— Стой, вылезай!

Лошади с трудом поднимались в гору.

— Высаживай этих свиней. До ночи нам надо выбраться из тайги, — заорал фельдъегерь, хлеща кнутом высокую пушистую ель.

Флорис и Адриан с удовольствием вдохнули чистый воздух. Они совершенно отупели в душном фургоне. Партия остановилась. Кони ржали, скользя копытами по мягкому шелковистому мху. Дождь лил вот уже несколько часов, и лес превратился в одно бескрайнее торфяное болото. Солдаты снимали цепи и, злобно ругаясь, открывали возки, выпуская арестантов.

— Что за сволочная дорога!

— Приедем мы когда-нибудь в этот чертов Екатеринбург?

— Тьфу, ни девочек, ни водки!

Флорис едва не рассмеялся:

— Послушать их, получится, что это не мы, а они каторжники, — шепнул он Адриану, вылезая из телеги. Как и остальные кандальники, оба брата, шатаясь, с трудом стояли на ногах: за несколько дней путешествия в тесном и грязном фургоне ноги их затекли и опухли. Казалось, что Уральские горы никогда не кончатся. Сейчас они ехали по тайге; при иных обстоятельствах Флорис не преминул бы восхититься красотой окружавшей их природы. Могучие деревья сплетали над ними свои ветви. Ели, кедры, осины, лиственницы, ясени и березы оставляли для проезда всего лишь узкую тропинку, проложенную передовым отрядом конвоиров.

— Проклятый снег, — ругался фельдъегерь на прекрасном русском языке.

Флорис уже задышал полной грудью, Сделав несколько неуверенных шагов, он окинул взором своих товарищей, сравнивая их с другими каторжниками, и преисполнился надежды. Все шестеро быстро обрели былую силу, ибо каждую ночь кто-то каким-то чудом поникал в фургон и приносил им еду, хотя они до сих пор так и не сумели увидеть своего спасителя: но без его помощи они наверняка не смогли бы выжить. Сегодня вечером друзья твердо решили не засыпать, чтобы, наконец, увидеть своего неизвестного друга.

Накануне в их возке от усталости и голода умер один из узников.

— Ха! Тем лучше, — расхохотался личный враг Флориса, места будет больше!

Не более секунды Флорис сожалел, что не разделил с этим человеком свою пищу; затем он равнодушно отвернулся. С ужасом он осознавал глубину своего падения — смерть несчастного нисколько не взволновала его, более того, еще немного, и он начнет думать так же, как и его новоявленный враг. Флорис повел рукой по выбритому черепу, желая привычным жестом откинуть свои черные кудри, и с тяжелым сердцем поплелся за возком. Лошади с трудом карабкались по скользкому глинистому склону. Идущий сзади звероподобный каторжник усмехнулся:

— Эй, князь! Теперь ты такой же, как и мы, и нечего из себя благородного корчить.

Флорис хотел резко ответить ему, но промолчал: в сущности, негодяй был прав. Сейчас он был всего лишь номер 108. Противник расценил его молчание за трусость. Он догнал Флориса:

— Вот тебе, получай.

Свернутые цепи каторжника полетели прямо в живот Флорису. От боли юноша согнулся пополам, упал и покатился по грязной земле. Солдаты, ехавшие впереди, изо всех сил хлестали коней, пытаясь заставить их двигаться вперед. Животные упирались, и возок начал постепенно съезжать назад. Флорис почувствовал, что на него летит что-то темное и огромное. Из последних сил он попытался откатиться в сторону, удивляясь, откуда в нем еще живет столь яростное желание жить. В ту же секунду Федор понял опасность, угрожавшую его молодому барину. Он бросился к возку и, словно согбенный Геркулес, один удерживал его несколько секунд. Адриан и Ли Кан, плетущиеся сзади, бросились на помощь казаку, уже посиневшему от напряжения. Возок остановился в сантиметре от Флориса. С видимым усилием молодой человек поднялся: на нем не было ни одной царапины. Не раздумывая, он направился к своему звероподобному врагу.

— Что же, голубчик, ты мне за это заплатишь.

Под сверкающим взором Флориса каторжник побледнел. Обернувшись, он заметил Федора, Ли Кана и Адриана: они шли на него, угрожающе сжимая в руках свои цепи. Заметив, что назревает драка, замыкающие конвоиры, щелкая кнутами, подскакали к арестантам:

— А ну, толкайте живей, бездельники!

— У тебя еще все впереди, — угрожающе бросил Адриан врагу Флориса.

Солдаты поскакали вперед подгонять головной возок. Несколько минут позади каторжников не было караульных. Федор толкнул локтем своих друзей:

— Быстрей, бежим, барчуки.

Флорис и Адриан переглянулись: они колебались, не зная, на что решиться.

— Нет, Федор, — прошептал Адриан, — кандалы не позволят нам далеко убежать.

Они обернулись. Звероподобный враг Флориса вместе с двумя другими каторжниками из их возка бежали в сторону леса. Наши друзья остались вшестером толкать свой возок; изобразив на лицах нарочитое послушание, они ждали, как будут разворачиваться события. И они не заставили себя ждать. Раздался бешеный стук копыт, затрещали мушкетные выстрелы. Задыхаясь от бега, беглецы принялись петлять между деревьями. Однако старания их были напрасны. Через несколько минут всех их поймали и под конвоем приволокли обратно.

— Пятьдесят ударов кнута этим трем и десять тем, кто не донес, — выкрикнул фельдъегерь, галопом подлетев к замыкающему возку. Выпрямившись в стременах, он грозно заорал, чтобы его услышали все каторжники: — И пусть это послужит вам всем уроком. Запомните: из моей партии еще никому никогда не удавалось бежать, даже в Сибири, а все потому, что я слишком люблю вас, мерзавцев. Солдаты, выпорите-ка мне хорошенько этих свиней.

— Однако своеобразные у него манеры, — проговорил Флорис, пока солдаты волокли его и привязывали к дереву. Внезапно он закричал:

— Фельдъегерь, старик хотел вас предупредить. Мы ему помешали.

Офицер взмахнул рукой. Солдаты отпустили Грегуара. Со слезами на глазах он стоял и шептал:

— О, мальчик мой… мой мальчик…

— Прости, князь, — бросил Флорису его звероподобный противник, — ты не донес на нас, а значит, был неплохим… товарищем…

— Эх, бедняга…

Больше Флорис не успел ничего сказать. Он сжал зубы, чтобы не застонать. Острая боль обожгла спину, два… три… четыре… Флорис быстро потерял счет ударам. Спина его была вся в крови. Его отвязали от дерева и бросили в возок. Вскоре, в столь же плачевном состоянии, к нему присоединились Адриан и его товарищи. Грегуар начал смазывать их раны мазью Ли Кана. Однако китаец продолжал стонать так, словно душа его уже собралась покинуть тело, Флорис с трудом приподнялся:

— Мой добрый Ли Кан, тебе досталось больше всех.

— О, Майский Цветок, они совсем не били меня, о, совсем нет, о! о! Но они нашли мою косу и со смехом отрезали ее… Ах! Когда настанет мой смертный час и за мной придет Будда, как же он найдет меня, — рыдал Ли Кан, теребя смешной черный хвостик, топорщившийся на самой макушке.

Солдаты принесли окровавленные тела трех беглецов. Адриан и Флорис попытались помочь им, однако это был напрасный труд. Было ясно, что эти люди долго не протянут. Один из них начал кашлять кровью. Вскоре он затих, и голова его безжизненно поникла.

— De prof undis clamavit ad te Domine. Per mortem et sepulturam tuam[20], — забормотал поп Золотий, молитвенно складывая руки и корчась от боли.

— Черт побери, мошенник, ты, значит, еще и латынь знаешь, — восхитился Адриан, вместе с товарищами устраиваясь в глубине повозки.

Каторжный караван тронулся в путь.

— Да, барин, и еще многое другое, — с лукавым видом отвечал поп. — Так что мы можем помолиться Господу и поблагодарить его за то, что в своей великой милости он призвал к себе этих троих грешников, чье присутствие было бы для нас весьма стеснительно, ибо в лесу иногда случаются странные вещи…

В самом деле, за деревом мелькнула какая-то пестрая фигура. Флорис и Адриан самым внимательнейшим образом озирались вокруг, однако не смогли ничего разглядеть. Где-то поблизости закаркал ворон.

— Барин, это человек знак подает, прошептал, сверкая своим единственным глазом, Федор.