– Продавщицами? – переспросила девица и закатилась долгим хриплым хохотом. – Ну, подруга, ты приколистка, с тобой ухохочешься!
Надо, блин, это запомнить – продавщицами… девкам расскажу, они тоже уржутся… Ну, мне-то все по барабану, в «Буффало» так в «Буффало», лишь бы ты у меня хлеб не отбивала… меня, кстати. Лелей зовут, а тебя?
– Катей.
– Ну, классно, Катюха! У меня была подружка, тоже Катькой звали, мы с ней на Лиговке работали.
– Кем – менеджерами по продажам?
– Ага! – Леля снова громко захохотала. – Точно, по продажам! Сами себя продавали! Ну, Катюха, с тобой, блин, реально не соскучишься! Та, подружка моя, тоже веселая была…
– А где она теперь? – поинтересовалась вежливая Катя. – Перешла на другую работу?
– На другую работу? – повторила Леля. – На какую еще, блин, работу? На «герыча» она перешла. Пока травку покуривала, как все, так и была веселая девка, а как перешла на «герыча», так быстро скопытилась. С Лиговки ее турнули, чтобы пейзаж не портила, немножко на вокзале покрутилась, а потом, как водится, передоз, бирку на палец – и на Южное…
– Что это – бирка на палец? – в ужасе спросила Катя.
– Да ты что – совсем, что ли, тупая? – Леля Опять окинула ее взглядом. – В морг когда попадешь, тебе тоже бирку на палец привяжут, прежде чем на Южное кладбище отвезти…
Катерину передернуло.
– Да что это мы все о грустном! – , опомнилась Леля. – Ты лучше скажи, подруга – у тебя травки нету?
– Ка… какой травки? – переспросила Катерина. Она помнила, что ее тетя проращивает для своего кота зерна овса и пшеницы, но вряд ли Лелю интересовала именно эта травка.
– Какой-какой, обыкновенной травки! Чтобы, блин, до утра веселее перекантоваться!
– Нет, травки нету!
– Это плохо!
Леля потрясла решетку и крикнула:
– Эй, Вовик, иди к нам, мы с Катюхой тебя пощекочем!
– Угомонись, Петухова! – подал голос полусонный милиционер. – А то я тебе еще и «хулиганку» припаяю! Статью двести сорок четвертую!
– Да ты чего, Вовик, я же по-хорошему, нам с подружкой скучно! Развлек бы девушек к обоюдному удовольствию…
– Умолкни, шалава! – донесся из угла обезьянника низкий недовольный голос. – Дай поспать!
– Поспать-поспать! – передразнила Леля. – Здесь, блин, тебе не гостиница! Дай, Ромала, травки – тогда буду тише воды ниже травы!
– Травки тебе? – снова послышалось из угла, и из вороха цветастых тряпок поднялась толстая пожилая цыганка с густыми черными усами. А перо в бок получить не хочешь?
– Да ладно тебе, Ромала, – Леля попятилась, я же только так, пошутила, блин… спи себе, коли сон идет!
– То-то! – цыганка усмехнулась, показав полный рот золотых зубов. – Знай, шалава, свое место!
Вдруг она повернулась и уставилась долгим изучающим взглядом на Катю.
– А ты, молодая, как сюда попала?
– Как попала? – обиженно отозвалась за Катю Леля. – Как все, так и она! На «воронке» привезли!
– Отвянь! – махнула рукой цыганка. – Не с тобой разговариваю! Дай руку, молодая, я тебе погадаю!
– Не слушай ее, Катюха, – проговорила Леля, она тебе такого наговорит – уши завянут!
Однако Катерина, как загипнотизированная, подошла к цыганке и послушно протянула ей раскрытую ладонь.
– Не эту, молодая, левую дай! – поправила ее цыганка и склонилась над Катиной рукой.
– Есть у тебя любимый человек, – начала она низким завораживающим голосом, – только он сейчас далеко…
– Очень далеко! – с тяжелым вздохом согласилась Катерина. – Так далеко, что просто ужас!
– Но ты не переживай, он вернется! Только тебе самой до того придется много перенести…
Цыганка на мгновение отстранилась, словно испугавшись того, что увидела на Катиной руке, и затем продолжила:
– Бойся человека с черными волосами!
– Кукушкина! – послышался голос милиционера. – Прекрати срочно свое мракобесие! А то я тебе сейчас незаконный промысел припаяю, статью сто семьдесят шестую!
– Что ты, Вовик, такой сердитый? – снова подала голос Леля. – Пошутить не даешь, травкой не угощаешь, погадать Ромале – и то не позволяешь! Что ты, блин, прямо как не родной?
– Я тебе сказал, Петухова, – будешь выступать, припаяю двести сорок четвертую статью!
– Да такой и статьи-то нет, – проворчала Леля, но на всякий случай все же замолчала.
* * *
Капитан Яблоков вернулся отчего-то очень недовольный. Не обращая внимания на Ирину, он стал доедать яблоко. Ирина с тоской смотрела в окно. Вдруг дверь кабинета распахнулась.
На пороге возник юный милиционер Таранькин с растерянным и виноватым видом.
– Андрей Васильевич, – проблеял он, обращаясь к капитану, – я извиняюсь, тут…
– Ну что там у тебя, Таранькин? – недовольно проговорил Яблоков, убирая недоеденное яблоко в ящик стола. – Ты, это, разве не видишь, что у меня процесс? Допрос, это, знаешь ли, занятие тонкое, психологическое, он, это, суеты не любит, а ты, это, врываешься…
– Андрей Васильевич, я не хотел… – пискнул Таранькин, и его тут же отодвинули в сторону.
На пороге возникла Жанна в самом своем впечатляющем виде. На ней был строгий деловой костюм, если, конечно, можно назвать строгим и деловым костюм цвета подгнивающих экзотических фруктов с юбкой настолько короткой, что капитан Яблоков на мгновение зажмурился.
На другой женщине такая юбка показалась бы вызывающей, но на Жанне она выглядела уместно и официально. Еще Жанна по своему обыкновению нацепила несколько килограммов серебряных украшений ручной работы и вооружилась роскошным итальянским портфелем из кожи антилопы. Пальто, отороченное шиншилловым мехом, она небрежно перекинула на руку.
– Ташьян, – представилась она и положила на стол перед капитаном визитную карточку с золотым обрезом.
Яблоков громко сглотнул.
Ему захотелось откусить от яблока, которое лежало в ящике стола. Он даже представил, как с хрустом вгрызается в сочную мякоть, и рот невольно наполнился слюной. С тех пор, как капитан бросил курить, яблоки действовали на него успокаивающе. Однако он не позволил себе продемонстрировать слабость перед этой расфуфыренной особой. Капитан нахмурился, нервно побарабанил пальцами по столу и спросил:
– Вам, гражданка Ташьян, кто пропуск выписал? Или, это, к нам уже просто так с улицы зайти можно?
– Нет, почему же просто так! – Жанна незаметно бросила Ирине ободряющий взгляд. Пропуск мне выписал полковник Арбузов. А что?
У вас есть какие-то возражения?
– Против Всеволода Родионовича у меня, это, никаких конкретных возражений не имеется, капитан снова побарабанил пальцами и плотнее задвинул ящик, из которого соблазнительно пахло яблоком, – только его кабинет, вообще-то, на третьем этаже.
– Вы меня так и будете на ногах держать? – осведомилась Жанна, весьма высокомерно взглянув на Яблокова, чему очень способствовало то, что он сидел, а она стояла.
Она все-таки добилась того, что капитан окончательно смутился и предложил ей стул.
Усевшись и закинув ногу на ногу, Жанна уставилась на Яблокова своими глубокими черными тазами.
– И что конкретно вы инкриминируете моей подруге? – наконец проговорила она, посчитав, что психологическая обработка довела капитана до необходимой кондиции. Однако он сумел справиться с эмоциями и проговорил со сдержанной строгостью:
– Как я понял из вашей визитной карточки, вы не адвокат, а нотариус..
– А я этот вопрос задаю не как адвокат, а как частное лицо.
– А частным лицам я в служебное время ни на какие вопросы не отвечаю. И не думайте, что упоминание полковника Арбузова…
Неожиданно на столе у капитана зазвонил телефон. Он снял трубку, послушал и тоскливым голосом проговорил:
– Да, Всеволод Родионович… так точно, Всеволод Родионович… я все понял, Всеволод Родионович…
Затем он повесил трубку, выдвинул ящик стола, достал оттуда яблоко и с хрустом в него вгрызся. При этом его лицо сделалось сосредоточенным и удовлетворенным. Только после этого повернулся к Жанне и сказал:
