— Ой, как много! — закричала Фифина, посмотрев сначала на рыбу в руках отца, а потом на колонну собранных ими крабов. — Что мы будем с ними делать?

— Найдём что, — сказал папа Жан и улыбнулся. — Кое-что съедим, а кое-что продадим на рынке. А если всё равно останется… что ж, отнесём нашему дяде Жаку, он живёт на том конце Береговой улицы. Мы ещё ни разу не навестили моего брата, с тех пор как приехали в город. Я буду рад принести ему что-нибудь в подарок. Другого ведь ничего у нас нет.

— И я тоже пойду? — поспешил выяснить Попо.

— Только не сегодня. Пока мы доберёмся до дома, будет уже слишком поздно… Ого! — Это папа Жан увидел цепочку крабов у своих ног. — Я вижу, у меня не такие уж плохие дети! Мама Анна, верно, тоже будет вами довольна. Я думаю, что вы заслужили награду, и скоро мы кое-куда прогуляемся. Может быть, даже очень скоро… Хотите на маяк?

Попо расправил плечи. Ему казалось, что так он больше похож на взрослого мужчину. И он решил не обижаться на отца за то, что его не возьмут сегодня к дяде Жаку.

Он шёл за папой Жаном и Фифиной вверх по склону и с гордостью нёс связку крабов, с неменьшей гордостью, чем папа Жан свой улов.

Прошло несколько недель, и Попо уже казалось, что всю жизнь они прожили в городе. Он позабыл, как совсем ещё недавно чувствовал себя здесь не очень-то уютно, совершенным чужаком.

Но вот как-то он услышал слова, которые вернули его к воспоминаниям о жизни в деревне. Произнесла эти слова мама Анна, и были они о её родных, оставшихся там, за холмами, о её матери Терсилии, о её сёстрах и племянниках. Маме Анне очень хотелось побывать дома, среди близких, увидеть места, где она родилась и выросла, войти в свою старую хижину. Особенно скучала она по своей сестре Марии и по её уже взрослым детям. Мама Анна за всю свою жизнь ни разу ведь никуда не уезжала, поэтому как не понять её тоски по родным местам.

— Ты можешь отправиться туда с детьми пораньше, в субботу, — сказал ей папа Жан. — Тогда у вас будет почти целых два дня. А я за вами приду к вечеру в воскресенье.

И все были довольны, что папа Жан так сказал. Попо исполнил танец посреди комнаты, Фифина захлопала в ладоши, а мама Анна даже отвернулась к двери, чтобы скрыть подступившие слёзы, — так ей не терпелось повидать своих родственников.

Суббота! Милая суббота!

Ну почему ты не можешь поторопиться и прийти поскорее — скажем, вместо пятницы или даже четверга?! Разве ты не видишь, дорогая суббота, что маленький чернокожий Попо давно уже тебя ждёт, сидя на пороге своей лачуги? Разве не замечаешь ты, как мама Анна подолгу стоит неподвижно с ребёнком на руках и смотрит, смотрит, куда-то вдаль — откуда должна появиться ты, суббота?! Так что же ты не поторопишься, милая, долгожданная суббота?..

И суббота послушалась и стала приближаться всё быстрей и быстрей. Вот она и наступила…

Попо напялил свою коротышку-рубаху и почувствовал себя настоящим франтом. Фифина облачилась в самое чистое своё платье, а малютка Пенсья была вымыта до блеска. И снова маленький отряд пустился в путь. Но это путешествие не напоминало их прежнее, когда они направлялись в город. На этот раз с ними не было осликов — их оставили во дворе нового жилища, потому что наши путники не взяли с собой никакого багажа. И потом, во главе каравана не шагал папа Жан. Он, как обычно, вышел в море на лодке, потому что не мог ведь он пропустить хотя бы один день работы. А работой его была рыбная ловля.

На окраине города путешественники остановились возле бойни. Это была обыкновенная бетонированная площадка под железной крышей. Здесь каждый день убивали множество овец и коров, чтобы в городе было мясо.

Казалось бы, что в таком маленьком городишке, как Кейп-Гаити, не нужно ежедневно заниматься убоем скота. Но беда в том, что на острове Гаити лёд — страшная редкость, его почти невозможно достать. Здесь нет ящиков со льдом или огромных холодильных камер, а климат тут необычайно жаркий. Вот и приходится ежедневно возобновлять запасы мяса. Поэтому на бойне всегда оживлённо, площадка никогда не пустует, люди всё время заняты: убивают животных.

Мама Анна была вынуждена остановиться на минуту возле бойни, чтобы удовлетворить любопытство ребят. Ведь они никогда не видели, что это такое. Но вскоре все отвернулись от жестокого зрелища — невыносимо было глядеть на десятки связанных друг с другом жалобно блеющих овец и на людей, затачивающих длинные острые ножи.

А дальше у дороги стояла единственная в городе небольшая фабрика: здесь консервировали ананасы для отправки их в Соединённые Штаты Америки. Среди рабочих Попо увидел и чёрных и белых. Все они двигались очень быстро, и Попо подумал, что он не смог бы, наверно, таскать тяжести и бегать с такой скоростью.

— А где мы сегодня будем спать? — спросила Фифина у мамы Анны.

— Наверно, у тётушки Марии, — ответила та. — У бабушки Терсилии и так слишком тесно. А у тётушки Марии на полу найдётся место для матрацев. Для одного, а может быть, даже и для двух.

— Я бы хотел у бабушки, — сказал Попо. — Мне там больше нравится.

— А мне нет, — сказала Фифина. — У неё поросёнок всё время бегает по хижине. Из-за него никогда не заснёшь. Особенно на полу.

— Поросёнок ведь тоже когда-нибудь засыпает, — разумно ответил Попо. — Вот в это время и мы можем поспать. Разве нет?

Их спор разрешила мама Анна: она сказала, что на этот раз все они заночуют у тётушки Марии — и кончено…

Бо́льшую часть пути они шли молча. Шли по длинной-предлинной извилистой дороге, затенённой листьями банановых и манговых деревьев, с высоченными пальмами и огромными колючими кактусами по обочинам.

А к вечеру, усталые и насквозь пропитанные белой дорожной пылью, они подошли к знакомой развилке и свернули на тропу, вьющуюся между кофейных зарослей и ведущую вверх по холму в их родную деревню.

Сперва они навестили, конечно, бабушку Терсилию. Уже издалека Попо увидел и сразу узнал такую знакомую каждым своим выступом тростниковую хижину. Увидел огромное манговое дерево, всё увешанное спелыми зеленовато-оранжевыми плодами, упруго гнущееся под их тяжестью. Красивая это была картина! И хотя Попо видел её не в первый раз — всё равно он подумал, что дома всё-таки очень хорошо. И ему захотелось ещё скорей подняться по склону и очутиться перед хижиной. Во рту он давно уже чувствовал изумительный вкус манго: ведь плоды с дерева его бабушки были, пожалуй, самыми сладкими на всём острове Гаити… И вот уже и он и Фифина несутся во всю прыть по тропинке.

Бабушка Терсилия, старая, морщинистая, иссохшая, как осенний лист, встретила их в дверях с неизменной своей трубкой во рту.

— А, ми шер ти монд! — воскликнула она.

Это было её любимое изречение на креоло-французском диалекте, и означало оно: «А, дорогие мои малютки!»

И сразу же отовсюду появились люди: из-за угла хижины, из-под банановых деревьев, из кустарника — и всё это были дети или внуки бабушки Терсилии, которые жили с ней в одном доме и выбежали теперь приветствовать городских гостей.

Мама Анна и бабушка Терсилия с места в карьер начали разговаривать — и так быстро и возбуждённо, что Попо ничего почти не мог разобрать. Потом все стали обниматься и подолгу висли друг у друга на шее, как будто не виделись по крайней мере лет десять.

А немного позже вся семья сидела уже на земле возле своей тростниковой хижины. Правда, не совсем вся, потому что Попо и ещё двое или трое мальчишек тут же вскарабкались на манговое дерево и принялись трясти его ветви. И на землю посыпался град спелых плодов. Дети собрали их, но есть не стали, а отнесли старшим. После чего все уже приступили к еде.

Плод манго очень сочный и липкий, с твёрдой косточкой внутри и довольно жёсткой кожурой, которую надо счищать и отбрасывать, по мере того как вы вгрызаетесь в мякоть. А мякоть у него ярко-жёлтая и такая вкусная, что только она попадёт в рот, как сразу начисто забываются все мелкие неприятности и все трудности, которые вы перенесли, пока доставали и чистили этот плод.