На аллее показались Н и к а и Ф е д я. Федя бережно ведет Нику под руку. Шура, увидев их, растерялась и молча, сорвавшись с места, быстро уходит прочь. Ника останавливается и провожает Шуру пронзительным свистом.
Ф е д я. Ника, ну зачем!
К а т я (идет навстречу). Ника! (Обнимает ее, целует.) Здравствуйте, Федя! Вы прямо молодцы оба, честное слово, — хоть звать фотографа. Садитесь вот на скамейку.
Ф е д я. Екатерина Васильевна, скажите, пожалуйста, из-за чего эти две богини поссорились?
Н и к а. А я могу сама сказать, скрывать нечего. Шурка обобрала у нас грядку моркови-скороспелки. Ясно?
Ф е д я. Да ну, это чепуха!
Н и к а. Не веришь?
Ф е д я. Екатерина Васильевна, ведь неправда?
К а т я. Неправда. Ника скрывает. Из-за вас, Федя. Шура не согласилась…
Н и к а (прерывая). Катя! Это ни к чему… И ты не обращай внимания, Федя, тебе наговорят!
К а т я. Ладно, Федя, потом разберетесь.
Ф е д я. Ника!
Н и к а. Ну что — «Ника»?
Ф е д я. Дай руку…
Н и к а (деланно строго). Вот еще!.. (Не сдержала строгой мины, рассмеявшись, хлопнула Федю по руке.) Ну тебя, Федька…
К а т я. Федя, хотите, я вам новость сообщу?
Ф е д я. Мне?
К а т я. Да. Вы тогда начали рассказывать о шлаке для цеха Юрия Сергеевича и не досказали. А я поняла и постепенно во всем разобралась. Последние дни украдкой бегала в лабораторию завода имени Орджоникидзе. Брала анализы шлака.
Н и к а. А почему не в нашей лаборатории?
К а т я. Это как-нибудь потом…
Ф е д я. Ну-ну, Екатерина Васильевна, и что?
К а т я. Еще не знаю, но думаю, что все будет хорошо. Сегодня последний этап. Заключительный! Отсюда в лабораторию побегу. Если и этот анализ хороший, сырья Юрию Сергеевичу — на веки веков!
Н и к а. Катюша, молодец! (Обнимает ее.)
Ф е д я. Екатерина Васильевна, а Юрий Сергеевич знает, чем вы занимаетесь?
Пауза.
К а т я. Нет, пока еще не знает. (Поднимается со скамьи.)
Н и к а. Катя, погоди, ты плачешь?
Катя открывает сумочку и вместе с платком нечаянно вынимает галстук.
(Пытаясь шутить.) Это зачем ты галстук носишь в сумочке? Или вместо платка?
К а т я. Я недавно взяла этот галстук в комнате Елены Петровны.
Пауза.
Н и к а. Ты ей по морде дала?
К а т я. Ника, неужто это правда?
Н и к а. Эх, Катя, Катя, на небе бы тебе жить, где святые пасутся…
На аллее показались Ю р и й и Е л е н а.
Ю р и й. О! Наши больные уже разгуливают. Как дела?
Здороваются.
Ф е д я. Да ничего.
Е л е н а. Ты, Федя, словно выше стал.
Н и к а. Просто похудел.
Ю р и й. Держи-ка, сестренка. (Протянул книгу.) Бери, то, что просила.
Ф е д я (читает). «Как строилась пирамида Рамзеса Второго».
Н и к а. Спасибо. Мне бы другую сейчас нужно книгу. Подлость и как с ней бороться.
Е л е н а. Ника, есть одно средство — не делать подлости. (Меняя тон.) Я созвонилась с главным врачом, хочу потолковать о вас. Проведите-ка, вы ведь теперь в больнице знаете все ходы и выходы.
Ф е д я. Забыть бы их поскорее! Пошли. Только мы с Никой так быстро ходим, что вам надоест плестись за нами.
Н и к а. Вы идите, а я потом…
Ф е д я. Нет уж, Ника, я тебя привел сюда, я и обратно отведу.
За Федей и Никой идет Елена.
Ю р и й. Катя, а ты?
К а т я. Останься, ты мне очень нужен.
Ю р и й. Сейчас?
К а т я. Да. Именно сейчас.
Ю р и й (вслед ушедшим). Друзья, мы подождем вас здесь! (Кате.) Ну что, Катя?
К а т я. Садись, Юра! Нужно поговорить.
Ю р и й. Почему именно здесь?
К а т я. Ну потому… потому… ну, не могу я иначе…
Ю р и й. Ты очень взволнована, Катя! Иди домой. Я скоро приду. И поговорим. Обо всем поговорим…
К а т я. Юра, ты не можешь говорить неправду, я знаю. (Достает из сумки галстук.) Ты знаешь, где я его взяла?
Ю р и й. Нет… В общем, конечно, знаю.
К а т я. Тогда ты был у нее?
Ю р и й. Да…
К а т я. Ты любишь ее?
Ю р и й. Катя! Ведь это же ужасно!.. Да… Конечно… Люблю… Люблю!
К а т я. Ой!
Ю р и й. Что с тобой?
К а т я. Ничего… Ну, вот и весь разговор. Я пойду. (Идет.)
Ю р и й. Катя!.. (Догоняет ее.) Ты хорошая, ты чудная, я мизинца твоего не стою…
К а т я. Не надо…
Ю р и й. Я знаю, я виноват перед тобой…
К а т я. Ничего не говори. Я же не обвиняю тебя.
Ю р и й. Разве я хотел, чтоб так было? Я не могу глянуть в твои чистые глаза. Но и побороть в себе… тоже не в силах. Понимаешь, не в силах!.. Я знаю, меня нельзя простить… Нельзя! Да я и не прошу об этом!
Катя молча уходит.
(Снова бросается за ней. Догоняет, хватает за руку.) Катя! Катюша!
К а т я. Оставь меня. Прошу! Я должна побыть одна. Одна! Понимаешь? (Уходит.)
Юрий садится на скамейку, сжимает голову руками.
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Тот же день. Время близится к вечеру. Квартира Елены. Обстановка второй картины. На столе корзинка с продуктами. На тумбочке, перед портретом Соболева, большой букет цветов. В комнате З о я Г р и г о р ь е в н а и А н н а А н д р е е в н а.
А н н а А н д р е е в н а. Муж-то мой говорит, что Катя просто новую дорогу открыла Юрию. Вот как! Добилась такой удачи! Ей радоваться бы, а у нее в лице ни кровинки. Положила на стол эти самые бумажки, а сама слова сказать не может. Я и так к ней и по-другому — словно окаменел человек.
Телефонный звонок.
З о я Г р и г о р ь е в н а (берет трубку). Алло! Да, я. Лена? Все собрала, что ты просила. Нет, Леночка, за корзиной никого не посылай, приходи сама. Нет, нет. Крайне нужно, чтоб ты пришла. И одна. Понимаешь? Ничего не случилось. Ты знаешь, если я говорю — нужно, значит, нужно. Хорошо. (Вешает трубку.)
А н н а А н д р е е в н а. Сейчас хотите поговорить?
З о я Г р и г о р ь е в н а. Да. Откладывать нельзя. Зачем? Да и не тот вопрос. Знаете, Анна Андреевна, не верю, а вместе с тем не знаю, что со мной делается… Конечно, я виновата. Мне и то не нравилось и другое… Молчала. Нужно было раньше вмешаться.
А н н а А н д р е е в н а. У нас в доме словно какая-то черная тень на всем лежит…
З о я Г р и г о р ь е в н а. Все понимаю, Анна Андреевна…
Пауза.
А н н а А н д р е е в н а. Трудно вам будет с Еленой говорить… А больше ничего не придумаешь.
З о я Г р и г о р ь е в н а. Что придумаешь? Не знаю, чего добьемся, но молчать нельзя. Нет, нельзя!
А н н а А н д р е е в н а. Мы с Сергеем Ивановичем решили так: что бы ни случилось, Катя и Вовка останутся у нас. Про Катю я уж и не говорю — парнишку жалко.
З о я Г р и г о р ь е в н а. А Юрий как?
А н н а А н д р е е в н а. Разве можно совестью своей простить отца, если он бросает родное дитя? По-моему, на земле нету страшнее греха.
З о я Г р и г о р ь е в н а. Да. Верно, Анна Андреевна.
Входит Е л е н а.
Е л е н а. Здравствуйте, Анна Андреевна.