Согретая обманчивым теплом последних сентябрьских дней душа главы конструкторов жадно тянулась ко всему, что будило воспоминания о безвозвратно минувшей весне. Неудивительно поэтому, что в личных обязательствах Дундукова неизменно присутствовал один и тот же пункт, по которому умудренный опытом старец брался повысить квалификацию чертежницы Сонечки — очаровательного, шаловливого подростка, недавно принятого в лоно «Хипхоппроекта».

В тот момент, когда расстроенный Стригайло усаживался на свой табурет, в клетке Дундукова уже была Сонечка. Правая рука шефа небрежно делала карандашом пометки на чертеже, тогда как левая…

Нет! Не нужно, читатель, нарушать элементарные нормы скромности.

Достаточно сказать, что жаркий румянец на смуглых щечках, трепещущие губы, смелый изгиб стана и приглушенное хихиканье вовсе не были следствием замеченных начальником огрехов в простановке размеров и знаков обработки на чертеже.

Прочь, нечистый! Тебе не удастся увлечь меня в зыбкий и обманчивый мир искрящихся глаз и томных вздохов. Сейчас… Я выпью воды, и мое перо вновь станет подобным скальпелю хирурга…

Избавленный от соглядатаев, Марий Феоктистович самым тщательным образом принялся за исследование своего тела. Сначала он вытянул руку и коснулся ею потолка, затем, встав с табурета и держась руками за два чертежных станка, проделал ту же операцию, махнув правой ногой. Нет, это не бред. Подошва Стригайло оставила вполне вещественный след на потолке.

Несколько минут он сидел в глубоком раздумье, не зная, что предпринять.

Затем, вытянув шею, с трехметровой высоты окинул взором долы «Хипхоппроекта». В углу, около окна, двое конструкторов резались в "шестьдесят шесть". Прыщавая девица в своем закутке, закрыв рот рукой, тихо ржала над «Крокодилом». Далее руководитель группы крепежных деталей решал кроссворд.

Стригайло еще напряг шею и заглянул за заветные шкафы — в святая святых конструкторского бюро.

Не будем строго судить нашего героя, ибо вид молодой лозы, доверчиво обвившей ствол столетнего дуба не может не тронуть даже самое черствое сердце. Не удивительно поэтому, что Марий Феоктистович, забыло собственных бедах, застыл в неудобной, напряженно позе на добрый десяток минут.

Неизвестно, чем бы кончилось наше повествование если бы не предательская пыль, скопившаяся на шкафах. Стригайло сделал глубокий вздох и оглушительна чихнул.

— Ой, что это?! — воскликнула Сонечка, отпрянув о своего патрона. Ее руки вспорхнули вверх в том очаровательном жесте, каким, вероятно, еще прародительница человеческого рода оправляла прическу после грехопадения.

— Это… я, — сказал растерявшийся Марий Феоктистович.

— Стригайло!!! — В голосе Дундукова была медь, во взгляде — блеск обнаженного клинка. — Вы что ту делаете?! Я вас не вызывал!

— Простите, — пробормотал вконец смешавшийся Стригайло, — я так…

просто… с утра плохо себя чувствую.

— Тогда возьмите увольнительную и идите к врачу, а не нарушайте трудовую дисциплину. Я буду вынужден поставить о вас вопрос перед Кириллом Мефодиевичем.

— Нахал! — добавила оправившаяся Сонечка. — Подлая харя!

— Хорошо, — уныло произнес Марий Феоктистович, — если не возражаете, я возьму увольнительную.

Легче узнику Синг-Синга вырваться на волю, трехлетнему ребенку разжать смертельную хватку удава, чем сотруднику «Хипхоппроекта» в рабочее время покинуть стены института. Если к таким пустякам, как многолетнее безделье на рабочем месте, администрация относилась со снисходительным благодушием, то всякая попытка отпроситься на час-другой для устройства личных дел или по недомоганию всегда была связана с преодолением ряда преград.

Сначала жаждущий увольнения должен был заполнить специальный бланк, в котором путем тщательно подобранных вопросов не оставалось ни малейшей лазейки симулянтам и лентяям. Затем, получив увольнительный лист, следовало зарегистрировать его в бухгалтерии на предмет соответствующих вычетов из зарплаты, после чего наступала главная часть процедуры подписание увольнительной высшим начальством.

Правом подписи увольнительных пользовались всего два лица в институте начальник и главный инженер. Однако начальник, человек пожилой и умудренный опытом, давно постиг всю тщетность человеческих усилий изменить что-либо в подлунном мире. Брови его были всегда сурово насуплены, пиджак осыпан пеплом, а мозг постоянно пребывал в состоянии сладчайшего сна, тщательно оберегаемого секретаршей. Всеми прозаическими делами в институте ведал главный инженер, имевший неограниченные полномочия действовать "от имени и по повелению".

Вообще, разделение функций между двумя руководителями было подобно отношениям между статуей тибетского божка и далай-ламой или святой троицей на небесах и папой римским на земле. Словом, пребывающий в состоянии небытия верховный вождь института был не более чем символом, укрепляющим власть, "аще от бога данную".

Выполнив все предварительные формальности, Стригайло робко просунул голову в дверь кабинета.

— Можно к вам, Кирилл Мефодиевич?

Главный инженер прервал разговор с четырьмя автолюбителями, посвященный оценке различных способов заливки антифриза в радиатор, и с неудовольствием взглянул на вошедшего.

— Не нужно ко мне заходить, когда у меня сидят люди, — мягко ответил он, — у меня ведь есть телефон.

Стригайло ретировался.

Выждав минут сорок, он подошел к телефону и набрал номер.

— Да?! — раздался в трубке энергичный голос.

— Простите, Кирилл Мефодиевич. Вас беспокоит Стригайло.

— Я занят! — Послышались короткие частые гудки.

Протомившись еще около часа, Марий Феоктистович поймал в коридоре секретаршу, направлявшуюся с подносом, уставленным стаканами чая, в кабинет главного.

— Узнайте, Мариночка, скоро ли они там?

Он успел просмотреть всю доску приказов, пока Марина вновь появилась в коридоре с большим пакетом окурков.

— Ну, как?

— Еще до дорожных происшествий не дошли, так что, наверное, часа на три-четыре.

Между тем под сводами «Хипхоппроекта» начало твориться нечто странное.

Еще так же в кругах его сновали озабоченные люди, по-прежнему в местах, для сего отведенных, толпились оживленные курильщики, все с той же страстностью велись дебаты у таблицы игр, но опытный глаз стратега мог бы различить в этих, казалось бы случайных, скоплениях и передвижениях некую закономерность, обозначаемую во всех армиях мире термином "накопление сил для атаки". Дело в том, что куда бы ни направлялось за последние пять минут все сущее в «Хипхоппроекте», оно неизменно приближалось к некоему тайному рубежу, отделявшему их обиталище от остального мира. Короче говоря, близился час обеденного перерыва.

Не успела еще стрелка электрических часов замкнуть контакт звонка, как мощная лавина воителей, стремительности которой позавидовал бы сам Чингисхан, ринулась на штурм столовой.

В течение ничтожных долей секунды опустели раздевалки, курительные комнаты и уборные, и только за несколькими дверями, обитыми темной кожей, продолжалась размеренная, трудовая жизнь.

Вообще, если господь бог, озабоченный предстоящей свалкой во время Страшного Суда, послал бы архангела Гавриила в «Хипхоппроект», чтобы заблаговременно отсеять полезные злаки от плевел, крупицы золота от обманчиво блестящего в лучах солнца песка — словом, отсортировать души, достойные райских кущ, от тех, кому предназначено выполнить скромную роль ершей в тройной ухе, варящейся в котлах ада, его посланцу было бы достаточно взять с собой самые обычные часы. Вся сложность иерархии «Хипхоппроекта»

становилась понятной наблюдателю, вооруженному современными представлениями о четырехмерности окружающего нас мира.

Все лица, свободные от тягот табельного учета, различались по времени их обеденного перерыва. Чем выше в табеле о рангах стоял какой-либо деятель, тем позже он отправлялся утолять голод. На вершине этой лестницы стоял начальник учреждения, добровольно лишавший себя пищи, ибо от времени обеда главного инженера до закрытия столовой даже мышь не успела бы проглотить кусочек сала.