Я, как всегда, пробрался в церковь через колокольню. Прошел к узкой лестнице, не задев ни одного из колоколов. Их медные подвижные язычки могли поднять ненужный шум и неразбериху, ведь звонить можно только соответственно службам и в случае опасности. Ни единая ступень не скрипнула под моей ногой, когда я спускался вниз. Деревянные половицы были уже совсем старыми, а образа и утварь практически древностью. Я помнил эту церковь еще заброшенной, а земли рядом невозделанными и необжитыми. Тогда вокруг стеной возвышались заросли репейника и полыни, а теперь трескалась выжженная почва, на которой мгновенно таял даже снежный покров. В этой церкви я был когда-то давным-давно, когда на свете еще не было Ноэля, а священник, который служил здесь, тогда еще не перебрался в эти края. Где-то здесь и по сей день хранился договор, написанные кровью. Две подписи горели на нем рубиновым пламенем. До сих пор я чувствовал в тяжелом, окутанном фимиамом воздухе запах собственной крови, едкий, как дым, и возбуждающий, словно очень крепкое вино. От этого запаха щекотало ноздри, и спящее чудовище внутри меня тут же начинало волноваться и рваться наружу.
Ноэль наводил порядок в ризнице и не слышал, как я пришел. Какими только обязанностями он здесь ни занимался, не только помогал во время богослужений, но также убирал и чистил все, что успевал. На нем лежали все обязанности, начиная от привратника и кончая, наверное, просвирником. Во всяком случае, за запасами вина для причастий все время следил он, ему же были поручены и колокола, и церковные записи, и книги, и утварь, которую часто надо было чистить. То есть, братья Ноэля потрудились на славу, разыскав для него такое глухое местечко, где было очень плохо со средствами и еще хуже с рабочими руками. Богатых или знатных прихожан не было, но зато всегда было полно работы. Ноэль, наверное, трудился так, как не трудятся все служки вместе взятые, и иногда даже находил в этом удовольствие, ведь работа помогала ему отвлечься от дурных мыслей и сожалений. По крайней мере, он радовался тому, что хоть в этой глуши от него есть какая-то польза, и лишь иногда вздыхал о Рошене, и о прежней блестящей жизни.
За те полгода, что Ноэль провел вдали, Рошен неузнаваемо переменился. Августин стал еще более могущественным и требовательным, чем до этого. Его власть росла и крепла, помогая творить тот произвол, на который он бы никогда не решился год назад, когда еще не занял достаточно твердых позиций. С ожесточением правителя менялся к худшему и сам город. Вернись сейчас Ноэль в родной дом, и он бы почувствовал себя там чужим.
В церкви царила благодатная, чуть таинственная тишина, только за цветными витражами окон слышался приглушенный шум. Нестройный хор голосов выдавал волнение, но сквозь стены оно просочиться не могло. Люди боялись повышать голос в таком месте, да и услышанными кем-то посторонним быть не хотели. Ноэль бы никогда не догадался, что люди, за которыми он недавно затворил двери, теперь все еще стоят у портала и обсуждают какого-то приезжего.
Я оглядел начищенные до блеска подсвечники, дароносицы, мощаницы. Всюду чувствовалась легкая рука Ноэля, но не видно было его самого. Он вечно возился с книгами, свечами, какими-то стопками бумаг и замечал меня только какое-то время спустя после прихода. Хорошо то, что он один, не зависимо от обстоятельств, всегда радостно приветствовал мой приход и никогда не упрекал за долгое отсутствие.
Я окинул храм взглядом, пытаясь вычислить хоть кого-то из существ, подобных мне, хоть летучую мышь на перекладине, но никого не заметил. А ведь я отчетливо ощущал, что не один. Кто-то стоял рядом, но не Ноэль. Кто-то, кроме него.
– Что празднуют на улице? – спросил я у появившегося Ноэля. Он не понял, и я пояснил. – Толпа под окнами очень оживлена.
– Сегодня ты какой-то другой… – Ноэль изумленно смотрел на идеально скроенный камзол, который по непонятной причине остался без нескольких пуговиц и неброский темно-синий плащ, прикрывающий спину, плечи и крылья. Золотистые символы, вытканные по его краям, выглядели не как колдовство, а всего лишь, как орнамент, надо было быть очень проницательным, чтобы принять их за зловещий знак.
– Сегодня я буду вельможей в числе твоих прихожан, – я высыпал несколько золотых монет в руку Ноэля, побоявшись, что если брошу их в церковный ящик, то он сломается, не приняв то, что проклято. – Нужно же и мне когда-нибудь показать образцовое поведение…
– Тем, кто следует за тобой, – закончил за меня Ноэль.
– Да. А ты откуда знаешь, – я ему об этом не говорил, ни о своей свите, ни о своих мелких, но злокозненных врагах.
– Я слышал смех, – объяснил Ноэль, так просто, будто это было естественным моментально связать со мной те звуки, которые исходят из ниоткуда.
Мы вышли из церкви, встали чуть поодаль от кучки прихожан, никто из них и заподозрить не мог, что вельможа, который стоит, как старый друг, рядом с будущим священником, на самом деле демон. Ноэль указал мне на какого-то человека, прислонившего к стволу рябины и быстро делающего пометки в блокноте. Он был одет в простую одежду, без украшений, короткий и, несмотря на холодную погоду, не слишком теплый черный плащ, и в то же время в нем чувствовалось нечто аристократичное. Тонкие пальцы, сжимавшие перо, явно, никогда не смогли бы приспособиться к тяжелому труду. Манеры были не то, чтобы раскованными, но в каждом жесте проглядывало нечто повелительное. Было видно, что молодой человек хоть и старается вести себя вежливо, но всюду ощущает себя единоличным хозяином. Он был аристократом до мозга костей, и, глядя на него, я почему-то вспомнил свою первую встречу с Винсентом. Тогда он смотрел на меня через толпу, и его глаза сверкали, как драгоценные камни, мудрый, бесстрашный и чуть нагловатый взгляд. Винсент был скромно облачен во все черное, но вел себя, как настоящий принц.
Вдруг незнакомец оторвался от своих записей, рука с пером застыла в воздухе, будто ее остановило сильное ощущение опасности, дыхание смерти в темень или близость огня. Он ведь мог и почувствовать, что рядом дракон. Или просто интуитивно сообразить, что в нескольких ярдах от него стоит убийца. Из-под простой фетровой шляпы на меня посмотрели темные, бездонные глаза. Как это ни удивительно, глазам простого смертного удалось не только отыскать меня в толпе, но и на миг заглянуть мне в душу.
Еще до того, как Ноэль сказал мне, я знал, кто передо мной.
– Это Габриэль де Вильер, родственник тех самых де Вильеров, о которых идет дурная молва, ты, наверняка, знаешь о таких вещах лучше меня, – приглушенный шепот Ноэля был слышим мне одному. Если только Габриэль не умел читать по губам, то ему было непонятно, о чем мы говорили.
– Знаю, он приехал сюда, чтобы расследовать исчезновение брата и сестры, его кузена и кузины, а еще убийство какой-то девушки… – шепнул я и почуял недоброе.
– Да, Бланки Розье, – подтвердил Ноэль. – Она приехала сюда из Рошена, как заговоренная бродила вокруг поместья де Вильеров, но ни разу не решилась поговорить с привратником и попроситься внутрь, да, это было и бесполезно, старый граф никого не желал к себе подпускать на пушечный выстрел. А потом нашли ее тело с разорванным горлом. Его видели, но потом, когда позвали гробовщиков, оно исчезло. Просто исчезло, и все… – с придыханием рассказывал Ноэль, для него вся эта история была невероятной и пугающей.
– Она говорила с тобой? Эта самая Бланка? – неосмотрительно задал я провокационный вопрос.
– Да, но об этом я должен молчать, – проговорил Ноэль, явно ощутив неловкость.
– Молчи и дальше, – милостиво согласился я. – Это твой долг.
– Ты не обиделся? – Ноэль казался немного расстроенным.
– Нет, как я могу на кого-то обижаться после того, что натворил сам? – конечно, я помнил эту девушку, Бланку. Еще одна проклятая из небезызвестной семьи Розье, их склеп и их сила поколениями наводили ужас на город. Когда, я встретил ее, то удержаться не смог. Кровь на снегу, на ее горле, на моих когтях, тотчас снова принявших вид человеческих пальцев, это, пожалуй, все, что я мог припомнить. Мало ли было таких случайных жертв, как она. Я не мог и не хотел запоминать каждую. А как исчез труп? Это уже была та история, о которой лучше умолчать, учитывая то, что во всех этих происшествиях замешан не я один.
