– Да в чае можно.

– Может, сварю, только не в чем мне.

– Тебе котелок дать?

– Стащу где-нибудь. Очень мне надо тащить еще и котелок твой!

– Смотри, Пус, будь осторожнее. Я слыхал, что про тебя говорят… Вчера брат заходил, рассказывал. Подозревают тебя во всяком, и в том, что делал, и в том, чего не делал. За кирпичи-то ты знаешь, ну это ведь ты их украл и зарыл. Но тебе, кроме этого, приписали еще и то, что ты лес повалил, – енот осмотрелся по сторонам и перешел на шепот. – И что к макаке ты приставал, когда она в лесу была. А та сволочь обезьянья сидит и кивает! А как ты мог к ней приставать, если мы с тобой тут были и дурь варили?!.

Пус даже не моргнул.

– Пусть говорят. Не впервой, они всегда за моей спиной говорят.

– Оно-то может и так, но Кабанов все записывает, о чем они говорят.

Чумазый съел последний гриб.

– Кстати, у коз во дворе кто-то давеча памятник какой-то построил из грязи. Твоя работа?

– Ну, моя.

Енот заржал.

– Так, а почему памятник-то?!

– А что им, ратушу городскую строить?

– Ты – дикое существо, Пус, особенно когда под этим, – енот потряс пакетом. – А помнишь, как тогда, восемь лет назад в экспедиции?…

Мидун кивнул и ответил:

– Это когда тебе капканом ухо обрубило? Помню. Ты тогда еще кричал, что твоя енотиха тебя теперь домой не пустит, потому что какой же ты мужик без уха.

Енот описался.

– Та чтоб тебя, – протянул он. – Уже и днем достает.

Прикрывая срам, енот выбежал из пещеры и зашумел охапкой травы.

– Не тот ты уже, старик, не тот, что был раньше. Раньше из-за тебя тигры ссались, а теперь ты вон из-за сквозняка.

Чумазый вернулся и утер слезу.

– Раньше я дураком был, не ценил того, что имел. А теперь я умный, но мне от этого не легче.

– Ты и сейчас дурак.

– Тем более.

– К чему это ты?

– К тому, Пус, что мы издохнем скоро. И что все эти мои болячки… в общем, время берет свое.

Кот улыбнулся.

– Зато коты живут дольше енотов раза в два.

– Кто тебе сказал? Ты столько травы жрешь и кислого молока пьешь, что твоя печень уже наверняка черная. Ты еще меня опередишь.

Мидун встал и собрался уходить.

– Ладно, Чумазый, спасибо тебе за мочу, за пепел, и за банку в голову. Я тебе завтра рыбы занесу под вечер, не помри к тому времени. Может, воск достану, так мы бутербродов каких-нибудь сделаем. Ну, давай. До скорого!

Ничего более не говоря, кивнув на прощальные слова Чумазого, Пус Мидун захватил пакет и растворился в густой темноте за порогом освещенной керосинкой пещеры старого енота.

Утром следующего дня Пус Мидун проснулся, традиционно терзаемый похмельем. Нервно разбив пустую чашку, он набрал в соседнем колодце воды и вылил целое ведро себе на голову, после чего наплевал в колодец и пошел собираться на рыбалку.

Свой инвентарь, который состоял из ножика и большого мешка, он запихнул в карманы жилетки. Выйдя из дома привычным крадущимся шагом, кот огляделся и подался на тропу, огибавшую лес, местами забегая в него, словно в гости, и выводившую к мелководным порогам быстрой речки, которая вверх по течению намыла глубокие карманы, привлекая в них сомов, лососей и разную другую живность. Топая по тропе, Пус напевал под нос песню «Рискуя сердцем, мы всех под нож поставим» и считал, сколько успел разрушить муравейников. Главным условием его странной игры было не отдаляться при этом от тропы больше, чем на пять шагов. Увлекшись своим занятием, он неожиданно встретил волка Кабанова, перегородившего тропу поперек мотоциклом. Полицейский спокойной сидел и курил. Мидун растерянно замер, но тут же вернул свое привычное выражение полного безразличия. Волк молча смотрел на Мидуна, а тот бросив короткий взгляд в его сторону, заметил движение чуть поодаль от тропы. Там суетилось несколько волков, что-то вынюхивая и записывая.

– Пришел-таки, – довольно хмыкнул Кабанов.

– Таки я тут каждое утро хожу, – перекривил его довольную морду Мидун.

– Тем более, тем более… – протянул волк.

– Пустишь или обходить?

– Ни то, ни другое, Мидун. Сейчас мы будем проводить следственный эксперимент. Пройдемте? – лапа волка в пригласительном жесте указывала в сторону бегающих в лесу псов.

Пус замахал головой. Он втянул воздух носом и, все еще посматривая в сторону, злобно сказал:

– Ты мне мешаешь на рыбалку идти, а мне к десяти надо успеть наловить много добычи.

Волк не сдвинулся с места.

– А ты мне жить мешаешь, Мидун. Ты и твой обоссанный друг енот, вы просто два урода, которые портят мне всю статистику по району. Ты у меня, как бельмо на глазу, и скажи спасибо, что я еще не успел сегодня за тобой сам приехать.

– Какая жалость, – буркнул кот.

– Пошли за мной. Дернешься – считай, что уже труп.

Пус осознал, что выбора у него не осталось. Рядом суетились коллеги Кабанова и на помощь ему они успеют быстро. Он прошел вслед за волком, который сделал десять шагов, а потом резко отошел в сторону и пропустил кота вперед, лишив того возможности отступить. Волки на минуту перестали бегать и покосились на своего шефа, но тот жестом приказал им продолжать, после чего они вернулись к обнюхиванию окрестности.

Мидун и Кабанов вышли на небольшую полянку, которую уже начало лениво освещать сквозь редкие деревца встававшее солнце. Вокруг не было ничего такого, что могло бы привлечь внимание, и уже начавший нервничать кот повернулся к волку.

– Чего ты от меня хочешь?

Волк облокотился боком о дерево, достал новую папироску и спросил:

– А ты что, разве не узнаешь места?

Кот опять осмотрелся.

– Я вон той тропой хожу за рыбой. Почти каждый день. Места для меня давно знакомые, но я не понимаю, что я должен тебе сказать.

– Ну как что… Просто сознаться во всем, и мы все быстро оформим и закончим.

– Сознаться в чем? В том, что мне это надоело?

– В том, что ты тут натворил.

Пус вновь осмотрелся.

– Кабанов, заканчивай. Я тут не был, ничего не делал, никого не трогал.

Волк саркастически улыбнулся.

– А это? Не ты? – лапа волка поднялась вверх.

Мидун, следуя направлению, поднял голову и отпрянул.

– А Тучун бы тебя взял! Какого ж это… – выдохнул он.

Наверху, метрах в пяти над землей, висел кабан, прибитый за шею и уши огромными гвоздями к дереву. Его живот был вспорот, кишки обмотаны вокруг ствола дерева, а задние ноги были сломаны в суставах и вывернуты в неестественном направлении. Мидун, быстро окинув взором открывшуюся картину, ощутил подкативший к горлу комок и отвернулся.

– Вот в чем дело, Мидун. Теперь сам видишь, какая получается ситуация. Мы нашли этот труп сегодня ночью. По этим тропам шляешься только ты, и, дайте-ка вспомнить, угадайте, кто прошлым воскресеньем подрался с хозяином таможенного склада, с кабаном? Уж не наш ли любимый гражданин Пус Мидун, а?

Мидун косо посмотрел на Кабанова. Он хорошо понимал, к чему идет разговор, но боялся поддаться приступу агрессии и напасть на волка. Поэтому кот лишь молчал и старался оставаться хладнокровным.

– Да, Мидун, твое дело плохо, как ты видишь. Защитника у тебя нет, да и взяться неоткуда. Сказать, где ты был прошлым вечером, ты вряд ли сможешь, потому что наверняка был пьяный в доску и валялся в собственной блевотине, где я нашел тебя, когда в прошлый раз к тебе зашел. Вот такая у меня ситуация, Пус. Что мне делать?

– Дать мне пройти. Любой дурак поймет, что я тут ни при чем, – выдержав паузу, сообщил тот.

– А как я должен понять, что ты ни при чем?

– А как бы я это сделал? И зачем оно мне надо? Мало ли с кем я вообще дрался?!.

– Ну, нет, Пус, так не пойдет. Верить твоим словам, все равно, что просить муху не лететь на дерьмо. Сам понимаешь, надо верить фактам. А факты таковы, что это ты сделал, и что запах кабана сейчас на твоих лапах. Как и его кровь, впрочем.

Мидун внимательно посмотрел в глаза Кабанову, источая своим взглядом горячую ненависть.