Следующий пленник не сопротивлялся. Как и двух первых, раздетого и освобожденного от веревок, ыканин погнал его к валу.
- Прекратить сей час же! - сказал Рокот - Бегите на обе ближние башни, пусть самострелы заводят, и как он побежит - пусть стреляют!
- Ыркыт! - крикнул плешивый. Пленник рванул с места и петляя, побежал к валу. Ыканин, левый в цепочке конников, даже не успел натянуть тетивы, как с двух башен разом ударили самострелы. Одна стрела легла прямо у ног лысого, вторая вонзилась в круп лошади стрелка. Конь, дико заржав, свалился на бок и придавил седока под собой. Тут же подскочили другие ыкуны, вытащили товарища из-под бьющегося коня, и закинули на другого скакуна, как мешок, поперек седла. Пленников перекололи короткими копьями прямо с коней, и торопливо поскакали прочь. Медноголовый бежал позади, размахивая копьем и крича. Один из всадников, услыхав вопли товарища, чуть придержал коня. Ыкун с ходу ловко вскочил на круп, и сам с криками стал погонять лошадь, охаживая ее копейным древком по боку. Еще две стрелы с башен легли уже в поднятую утекающими ыкунами пыль.
Пленник тем временем, видя что его мучители скрылись, спокойно добрел по валу до ворот. Воевода пошел на него поглядеть.
- Небо! - воскликнул Рокот, едва взглянув на спасенного - Ты!? Ты это...
Пленник приподнял голову и пробормотал:
- Я это... здравствуй, дядя...
На стене перед воеводой стоял Силач, сын воеводы Быстрого. За два дня потерявший четверть веса, и прибавивший, на вид, к своим шестнадцати годам, еще лет десять. Он стоял, осунувшийся, глядел прямо, без страха и смущения, но и без всякого выражения, отрешенно и пусто. Голый, среди множества уставивших на него глаза мужчин, женщин и детей, он совсем не стеснялся своей наготы, да кажется, просто сам ее не замечал.
- Ты давай... - пробормотал потрясенный Рокот - Свирепый! Давай, уведи его к матери. Пусть отдыхает! Иди, племяха, не стой тут...
Больше табунщики в этот день к бугру не приближались, и никак города не тревожили. Спокойно прошла и ночь. Сторожей беспокоил только волчий вой, раздававшийся до рассвета, удивительно близко от стен. Как - да и зачем - волки подошли к городу мимо ыканского лагеря, многих цепей охраны, табунов и стад, никто не мог взять в толк. Говорили снова о колдовстве, и колдунах.
Утром, не успело показавшееся из-за окоема солнце расстаться с землей, как Рокота начали донимать нежданными донесениями. Какой-то чужак - доложили ему - подъехал никем не замеченный к самым воротам, и назвал себя посланником Стройны.
- Один, что ли? - спросил Рокот, выбираясь из-под одеяла, и усаживаясь на лавке. В это время дня он привык еще видеть свои богатырские сны.
- Один. - сказал посыльный - Конь с ним еще, и тот, кажется, вот-вот сдохнет
- Пусть запустят, и на двор ведут со стражей. Там, за дверью скажи, чтобы одеться несли.
Рокот облачился, и перешел из спальни в столовую, когда перед ним, под конвоем трех бояр, предстал Молний. Поздоровавшись и поклонившись, он снял с груди и протянул воеводе "дело" от княгини - бляху с выбитым на ней кораблем под парусом.
- Садись, боярин. - сказал Рокот, оглядев гостя и предъявленную им печать. - Один, что ли, ты приехал?
- Один я, да.
- Давно ты из Струга к нам?
- Вчера на закате выехал.
- Когда? - переспросил Рокот - Позавчера?
- Да нет, воевода, вчера, как смеркаться стало, выехал.
- Как же так быстро доскакал? - удивился Рокот.
- Так и доскакал. Подо мной кони резво скачут, потому, что нужные слова знаю. Одного коня загнал, другой вон, у тебя на дворе, еле живой стоит, а мне не привыкать. Да я-то и раньше тут был, только рассвета ждал, в город войти.
- Почему? - спросил Рокот.
- Потому, боярин, что если бы здесь твой город одни табунщики стерегли, то я бы ночью спокойно вошел, а они-то не одни.
- А кто еще?
- Злыдни, воевода. Они город окружили как колдовским кольцом, так что по-тихому не в жизнь не проскользнуть. Пришлось вот ждать, пока рассветет, да пока они выйдут из силы.
Рокот изумленно поглядел на гостя.
- Кто же ты есть? Какие слова говоришь?
- Молний меня зовут, сам я с Белой Горы, что в Пятиградье. Не слыхал?
- Пятиградье знаю, а про гору твою не слышал. Дело у тебя, я смотрю, подлинное, а сам ты что-то на княгининого посланника не очень похож.
- А она меня и не посылала. - сказал Молний, не моргнув глазом.
- Как? - удивился Рокот.
- Да так. Я сам - вольный человек, в Каяло-Брежицк прибыл с князям Смирнонравом, а у княгини дело попросил для удостоверения.
- Попросил? И она тебе вот так вот просто дала княжеский знак? - удивился Рокот пуще прежнего.
- Да. "Вижу - говорит - что ты дурного не сделаешь" и велела мне знак дать.
Рокот совсем запутался. Не полоумный ли сидит перед ним? Но дело подлинное. Может быть, он настоящего посланника от княгини убил, и теперь морочит здесь голову?
- Говоришь, ты вольный человек. Зачем же приехал?
- Приехал помочь вам город отстоять. Потому мне княгиня и дала знак.
- И каким ты нам поможешь? Может, ты целый полк возишь за пазухой?
- Не вожу. А помогу вам тем, что от ыканских стрел и мечей вы защититься можете. А злыдни с вами будут биться невидимым оружием, от него как защититесь? А тут я. Мы с ними - старые знакомые, еще по позорным годам. Послушайся княгиню, воевода! Она мне поверила, и ты поверь - позволь я при тебе останусь!
- Княгиня Стройна славится умом. - сказал Рокот. - Раз она тебе поверила... А ты тоже колдун, что ли?
- Колдую помаленьку. Но не так, как злыдни. Их время ночь, мое - день.
- А князь Смирнонрав, говоришь, он в Каяло-Брежицке? Получается, что он с самого Засемьдырска приехал.
- Да. Он давно узнал, что Степь готовится идти на вас воевать, потому он и вышел из Засемьдырья.
- И ты с ним? - спросил Рокот.
- Нет. Я своим путем сюда шел с товарищами, а в дороге и князя встретил. Его я тоже знаю.
- А Смирнонрава откуда знаешь? - спросил Рокот.
- Я в его уделе часто бывал в позорные годы.
- Ладно, что с тобой сделаешь. - сказал воевода - Оставайся, не гнать же тебя обратно, когда у нас людей в обрез. Да и княгинино слово нам - указ.
Вот, что: Как тебя...
- Молний.
- Молний... Имя-то какое у тебя! Дай Небо, чтобы ты его носил поделом... Скажи мне: Ты с Каяло-Брежицка приехал. Слышат там нашу беду?
- Слышат, воевода! - уверенно сказал Молний - И не только там. Во всей ратайской земле слышат про вашу беду. Еще кровь не остыла там, где ваши воины ее пролили в степи, а в Каяло-Брежицке уже собираются новые полки, чтобы спасать вас, и страну. Верь - придет твоему городу помощь! Нужно только продержаться.
Едва Рокот позавтракал, и собрался идти справлять воеводство, как у городских ворот завыла труба. Прибыл посол, со словом к городу от великого кагана. Рокот поспешил к воротам, туда же велел собраться боярам и старшинам. Пошел и Молний.
Послом на этот раз был не Большой Человек, а среднерослый худощавый ыканин лет около сорока, в сияющей чешуйчатой броне. Суровое лицо его было гладко выбрито, волосы стянуты на затылке в толстую косу. Под мышкой воин держал шлем, обшитый черным шелком. На левом боку висел кривой меч без всяких украшений. А вот сопровождавший его седой переводчик был тот самый, что и при Великом Посольстве, да и бунчук о шестнадцати хвостах был точ-в-точь как у парламентера под Каяло-Брежицком. Еще полдюжины конных слуг стояли позади.
Посланник заговорил жестким твердым голосом, и толмач вторил ему, пронзительно выкрикивая слова:
- Я, быръя великого кагана Ыласы и начальник над тысячей всадников в его войске, говорю слово великого кагана!
Всадник за спиной быръя поднял длинную прямую трубу, и протрубил так, что гул снова пронесся через весь город. Вслед за этим посол продолжил:
- Великий Каган Ыласы, да пошлет небо ему сто пятьдесят счастливых лет, владыка в Великой Степи над людьми, животными, землей и водой, и всем кроме неба над Великой Степью, гроза всех своих врагов, ласкатель подданных, хранитель священных законов, справедливый судья, покоритель земель на сто дней пути, усмиритель бунтов и податель всяческой милости, повелевает вам, жители города Каиль подчиниться ему и выполнить его волю:
