— Ах, Жанетта, помнишь, какую рожу скорчила мать-настоятельница, когда я сказала, что ты — мадемуазель Ле Норман д’Этиоль?

Жанна-Антуанетта взяла ее за руку:

— Ты спасла меня, Батистина, я этого никогда не забуду.

Расчувствовавшись, они обнялись, но тут внимание их привлекли три разбитые телеги, влекомые жалкими клячами. Рядом с телегами шла пестрая, всклокоченная толпа, состоящая из мужчин, женщин, детей, собак и коз. В колымагах навалом лежали самые невероятные вещи, сидели женщины, кормящие новорожденных младенцев, и ветхие старухи, не способные передвигаться самостоятельно. Жанна-Антуанетта и Батистина с любопытством разглядывали эту разношерстную толпу; она совершенно не пугала их. Внезапно одна из женщин, с глазами, горящими, словно уголья, подняла голову и заметила девочек. Она подошла к стене и, улыбаясь, произнесла:

— Если у вас есть золотая монетка, маленькие барышни, я могла бы погадать вам.

Подружки растерянно переглянулись: они никогда не имели при себе денег, однако умирали от желания узнать, что же нагадает им цыганка. Женщина поняла их смятение, и, указав пальцем на их меховые накидки, предложила:

— Дайте мне ваши плащики, и в обмен я расскажу, что ожидает вас в будущем.

Девочки, ежась от холода, радостно сбросили ей плащи. Цыганка махнула рукой, и одна из повозок подъехала поближе; цыганка забралась на нее, чтобы находиться с ними на одном уровне. Сморщенная, пожелтевшая старуха, скорчившаяся в глубине колымаги, пронзительным взором смотрела на усевшихся на коньке крыши девчушек; на ее лице древней мумии жили только глаза. Батистина и Жанна-Антуанетта внезапно почувствовали себя неуверенно в столь непривычной близости от цыган. Молодая цыганка начала нараспев:

— Ты, прекрасная блондинка, будешь очень богата, твой муж будет очень красив и у тебя будет много детей, а ты, красавица…

— Постой, Зингара, — внезапно вмешалась старая цыганка, мгновенно выпрямившись и явив гибкость тела, которую было совершенно невозможно предположить у женщины ее возраста, — помолчи, я вижу, как звезда сияет над головами этих детей.

Непонятная тревога все больше охватывала Жанну-Антуанетту и Батистину: цыганки совершенно заворожили девочек. Старуха взяла их руки и обратилась к Жанне-Антуанетте:

— Тебе, крошка, будут завидовать все женщины, ты станешь почти королевой, а ты, дитя мое, — продолжала она, обращаясь к Батистине, — ты пересечешь океан. О! Нелегкой будет твоя судьба… и ты смогла бы подняться так же высоко, как и твоя подруга… я тоже вижу корону… не захочешь ли ты ее? Ах! Я вижу человека, которого ты полюбишь, он рожден подле трона… не понимаю… он далеко, очень далеко… ему грозит опасность, все время грозит опасность… о! все смешалось.

Старуха выпустила руки девочек, немного разочарованных тем, что все так быстро кончилось.

— Кто вы и куда едут ваши повозки, добрая женщина? — осмелев, спросила Батистина.

— Ах, девочка, мы все время в дороге. Богу было угодно, чтобы люди моего племени вечно были в пути. Мы идем далеко, очень далеко, на восток, туда, где зимой пустынная земля покрывается льдом, а летом обжигающим песком.

Батистина и Жанна-Антуанетта переглянулись, удивленные столь странным ответом. Сидевший на козлах мужчина издал пронзительный свист, и колымага загрохотала по дороге, увозя с собой обеих цыганок. Зазвонил монастырский колокол. Батистина первой спустилась с крыши и закричала Жанне-Антуанетте:

— Ой! Я потеряла свой браслет с медальоном, где у меня был портрет Флориса… Элиза будет меня ругать, да и мне самой его очень жалко… Ладно, ничего, обойдется, Флорис всегда со мной, в моем сердце! — завершила она совсем тихо.

— Батистина, ты веришь в то, что наговорила нам эта старуха? — на бегу прошептала Жанна-Антуанетта. Она остановилась: глаза ее блестели, она приложила руки к своей юной груди, чтобы унять бешено колотившееся сердце; трудно сказать, от чего оно билось больше: от волнения или от быстрого бега. Батистина взглянула на подругу:

— О да, Жанетта, верю, мне кажется, она сказала правду; во всяком случае, это гораздо забавнее занудных речей наших добрых сестер-наставниц.

— Я стану почти королевой, почти королевой, Батистина… да, король полюбит меня… больше, чем он любит эту злючку, мадам де Вентимиль.

— А я, Жанетта, отправлюсь в путешествие… в такое же путешествие, как Флорис и Адриан.

И две девочки стремглав помчались к монастырю, где, раскрасневшиеся и запыхавшиеся, угодили прямо в руки матери Марии-Марты, которая, воздев руки к небу, призвала к себе на помощь святую Риту — покровительницу заблудших.

Прекрасная Зингара заливалась смехом, обнажив свои белоснежные зубы, удачно оттенявшие смуглую кожу ее лица. День выдался удачный, думала она, лаская мех двух маленьких накидок и пробуя на зуб витой золотой браслет, желая убедиться, что он действительно сделан из драгоценного металла. Старая цыганка дремала, убаюканная тряской, и в полусне бормотала непонятные слова: — Да… да, дорога долгая, очень долгая… как сама жизнь, но все всегда встречаются…

…Въехав во двор Версаля, король, который, к великому неудовольствию Полины, на протяжении всего пути в карете ни разу не разжал губ, внезапно произнес:

— Вы побледнели, дорогая, когда малышка произнесла имя «Флорис».

Полина встрепенулась и решительно запротестовала:

— О чем это вы, Луи? Эти Вильнев-Карамей всего лишь ничтожные мелкие дворяне, а маленькая негодница…

— Иногда я спрашиваю себя, что привязывает меня к вам, — сухо оборвал ее король. — Вы жестоки, горды и злы.

— Да, — ответила Полина, — но вы любите меня, потому что я говорю с вами, Луи, как с любым из ваших подданных. Для меня вы не король, а любовник.

Карета остановилась. Король положил руку на ручку дверцы, чтобы помешать Ришелье, незримо присутствовавшему при этой семейной сцене, открыть ее.

— Так вот, мадам, сейчас я требую отвечать мне не как вашему любовнику, но как королю, — неожиданно ледяным тоном произнес Людовик XV. — Флорис любил вас?

Полина внезапно испугалась, но, глядя на бесстрастное лицо короля, капитулировала:

— Да, сир, но… я его не…

— Довольно, мадам, я не хочу выслушивать ложь… вы снова побледнели… Прощайте, до вечера.

Король стремительно выскочил из кареты и молча прошел мимо придворных. Он направился прямо в малые апартаменты и заперся в своем тайном кабинете. Там он упал в кресло и вздохнул:

— Эта девочка такая же живая, смешливая, как и ее братья… ее братья… Господи, как же тяжело одиночество.

Несколько минут король сидел, недвижно устремив взгляд в одну точку, затем очнулся и позвал:

— Бонтан!

Дверь тотчас же распахнулась, и появился верный камердинер, ожидавший за дверью его приказов.

— Не было почты из России?

— Нет, сир, — ответил лакей, опускаясь на колени и почтительно стягивая с монарха пыльные сапоги, — но господин де Бель-Иль вошел по потайной лестнице и уже несколько минут, как ждет ваше величество.

— Ах! — встрепенулся король. — Скорей введите его.

Какой-то тип с хитрым лицом и в помятом костюме устремился к королю, который, не обращая внимания на его внешний вид, радостно шагнул навстречу и крепко пожал ему руку.

— Благодарю, друг мой, за ваше усердие… Какие известия вы привезли?

— Ваше величество, — произнес Бель-Иль, — я прибыл прямо из Берлина, где имел тайные переговоры с его величеством Фридрихом в его замке Сан-Суси. Он не станет поддерживать свою кузину, русскую регентшу. Прусский король без обиняков заявил мне — это его собственные слова, и я в точности повторю их для вас, сир: «Передайте Людовику, что я считаю родственниками только своих друзей. Брауншвейги всегда отличались глупостью, а я предпочитаю вести переговоры с умными русскими. К тому же в XIV веке Романовы вышли из Пруссии», и король со смехом потер руки.

— Благодарю, Бель-Иль, — произнес Любимый, — ваша миссия была не из легких. Теперь следует довести эту новость до сведения царевны. Пошлите также послание нашему польскому агенту, он позаботится о том, чтобы переправить письмо царевне. Но надо быть предельно осторожным. Если Австрия узнает об этом решении Фридриха, результат будет подобен действию зажженного фитиля на пороховую бочку. Но Фридрих… какой великий государь… какой великий стратег, — мечтательно произнес Людовик XV, — я глубоко восхищаюсь им. У Пруссии есть шанс увидеть во главе государства поистине гениального человека…