-- Покажите, что видели. Может быть, ещё одумаетесь.

∙

Но она не одумалась. Когда её вывели из СИЗО на улицу, там уже толпились люди, как перед выходом знаменитости. Они кричали: "убийца", "чудовище", "мы с ней сами расправимся". Внезапно от этих слов ей стало намного легче. Каждый возглас на минуту избавлял её от душевных адских мук. Когда она подошла к машине, какая-то женщина попыталась плюнуть в неё:

-- Здохни, чудовище!

Катя села в машину.

"Нет, чудовище теперь ты."

За ней захлопнули дверь. Конвоиры внимательно следили за Катей, на их лицах было написано: "ну, что получила, тварь".

Она безжизненно смотрела вперёд.

"Глупые несчастные конвоиры, глупые люди. Каждый ваш вскрик ненависти, как глоток воды для умирающего от жажды в пустыне, как глоток чистейшего свежего воздуха. Господи Боже, прости этих глупых людей. Если бы вы меня простили, если бы хоть кто-то из вас простил меня - да я бы сгорела заживо на этом же месте".

Когда Катю ввели в зал суда, началось тоже самое. Она жадно слушала каждый возглас и внутренне отвечала: "спасибо, прости их Боже".

Всё слушание люди не унимались и хотели услышать приговор. Смертный приговор. Единственный, на который они были согласны. Но могло ли это их успокоить? Они вцепились в неё глазами и всё время чего-то ждали. Но что она могла им дать?

"Богу молитесь"

Сколько зла она причинила этим людям, этим несчастным глупым людям, совесть которых бы им теперь абсолютно спокойно позволила убить бы её, недочеловека, зверя, урода. И потом не видеть её лица в страшных мучительных снах. Катя встала.

"Суд признал виновной (возгласы одобрения) ... и приговорил к высшей мере наказания - смертной казни путём расстрела".

Аплодисменты.

Её как будто что-то кольнуло, и она вздрогнула.

"Аплодисменты! Спасибо, они заглушили то, что кричала моя мама в отчаянии. Аплодисменты! Всю жизнь я старалась понравиться окружающим и боролась за их мнение обо мне. Как же глупа я была. Аплодисменты! Чему вы всё время аплодируете?"

На Катю надели наручники, со всех сторон обступили охранники.

"Вот теперь начинается настоящий ад, - подумала она, и ей вдруг захотелось бежать и молить о помиловании, стоять на коленях перед каждым и умолять. - Господи Боже, помилуй меня грешную!" - вместо этого повторяла она всю дорогу.

Спасибо одному священнику, что он научил её молиться. Тогда она сидела в СИЗО и увидела, как из одной из камер выходит священник. Он был худой. "А что ещё заставит священника быть худым как не вера", - подумалось ей. Она попросила, чтобы он к ней зашёл. И через пару дней он действительно зашёл к Кате. Он перекрестился.

-- Простите, батюшка. Что мне делать? - Он молча смотрел на Катю. - Каждую минуту, каждую секунду я испытываю испепеляющие муки, иногда мне кажется, что я не выдержу. Мои грехи, которые ничем не смыть и которые никто не поймёт, они всегда стоят передо мной. И их тяжесть невыносима для человека. Я знаю, что прощение невозможно.

-- Для Бога всё возможно.

-- О! Нет, я чувствую, что это невозможно и об этом не могу даже просить. Но так жить я тоже не могу. Я, как это ни странно, не хочу, отчаянно не хочу сойти с ума, но иначе тоже невозможно мне здесь находиться. Я на грани безумия. Я не могу сама с этим справиться, но, может, есть какая-то помощь?

-- Если очень тяжело, и вообще во всякий день нужно непрестанно молиться.

-- Молиться? Спасибо. А вы научите меня, как?

"Нужно непрестанно молиться!"

-- Очень просто: "Господи Боже, помилуй меня, грешную".

Поначалу ей было тяжело повторять эти слова, потому что она понимала - о помиловании не может быть и речи, но потом мысленно прибавляла: "хотя бы в эту минуту".

∙

Катю в путах и со всех сторон под охраной, как супермена, который раз двадцать удачно пытался бежать, привезли в какое-то романтичное и вместе с тем страшное место. Когда она выходила из машины, то казалось, что до свободы рукой подать. Тут же ходили люди, ездили машины, но свобода уже навсегда осталась в прошлом. Её поджидал следующий конвой. Идти было тяжело - цепи звенели! Несмотря на это, её всё время поторапливали. В конце концов, спустили в какой-то подвал или подземелье и посадили в очень маленькую сырую каморку. Стоял только туалет (дыра) и металлическая кровать, без белья. Было почти темно. Кате стало холодно. Она села на ледяной край кровати.

"Смерть путём расстрела". А ведь раньше она даже не задумывалась, как именно убивают людей.

Катя засмеялась: "и какой цирк с этого устраивают". Она пробовала смеяться разными голосами, как будто здесь много людей. Потом остановилась и начала читать молитву.

Молитва перемежалась со страшными мыслями, но всё-таки начала составлять основу её жизни здесь. Именно здесь она впервые прочитала "Новый завет"! Надо же, она никогда не читала Библию, и при этом прочла тонны всякой ерунды. Книги по диетологии, например.

Каждый день ей всё-таки хотелось жить. Жить, чтобы не умереть или просто, чтобы жить, понять было сложно. Но, если бы она была действительно невиновна, умирать было бы не так мучительно страшно. Хотя тогда она была бы другим человеком, и кто знает, какую глупость бы она тогда лелеяла в своих мыслях.

Даже здесь её окружали люди. Она краем глаза смотрела на других заключённых, и они смотрела на неё. Маленькая, худая, обритая наголо, в мешковатом костюме.

"Такая я одна"

Однажды её даже пригласил на беседу начальник тюрьмы. Он был очень мил и спрашивал, как у неё дела. Во время разговора у неё в голове крутилась только одна мысль: "уже скоро"!

Когда её отвели обратно, её охватило отчаяние.

"Все-таки ко всему привыкаешь. Жизнь на воле, в конце концов, тоже похожа на тюрьму". Он захлёбывалась страхом, и ей казалось, что она чувствует через стены, как другие заключённые чувствуют то же самое. Она уставилась в маленькую светящуюся дырочку в наморднике. Вдруг на свет по паутине спустилась малюсенькая светло-зелёная гусеница. Она начала крутиться на своей тоненькой паутине, скручивалась и раскручивалась в разные стороны. Катя смотрела на неё как завороженная. Это малюсенькое создание наполнило комнату светом и неподдельной радостью жизни. И ведь что она о ней знает? И как правильно её использует. Она всё не унималась и кружилась в разные стороны, принимая невероятные позы.

"А ведь некоторые люди совершают самоубийство. Господи Боже, помилуй меня, грешную".

∙

Через два дня ночью Катю и ещё четверых заключённых под усиленным контролем вывели из камеры и погрузили в машину. Всё её тело тряслось.

"Господи Боже, помилуй меня, грешную".

На минуту она оглянулась вокруг. Остальные сидели скрутившись, они тряслись, а губы их что-то шептали.

Наверное, никто в мире сейчас не молится так искренне, как мы - подумала Катя, запинаясь в мыслях от дрожи.

∙

На множестве коек лежали люди и, видимо, лечились. Перед некоторыми стояли "утки", кто-то читал газету, кто играл в шашки, кто-то просто лежал, накрывшись одеялом. К Кате подошла медсестра в белом халате: "располагайтесь"; и указала на кровать.

Койка была "совдеповская" со скрипящими пружинами и обвисшим матрасом. Но самое ужасное - она была вся измазана то тут, то там, извините, настоящим засохшим дерьмом. Катю начало подташнивать. Она внимательно посмотрела на соседа, накрывшегося таким же одеялом с головой.

"Да что это за больница такая! Что за антисанитария!"

Она стояла у своей койки, её никто не приветствовал, люди ходили туда-сюда, пили таблетки, лежали.

-- Обед, - сказал пациент, и некоторые люди поднялись и не спеша вышли из палаты.

Катя удручённо села на кровать.