Противники обрушивали друг на друга шквалы ударов, с рыком рубя, кромсая и уворачиваясь. И все это время над головой Пвента покачивался ста пятидесяти килограммовый мертвец. Долго так продолжаться не могло, дворф это понимал. Только не с таким утяжелителем.
Быстрый удар меча едва не выпустил ему кишки; берсерк увернулся вовремя, втянув живот и отведя бедра назад. Затем дворф отклонился сильнее, воспользовавшись весом мертвеца.
Он замахнулся левым кулаком, но к его удивлению орк низко припал к земле, уходя из-под удара. Только импровизация спасла споткнувшегося Пвента. Вместо того чтобы остановить удар, как подсказывал инстинкт, он шагнул дальше, разворачиваясь и поднимая правую ногу.
Дворф нанес противнику удар пяткой, оттолкнув его на несколько шагов.
Но из-за покачивающегося на шипе трупа и берсерк не удержался на ногах. Он знал, что не успеет подняться и парировать следующий удар.
Орк тоже это знал и, подскочив на ноги, бросился к противнику, стремясь его добить.
У Пвента не было шанса его остановить.
Но глаза орка вдруг расширились, стоило его взгляду натолкнуться на что-то в отдалении. Прежде чем Гнарк успел закончить удар, берсерк не упустил своего шанса и, напрягая каждый мускул, с силой мотнул головой. Труп соскользнул с шипа и полетел в своего живого сородича.
Орк отступил на шаг и издал странный вой. Но Пвент не колеблясь бросился вперед и, перепрыгнув и мертвого и живого орка, кувыркнулся над плечом противника, локтем ударив его в подбородок, а сжатым кулаком второй руки в лицо, вцепляясь в волосы и кожаный шлем. Приземлившись на ноги за спиной орка, Пвент уже знал, что победил. Голова противника отклонилась далеко назад, и если бы берсерк не удерживал его за волосы, то орк наверняка бы упал. В таком положении он уже вряд ли мог сражаться.
Одним движением дворф мог сломать противнику шею, а покрытые острыми гранями наручи, и так глубоко царапающие шею орка, в миг разорвали бы его трахею.
Берсерк и собирался так поступить, но отразившаяся на лице орка сильнейшая душевная боль остановила его.
— Почему ты остановился? — требовательно спросил Пвент, ослабляя хватку достаточно, чтоб орк мог ответить, но все же имея возможность убить его в любой момент.
Орк не ответил и берсерк дернул его за волосы.
— Ты вопил: «за», — с нажимом продолжил Пвент. — За что?
Орк хотел промолчать, но дворф снова потянул его за волосы.
— Ты не достоин знать ее имя, — прошептал Гнарк, выдохнув весь имеющийся в легких воздух.
— Ее? — переспросил Пвент. — Отправил сюда свою шлюху, а? Готов к ней присоединиться?
Орк зарычал и забился в хватке берсерка, будто тот задел его за живое.
— Ну? — фыркнул дворф.
— Моя дочь, — сказал орк и к удивлению Пвента, казалось, сдался. Дворф почувствовал, как противник обмяк в его руках.
— Дочь? Что ты имеешь в виду? Зачем ты сюда пришел?
Орк снова промолчал, и Пвент злобно его пнул.
— Отвечай!
— Моя дочь, — повторил Гнарк треснувшим голосом. Больше он не смог выдавить из себя ни слова.
— Твоя дочь умерла здесь? — спросил берсерк. — В бою? Ты потерял своего ребенка?
Орк молчал, но Пвент видел ответ на свой вопрос в каждой черте лица сломленного воина. Дворф проследил за пустым взглядом орка в ту сторону, где лежало несколько трупов.
— Это она, не так ли? — спросил он.
— Тингвингей, — едва слышно прошептал орк. Пвент не верил собственным глазам, но по щекам орка катились слезы.
Берсерк сглотнул. Такого он никак не ожидал.
Дворф усилил хватку, готовясь покончить с врагом.
К своему собственному удивлению Пвент поднял орка на ноги и оттолкнул.
— Забери ее и убирайся, — сказал берсерк, проглотив вставший в горле комок.
Кто будет помнить тех, кто умер здесь, и что обе стороны получили взамен потерям?
Всякий раз, теряя кого-то близкого, мы верим, что никогда не забудем его, будем помнить каждый проведенный с ним день. Но мы живем настоящим, и оно занимает все наше внимание. И так проходят годы, мы не воспоминаем ушедших днями или даже неделями. Затем приходит чувство вины, потому что если я не вспоминаю Закнафейна — моего отца, наставника, который пожертвовал собой ради меня — то кто вспомнит? А если так, то видимо его действительно больше нет. С годами вина слабеет, и воспоминания об ушедшем занимают наши мысли все реже. Этот порок всегда с нами, возможно, потому что все мы эгоцентричные существа. Эта черта наших характеров, которой мы не можем противиться.
В конце концов, мы, все мы считаем себя центром мира.
Гнарк повернулся к удивительному дворфу.
— Ты позволяешь мне уйти? — спросил он на дворфском.
— Забирай ребенка и убирайся.
— Почему ты?…
— Просто забери! — рявкнул Пвент. — У меня нет времени на шавок вроде тебя. Ты пришел сюда за своей девочкой, так забери ее и уходи!
Гнарк разобрал не все слова, но и их было достаточно, чтобы понять. Он посмотрел на свою девочку — его дорогую, мертвую доченьку — и, снова обернувшись, спросил: — А ты кого потерял?
— Захлопни пасть, собака, — прорычал Пвент. — И убирайся, пока я не передумал.
Его тон говорил красноречивее всяких слов. Боль, скрытая за рыком, была понятна орку, чью душу терзало то же смешанное чувство ярости и горя.
Он оглянулся на Тингвингей, краем глаза замечая, что опустивший голову дворф собирается уйти.
Гнарк не был обычным орком. Он служил в элитной охране Обальда в течение многих лет и тренировал тех, кто унаследует эту почетную должность. Дворф победил его — с помощью трюка, на самом деле — и это оскорбление не было мелочью для Гнарка. Старый орк никогда не думал, что его одолеют таким образом.
Но теперь он был готов.
Он преодолел разделявшее их с дворфом расстояние двумя прыжками, и когда противник обернулся, чтобы обороняться, Гнарк нанес ему серию быстрых коротких ударов, лишая берсерка равновесия.
Орк продолжал атаковать, толкая и пиная, не давая дворфу перейти от обороны к наступлению.
Он оттолкнул берсерка, почти закончив бой, но упрямый бородач кинулся на врага.
Гнарк уклонился и врезал эфесом меча по плечу противника, заставляя дворфа окончательно потерять равновесие. Когда Пвент потянулся, собираясь уцепиться за орка, тот нырнул ему под руку и перехватил за запястье. Дворф плашмя упал на землю.
Берсерк распластался на спине, Гнарк нависал над ним, прижимая меч к горлу врага.
Я слышал, родители бояться умереть вскоре после рождения ребенка. Этот страх не оставляет их первые десять лет жизни их потомка. Они беспокоятся не о том, что будет с ребенком, случись им умереть — хотя присутствует и этот страх — а о самих себе. Что если отец умрет, прежде чем ребенок сумеет его запомнить? И кто тогда преклонит колени перед разбросанными на земле останками? Кто вспомнит блеск в уже мертвых глазах прежде, чем вороны слетятся на мрачный пир?
— Ба, собака решилась на подлость, а, убийца?! — крикнул Тибблдорф Пвент. — Ты так же бесчестен, как и твоя… — Он проглотил окончание фразы, так как Гнарк сильнее вдавил острие клинка в его шею.
— Не смей о ней говорить, — предупредил орк и чуть отодвинул меч.
— Думаешь, что это благородно, а?
Орк кивнул.
Пвент едва не плевался от негодования.
— Ты, собака! Зачем ты это делаешь?
Гнарк отступил, убирая лезвие от горла врага.
— Потому что теперь ты знаешь, что я благодарен тебе за милосердие, дворф, — пояснил он. — Теперь твое сердце знает, что сделало правильный выбор. Ты унесешь с поля боя не бремя вины за свою милость. Считай это моим ответом за твое милосердие. Если мы встретимся в битве Обальда против Бренора, то знай, я буду служить своему королю.
