О л я. Мама, не стоит ворошить.
С в и р и д о в а. Но дальше продолжаться так не может. (Всплеснув руками.) Тебе только выговоров не хватало. Этого отец не оставит. Он обязательно вмешается. И тебя переведут отсюда.
О л я. Подожди!..
С в и р и д о в а. Вначале переедешь к нам. Просто так. Поживешь, отдохнешь. И Николенька тоже. Потом найдется и работа. Возможно, даже в институте.
О л я. Мама, для ясности… Из совхоза я никуда не уеду.
С в и р и д о в а. Почему? Что тебя держит здесь? Другое дело, когда все было иначе, но то, что я узнала сейчас…
О л я. Хорошо. Я скажу тебе. Только ты постарайся понять. У каждого человека есть что-то, ну, скажем, заветное. Словом, ради чего он живет, вернее — стремится жить… Так ведь? А иначе зачем она, сама жизнь?
С в и р и д о в а. Это уже философия. Нам сейчас не до нее.
О л я. Дослушай. Уйти мне отсюда — значит принять выговор, признать свою вину, хотя я права, бросить то, чем, можно сказать, живу…
С в и р и д о в а. Но разве в другом месте…
О л я. Нет-нет, что ты! Оставить опытные поля, когда столько сделано! И финал уже близок. Нет! Дело чести. Совести, наконец.
С в и р и д о в а. Не знаю, Олюшка, возможно, ты в чем-то и права.
О л я (прижимается к матери). А знала бы ты, как мне бывает тяжело оттого, что у нас с Кириллом… вот так.
С в и р и д о в а. Я ничего не могу тебе посоветовать. Сказать — постарайся забыть, уж коли так сложилось, — глупо. И если буду говорить так, ты меня не слушай… Я уже поседела и могу увидеть все только со своей старой колокольни.
О л я (ей трудно сдержать волнение). Мне иногда кажется — ненавижу его лютой ненавистью. И никогда не примирюсь… А гляну на Николку, хочется бросить все, схватить его за руку и бежать. Ехать, лететь… Коротким было мое бабье лето… (Решительно.) Не будем больше говорить об этом. Точка!
КАРТИНА ПЯТНАДЦАТАЯ
Прошло около года. Комната Ходосов. Ночь. О л я сидит у стола, перед ней рукопись. На раскладушке спит Н и к о л а х а. Посасывая пустую трубку, из угла в угол ходит С в и р и д о в.
С в и р и д о в (продолжая разговор). Короче говоря, бюро райкома поддержало и одобрило мой агрокомплекс. Засуха и в нынешнем году, конечно, путает карты, но то уж другая сторона вопроса.
О л я. Обсуждение шло живо?
С в и р и д о в. Как тебе сказать… Первый секретарь весьма вдумчиво и глубоко осветил суть вопроса, затем высказал свое отношение. Его дружно поддержали. Что-то начала было мямлить ваша директриса… Толковый человек первый секретарь.
О л я (не без иронии). Я его хорошо знаю.
С в и р и д о в. Вот побываю еще в пяти-шести районах, вооружусь нужной документацией, и недруги мои потерпят фиаско.
О л я. Это кто же, папа?
С в и р и д о в. Есть такие. Есть!
О л я. И что они?
С в и р и д о в. Противники как противники. Борьба как борьба. Кто кого! Но победителем буду я, потому что в любом поиске есть только одна истина, а она за мной. Все остальное ложь, профанация.
О л я. Садись, отдохни немного.
С в и р и д о в. Надо идти к своим ученым агрономам.
О л я. Они, должно быть, спят давно.
С в и р и д о в. Николаха сладко похрапывает. (Растерянно останавливается посреди комнаты.) А ведь, знаешь, я обманул его. Обещал купить в районе заводную машину… Забыл.
О л я. То-то он просил разбудить, когда приедешь.
С в и р и д о в. Совсем завертелся, старая калоша! Ах, Николаха, Николай, хороший мой мальчик. Как же быть? Вот что, я презентую ему свое ружье… Подарю! Да.
О л я. Ружье ни в коем случае! Разве можно мальчишке?
С в и р и д о в. Хорошо. Что-нибудь другое придумаю. Ничего нет ужаснее, как обмануть вот такого маленького человека. Непростительно.
Г р и б о в а (входя). Вы здесь, профессор? (Облегченно вздохнув.) А я так волновалась! После заседания бюро стала искать — нигде вас нет. Потом уже кто-то сказал: он, мол, уехал. Как же так, думаю, условились возвращаться вместе…
С в и р и д о в (сухо). Прошу извинить. Не учел.
Г р и б о в а. Вы на чем добрались?
С в и р и д о в. Секретарь райкома любезно предложил свою машину. (Сухо.) Прошу сесть. Так вот, уважаемая Ксения Петровна, вы меня, голубушка, огорчили.
Г р и б о в а (удивленно). Чем?
С в и р и д о в. Своим выпадом. Там, на бюро.
Г р и б о в а. Помилуйте, Алексей Федорович, какой же это выпад? Для пользы дела я хотела внести некоторую ясность…
С в и р и д о в (прерывая). Не знаю ваших благих порывов. Говорю о факте. И только. Не ожидал! Понимаете, я привык считать вас, можно сказать, верным соратником. Нет, уже ваше письмо, конечно, насторожило меня. Да. Оно-то и заставило приехать прежде всего именно сюда.
Г р и б о в а. Я думаю, вы все-таки выслушаете меня.
С в и р и д о в (взглянув на часы). К сожалению…
Г р и б о в а. Я имею в виду завтра или…
С в и р и д о в. В десять утра я должен быть на заседании бюро в соседнем районе.
Г р и б о в а. Жаль.
С в и р и д о в. Когда-нибудь, при встрече.
Г р и б о в а. Очень жаль. Значит, на утро заказать машину?
С в и р и д о в. Благодарю. Мы на райкомовской.
Г р и б о в а. Крепко же вы рассердились, Алексей Федорович.
С в и р и д о в. Я? Боже упаси! Есть такое мудрое изречение: нельзя каждое лыко в строку.
О л я. Папа!
Г р и б о в а (поднимается). Спокойной ночи. (Быстро уходит.)
О л я. Обиделась.
С в и р и д о в. Если хочешь знать, ей надо было сказать еще и не то!..
О л я. Она хороший человек и честный, знающий работник.
С в и р и д о в (решительным жестом останавливает ее). Олюшка, по-своему ты, возможно, и права, но у меня тоже есть собственное мнение. И пожалуйста, не отбирай его. Ну, пора на покой. Утром забегу. Перед Николахой неловко.
О л я. Ты бы все же отослал райкомовскую машину.
С в и р и д о в. О Грибовой не беспокойся. Надо таких учить.
О л я. Вот смотрю я на тебя и не могу избавиться от назойливой мысли, что за последние несколько лет ты очень, очень изменился.
С в и р и д о в. А для меня, Олюшка, это не секрет. К сожалению, зеркало не обманывает.
О л я. Я не о том. Мне кажется, что ты был другим человеком. Понимаешь? Совсем другим.
С в и р и д о в (пытается перевести все в шутку). Меняются времена, меняются и люди.
О л я (словно не слыша). Мама так много рассказывала о вашей сказочной юности. Главным образом о тебе.
С в и р и д о в. Как строили на пустом месте город? Давность, давность. Видится словно во сне.
О л я. Но было! Да и сама я хорошо помню то время, когда у нас собиралось много народа — студенты, преподаватели. Обычно спорили, бушевали и как к высшей справедливости обращались к тебе. И как же мне хотелось походить на тебя!
С в и р и д о в. Значит, говоришь, я стал иным? Каким же?
О л я. Тогда, мне кажется, ты ни с кем не мог вот так, грубо, как сейчас с Грибовой. Ты ее даже не выслушал…
С в и р и д о в (прерывает). Олюшка! Пожалуйста, не продолжай. От кого угодно я могу выслушать все, но ты… Тебе не следует… Для меня ты всегда была, есть и будешь… будешь самым дорогим существом. И прошу — не упрекай меня ни в чем. (С горечью.) Думаешь, у меня всегда праздник на душе?
О л я. Нет, папа. Наоборот, я вижу, ты все время взвинчен.
С в и р и д о в (справившись с минутной слабостью). Ничего, за свои идеи надо бороться. И кое-чем жертвовать. (Словно стараясь убедить себя.) Сознавать, что ты находишься в фарватере государственной политики, что ты нужен людям — что может быть выше? Ну, Олюшка, дорогой мой критик… (Обнимает ее.) Спокойной ночи. Что это у тебя?
О л я. Рукопись. Я тебе о ней писала. Недавно закончила.
