- С телами что сделали? - спросил князь.

- Ничего. - ответил боярин-разведчик - Не стали их трогать. А что с ними делать?

- А давно лежат? - спросил Месяц.

- Да вроде не первый день уже. Но пока целые. Глаза вот только...

- Провожать как положено сейчас нет времени. - сказал Месяц - Но и бросать нельзя.

- Надо - сказал Быстрый, шевеля обвислыми усами - сложить тела в телеги, и предать огню, а самим - покосился он на разведчика - посмотреть со стороны, не придут ли кизячники на огонек.

- Хорошо боярин сказал. - согласился Месяц - Ыкуны если увидят дым, могут решить, что кто-то мертвых нашел и провожает, либо решат, что своих встретили, и правда, могут прийти посмотреть. Надо веток в костер побольше, пусть дымит хорошенько. Что скажешь, светлый князь?

- Так и сделаем. - сказал Смирнонрав - Далеко это место? - спросил он разведчика.

- Поприща три или четыре.

- Возьмите двадцать человек. - велел князь - Двоих пошлите к самим телам, пусть мертвых уложат в повозку, и прямо в ней поджигают. Другие пусть из засады смотрят, подойдут ыканцы или нет. Если подойдет их мало - нападайте, и сколько можно, берите живьем. Если придет отряд, то проследить, в какую сторону уйдут. До темноты ждать, потом возвращаться.

- Светлый князь! - окликнул его Рассветник - Пусть не до темноты, а до заката обязательно вернутся!

- Да. До заката возвращайтесь. - подтвердил Смирнонрав - Остальным ждать здесь, в готовности.

- Огней не зажигать! - добавил Месяц.

- Рассветник, ты что скажешь? - спросил князь - Что-нибудь... слышишь.

- Есть что-то. - сказал Рассветник - Не близко, но и не далеко. На ночь нам нужно затаиться.

Разбили лагерь в байрачной роще. Снова разослали всадников во все стороны. Рассветник с Коршуном и Клинком, и обоими дубравцами стали ужинать - достали сало, яйца, мед и зелень. Рассветник преломил и раздал хлеб, испеченный на Струге до рассвета. Такую роскошь они могли себе позволить только в первый день похода, а дальше придется обходиться сухарями.

Коршун за едой рассказывал братьям про свои подвиги в горах, потом стал расспрашивать у Хвоста про его службу, и про вылазки за Хребет в отряде Беркута.

- Как ты попал-то к нему? - спросил Коршун.

- Я же говорил, он меня на Ясном Перевале нашел. - сказал Хвост.

- Как это, нашел? - спросил Рассветник.

- Да так. мы там стояли сначала полком. Наши, когда отбили перевал у бенахов, то до осени торчали возле него, большой силой, и ходили на бенахскую сторону в долину. А как захолодало, то ушли к себе, на рассвет. А чтобы за зиму бенахи снова не залезли на перевал, там нас оставили. Сначала человек двести было. Стояли месяц, потом второй, холодает, ветры все крепчают, злятся. Ну, знаешь же сам наверное, какие зимы в горах?

- Знаю, так. - сказал Коршун - А что дальше?

- На войне, известное дело: зимой холодно, летом голодно. А на Хребте холодно даже летом может быть, а зимой и жрать не раздобудешь, и холод такой, какой дома, на равнине, и во сне не приснится! Бураном по шапку заметает! Мы стоим. Хлеб доели, кашу доели, стали коней есть. Стали болеть, потом умирать. От наших ни слуху ни духу. В долине за нами - шаром покати. А мы все стоим. А между тем солнце только-только от зимы к лету повернулось.

Осталось от нас примерно половина, тех что еще стояли на ногах. Тогда воевода Крутой приказал: всех оставшихся лошадей запрягать, грузить больных на подводы, и спускаться в долину, искать им крова, а остальным пропитания. Оставил на перевале нас, десять человек - велел дождаться его, с запасами и с подмогой. Обещал быть в неделю, самый край - в десять дней. И ушли. Ну, мы, делать нечего, стали ждать, когда нам честный боярин Крутой покушать привезет, ну и перевал охраняем.

Вот ждем десять дней, пятнадцать, двадцать ждем - никого. Жрать нечего. Стали по двое-трое к лесу спускаться, когда дичь какую-нибудь подстрелим, когда коры надерем. Так и торчали. Больше, чем голода, боялись что бенахи узнают, какая тут великая рать охраняет перевал - тот перевал, который мы год брали! За который целые сотни жизней положили! Мы стерегли во все глаза. Костры жгли, помногу - будто нас тут целый полк. Наделали чучел, одни расставили здесь и там, другие на всякий случай разложили вдоль тропинки, такая тропа у нас была в снегу прокопана, что человека скрывала выше головы. Вот. Два раза показывался кто-то на той стороне - не знаем, кто, разведчики или местные. Мы давай в дудки дудеть, кричать на разные голоса, а Середняк и Царапина, друг мой, побежали по этой тропе, и чучела стали расставлять, как будто выскочила стража по тревоге! А я, в самом лагере, на частокол тоже пугала выставил.

- Во даете! - изумился Коршун - Вот хитра голь на выдумки! Но нет, парни, молодцы вы, я смотрю!

- Я уж не знаю, - продолжал Хвостворту - что те, с захребетской стороны, там про нас думали, только соваться близко - не совались. А у нас тем временем насчет пожрать совсем плохо. Тоже все больные были, кто зубами плюется, язвами покрылись с ног до головы. За первый месяц нашей стражи мы двоих проводили, за второй - еще четверых.

- Как же вы не ушли сами? - спросил Пила

- Думали, что и уйти можно. Но потом рассудили: долина за нами пустая. Там может, и жилья человеческого целого не встретим. Сливочным маслом нам там тоже не намазано. А на перевале - хоть землянки теплые, и дров заготовлено на целый полк. К тому же, сил от голода уже не было - едва хватало до леса дойти посмотреть силки, да дров в костры подкинуть и чучела переставить с места на место. Боялись, что если сойдем с места, то не дойдя до первого очага, околеем все к волкам. А если дойдем - то как бы нас еще местные в долине встретили, после того-то, как наши ее всю разорили! Они ж, те кто там живут - те же захребетники, враги нам! Закололи бы, глазом не моргнув, да еще, пожалуй, дали бы знать за перевал, что он совсем без охраны! Так что нам - хоть так, хоть на месте сидя, все одно - помирать! Думали - конец. Да так бы оно и было, если бы к весне не пришел Беркут со своей разведкой. Наши, оказывается, уже не знали, за кем перевал, и послали Беркута проверить, сколько там стражи у бенахов. А нашел он там только нас с Царапиной, чуть живых. Накормил, выходил, после этого и взял к себе в дружину.

- Озвереешь тут! - воскликнул Коршун - Ведь в эту зиму от Ясного Перевала до самой Дубравы у нас ни одного человечка не было! Все от голода и холода подались на равнину!

- Да, это мы уж потом узнали!

- А вы, оказывается, в два рыла удержали все, что князь с войском навоевал за год!

- Чего сдуру не сделаешь! - с ложной скромность ответил Хвостворту.

- Да вас не в дружину Беркута надо было брать за такое, а подарить вам по городу, и самих посадить с князем за стол!

- А ты, как в Струг вернемся, попроси Скалу, чтобы отписал об этом в Стреженск. - сказал Рассветник - Я думаю, после вашей последней беседы он тебе ни в чем не откажет!

Перед закатом засада от разбитого обоза вернулась ни с чем. Ыканцы так и не объявились. Новых дымных столбов тоже не увидели за день ни одного.

За густой зеленью деревьев Пила не видел солнца, подошедшего на западе к окоему, но каждый миг до полного заката он словно ощущал нутром. Будто что-то грозное росло и приближалось, готовилось вступить в полную власть над всем вокруг, и ждало для этого лишь угасновения последнего луча солнца. И еще он чувствовал ту тревожную и тоскливую маяту, которая мучила, кажется, всех в лагере. Разговоров нигде не было слышно, даже кони не храпели. Хвостворту, который весь вечер болтал то с одним, то с другим, теперь сидел на месте и теребил пальцами завязку своего ворота. Костры разжигать запретили, песни - подавно, да и без запрета никому не пришло бы сейчас в голову запеть. Онемевший стан окутывала тень. Еще миг - и последний луч солнца сверкнул на закате.

По роще промчался порыв ветра с каильской стороны, резкий но короткий. Прошелестела листва, покачнулись волной ветки и снова все затихло. Пила поежился - ему вдруг стало зябко. Сумерки быстро сгущались, словно тяжелея с каждой минутой.