отхожего места.

Привычную к подобному туфлю привычно сжимали привычные к подобному руки визиря славного города Ахдада Абу-ль-Хасана.

- Говори!

Шамс ад-Дин осторожно придвинул скамью - резную скамью, оббитую нежнейшим китайским шелком - и осторожно опустился на нее. Когда Абу-ль-Хасан облюбовывал туфлю о том, чтобы вырваться не могло быть и речи.

- О повелитель правоверных, о узел чалмы Пророка, о светоч мира...

- Сколько? - Шамс ад-Дин желал, чтобы голос гремел, поднимался высокими стенами дворца, отражался от изукрашенного лепкой потолка и опускался на склоненную голову визиря. Вместо ожидаемого, получился вопрос, усталый вопрос усталого человека.

- Восемь, - ответил Абу-ль-Хасан, - это те, о ком нам известно, о светоч мира. Есть еще квартал нищих, пусть и - стараниями славного султана - не такой большой и населенный, как квартал купцов, или иные кварталы славного Ахдада. О том, что там творится - одному Аллаху ведомо.

"А Абу-ль-Хасан постарел, - неожиданная мысль посетила славную голову Шамс ад-Дина. Раздутый живот мешает опускаться на колени. Трясущиеся ноги - мешают подниматься. Да и руки, некогда проворные руки далеко не с первого раза ловят привычную туфлю".

- Как смеешь ты, несчастный, являться ко мне с дурными вестями! Завтра... нет, сегодня же велю повесить тебя и сорок твоих родственников на воротах моего дворца. Пусть люди, славные жители славного города Ахдада придут посмотреть на славную казнь Абу-ль-Хасана из рода Аминов. Того, кто разочаровал своего господина и не смог уберечь их от напасти, поразившей любимый город!

Абу-ль-Хасан вздохнул.

Вздохнул и Шамс ад-Дин.

Если бы помогло - он бы повесил. Малая цена за спокойствие в городе.

Причиной скверного расположения духа славного султана, славного города Ахдада была болезнь. Слава Аллаху - не болезнь самого султана, или кого-либо из близких, хотя - на все воля Аллаха.

Хворали жители Ахдада. Богатые - бедные, ремесленники - чиновники, мусульмане - неверные. Болели давно - скоро месяц будет, как первый несчастный свалился в лихорадке. Лихорадка продолжалась три дня и три ночи. Ни старания лекарей, ни молитвы родственников не облегчали состояния больного. На четвертое утро он... исчезал. Больной. Оставляя лишь пропитанные потом одежды. Ни дежурившие у ложа родственники, ни стражники, которых позже начал приставлять Шамс ад-Дин не помогали делу, как и не проливали свет на поистине небывалое действо. Больной исчезал, а на утро ни те, ни другие не могли рассказать, что случилось ночью. Шамс ад-Дин даже казнил пару человек - помогло слабо. Колдовство, не иначе колдовство творилось под небом Ахдада. О Аллах, на все воля твоя, но зачем ты желаешь такое! Плач, стон и проклятия ширились небом Ахдада. Плакали родственники пропавших. Если больные живы - где они? Почему не подадут весть? Если мертвы - где тело? Тело, которое необходимо похоронить, соблюдая обряды и церемонии.

Страх, страх овладевал сердцами и умами живых. Пока живых, ибо на все воля Аллаха, и неизвестно на кого падет выбор в следующую ночь.

- Даю тебе срок до конца месяца, славного лунного месяца раджаба. Если в первый день шаабана ты не предоставишь мне средство лечения болезни, клянусь всем, что свято, Абу-ль-Хасан, я повешу тебя, тебя и твоих близких. Народ должен видеть - султан помнит и заботится о них.

2.

Начало рассказа второго узника

Дело случилось в окрестностях города Ахдада, в котором правит славный делами предков и своими собственными славный султан Шамс ад-Дин Мухаммад.

Случилось в один из дней, что Халифа-рыбак по своему обыкновению пришел на берег реки и кинул в реку сеть, и потянул, и сеть поднялась пустая. И тогда он забросил ее во второй раз, и она опять поднялась пустая. И Халифа сказал про себя: "В этом месте нет рыбы!" И перешел на другое место и закинул там сеть, и она поднялась пустая, и тогда он перешел в другое место и переходил с утра до обеда, но не поймал даже маленькой рыбешки.

"Чудеса! - воскликнул он. - Рыба что ли в реке вышла, или этому другая причина?"

Надо сказать, неподалеку от города находился пруд - странный пруд - злые языки чесали, а добрые цокали им вслед, в каждую четырнадцатую ночь месяца на том пруду собираются дэвы и ифриты, и гули, и устраивают пляски и ловлю рыбы - вот почему никто из рыбаков не промышлял в том пруду. И назывался он - Пруд Дэвов.

"Пойду к Пруду Дэвов, - решил Халифа-рыбак, - до четырнадцатой ночи еще далеко, может быть там удача будет на моей стороне".

И только он это подумал, как приблизился к нему магрибинец, ехавший на муле. И был он одет в великолепную одежду, а на спине мула лежал вышитый мешок, и все на муле было вышито. И магрибинец сошел со спины мула и сказал:

- Мир тебе, о Халифа сын Халифы.

И Халифа, удивленный, что тот знает его, в то время, как сам Халифа видел магрибинца впервые, ответил:

- И тебе мир, о господин мой, хаджи. Но ответь мне, как так получилось, что ты знаешь меня, в то время как я вижу тебя впервые?

И магрибинец ответил:

- Я прибыл в ваш город из дальних стран. И первым делом я пришел на рынок и поинтересовался, кто в вашем городе самый удачливый и умелый рыбак, и самый честный, и - самое главное - умный. И все в один голос указали на тебя.

- Что ж, в этом есть правда, - Халифа нашел объяснение достаточным. - Особенно, что касается последнего - ума мне не занимать. Впрочем, ты еще не упомянул мою скромность.

- Конечно! - всплеснул руками магрибинец, - оправданьем мне служит то, что твоя скромность, поднимающаяся выше полумесяца самого высокого минарета Ахдада, заслуживает отдельного упоминания.

- Ну так уж... - Халифа потупил очи и копнул сандалией песок. - А не рассказывали ли тебе историю, которая приключилась между мной и султаном нашего города Шамс ад-Дином Мухаммадом не так давно - десять весен назад...

- Я уверен, - перебил Халифу магрибинец, - история твоя достойна упоминания в самом высоком собрании, и будь она даже написана иглами в уголках глаза, она послужила бы назиданием для поучающихся. Однако, Халифа-мудрый, а с этого момента позволь называть тебя так.

26
{"b":"543825","o":1}