Литмир - Электронная Библиотека

Шабельник Руслан Вл

Песнь шаира или хроники Ахдада

РУСЛАН ВЛ. ШАБЕЛЬНИК

МИХАИЛ АЛ.САЛЬЕ

Роман написан под впечатлением и по мотивам сборника "1001 ночь" в переводе М. Салье, так что Михаил Александрович является полноправным соавтором.

ПЕСНЬ ШАИРА ИЛИ ХРОНИКИ АХДАДА

ЧАСТЬ 1.

Вступление, которое мы, пренебрегая гневом Царя Царей, едва не назвали "Открывающая", но одумались и не впали в ересь.

Хвала Аллаху, господу миров! Привет и благословение господину посланных, господину и владыке нашему Мухаммаду! Аллах да благословит его и да приветствует благословением и приветом вечным, длящимся до судного дня!

Поистине, сказания о первых поколениях стали назиданием для последующих, чтобы видел человек, какие события произошли с другими, и поучался, и чтобы, вникая в предания о минувших народах и о том, что случилось с ними, воздерживался он от греха. Хвала же тому, кто сделал сказания о древних уроком для народов последующих.

Шел год 835 от переселения Мухаммада, гонимого идолопоклонниками, из Мекки в город Ясри, названного по воле Аллаха всевидящего и всезнающего Мадинат-ан-Набийй - город Пророка, или год 1432 по летоисчислению кафиров, почитающих пророка Ису (да будет с ними благословение Аллаха, и да прольется свет Истины на их заблудшие души). И собралось в хане на пути между Багдадом и Басрой некоторое количество людей, и был среди собравшихся шаир. А так как по воле Ахала всевидящего и всезнающего шел месяц рамадан, в который истинно верующим от фаджра до магриба запрещено потреблять пищу, присутствующие обратились к шаиру с просьбой развлечь собрание повествованием. И он согласился.

Рассказчик, кряхтя и отдуваясь, долго мостился на деревянном возвышении. Большие руки с черной, огрубевшей кожей то и дело поправляли полы выцветшего гунбаза, оглаживали бороду, волос которой коснулась первая седина, поправляли одетую на манер арабов-кочевников куфию с рисунком, некогда имевшим цвет дерева аргаван.

Те же руки, но уже по другому, трепетно, как невинный юноша касается тела распутницы, как познавший жизнь старик дотрагивается до кожи купленной на последние динары девственницы, черные руки ласкали ореховый стан кануна, что углобедрой бесстыдницей покоился рядом с шаиром.

Знатоки с пониманием поглядывали на рассказчика. Только неопытные юнцы, чалма которых не превышает размеров их горячей головы, способны кидаться на каждое дело, как на необъезженного скакуна. Лихо, с присвистом, и сжав кривыми ногами вздрагивающие бока, в несколько мгновений доводить до конца начатое.

Мужам зрелым приличествует достоинство и почтенность.

Певец взял канун. Зрители, против воли, зашевелились, лишь молодой суфий в латанной хирке сохранял невозмутимость, а может молился.

Длинные пальцы прошлись по струнам.

- Хвала Аллаху, господу миров! Нет бога, кроме Аллаха и Мухаммад пророк его! - прорезал тишину звонкий, несвойственный почтенному виду достойного шаира (да благословит его Аллах и приветствует) голос.

- Хвала Аллаху, господу миров! Нет бога, кроме Аллаха и Мухаммад пророк его! - повторили вслед за ним присутствующие и даже люди книги: копт и еврей произнесли что-то свое, так чтобы никто не расслышал.

Пальцы вновь заставили канун родить волшебные звуки.

- Повесть моя о преданиях народов, о том, что было, прошло и давно минуло (а Аллах более сведущ в неведомом и премудр и преславен, и более всех щедр, и преблагосклонен, и милостив). В древние времена и минувшие века и столетия царствовал в городе Ахдаде величайший среди великих султан Шамс ад-Дин Мухаммад из рода...

1.

Рассказ о Шамс ад-Дине Мухаммаде - султане славного города Ахдада и визире его Абу-ль-Хасане.

- Нет, повелитель, нет!

- Молчи, молчи, собака среди визирей! Сказано в Книге: "Кто обманет - придет c тем, с чем обманул, в день воскресения". (Коран пер. И. Крачковского) Не увеличивай ношу, с которой предстанешь пред очи Аллаха в день смотра, а в истинности этого нет сомнения.

- Клянусь связью своего рода с халифами из сыновей Муавийа ибн Абу Суфьяна, клянусь своей головой, вины на мне не больше, чем на младенце в седьмой день, день обрезания, не больше, чем на Дубане, а ты помнишь, о повелитель, историю врача Дубана и царя Юнана.

Абу-ль-Хасан - визирь правителя славного города Ахдада - султана Шамс ад-Дина Мухаммада упал на колени и, волоча тяжелые полы парчового халата, пополз к повелителю. Он припал к правой туфле повелителя, именно правой, ибо, как известно, Пророк повелел входить в отхожее место с левой ноги, а выходить в правой, впрочем - на все воля Аллаха - вполне возможно несчастный Абу-ль-Хасан припал к той, к которой удалось припасть, почти удалось. Султан Шамс ад-Дин брезгливо отдернул ногу и тут же вернул ее, метя в лобызающие уста.

Без успеха стараясь попасть по ловко увертывающемуся визирю, Шамс ад-Дин произнес такую речь:

- Оросились глаза мои слезами, и стеснилась грудь моя. О, Аллах, за что, за что наказываешь верного раба своего! Я ли не пропускал ни одного намаза, я ли, как сказано, не соблюдал пост в месяц рамадан, я ли не раздавал деньги бедным и нуждающимся именем твоим, карал виновных и награждал отличившихся! За что! За что!

- Повелитель, я...

- Молчи, молчи, ишак и сын ишака! Где, где славные времена Харуна ар-Рашида из рода Аббасидов и не менее славного - первого среди визирей - Джафара Бармакида. О, Аллах, где они! Нет, нет сейчас тех слуг и визирей, - султан, не забывая метить туфлей, воздел руки в гору и прочел следующий стих:

Мы делаем добро - клянусь что поделом

Нам горькая судьба спасителя гиены.

(Здесь и далее стихотворные вставки из сборника "1001 ночь" без пометок - перевод с араб. М.Салье, отмеченные двумя звездочками - перевод Д.Самойлова, тремя звездочками - А.Ревича. Цитаты в прозе из того же сборника в пер. М. Салье)

Каждый, каждый из приближенных и возвышенных не заслугами своими, а добротой и кротостью моей, подобен спасенной гиене, что съела своего спасителя.

- Повелитель, я... - распростертый визирь, являя чудеса ловкости, мало свойственные преклонным годам, вновь попытался поймать туфлю. На сей раз, Аллах смилостивился над рабом своим, и цепкие пальцы обхватили алый сафьян, после чего потянули его к губам, заблаговременно вытянутым в трубочку.

Шамс ад-Дин запрыгал на одной ноге.

- Клянусь памятью отца моего Нур ад-Дина, клянусь табушем Пророка, своим вероломством ты поразил меня в печень, теперь я должен проткнуть твою, в противном случае не станет покоя мне до последнего вдоха. Хоть сказано в священной Книге: "Чтоб вы не проливали крови (ваших братьев)" (Коран, пер. В Проховой), пусть кровь твоя будет на моей ответственности в день воскресения, ибо иначе не вернутся ко мне сон и душевное равновесие.

Абу-ль-Хасан, наконец, дотянул туфлю и таки приложился к ней, и судорожно дергающийся султан ничего не смог поделать.

- Нет, сегодня же, до заката велю повесить тебя и сорок твоих близких. Сейчас же отправлю глашатаев кричать на всех улицах и улочках Ахдада о том, чтобы приходили посмотреть на казнь визиря Абу-ль-Хасана из рода Аминов.

- Повелитель, заклинаю тебя именем Аллаха, не принимай скорых решений, вспомни слова поэта:

1
{"b":"543825","o":1}