Когда Игорь ушел, Людмила открыла бурную дискуссию по поводу своего желания работать. В ход пошли слова «домашнее рабство», «эксплуатация женщины», «кухонная тюрьма».
Ермилов вполуха слушал претензии и смотрел новости по телевизору. Показывали, что президент поехал в Видяево для встречи с родственниками погибших моряков с АПЛ «Курск». Тяжелый разговор ему предстоял. Отвечать за то, что было сделано, вернее, не сделано, еще до него… Вдовы теряли сознание от ужаса. Надежда пропала у людей в ходе беседы и в процессе понимания, что достать подводников невозможно, и отсеки, в которые попали водолазы, затоплены. В живых никого…
— Ты понимаешь, мне сейчас не до твоих адвокатских амбиций, — попытался воззвать к Люськиной жалости Олег, выключив телевизор. — Вот вышла бы замуж за Логачева или Чигракова, тогда они бы тебя и погнали работать. А я, наоборот, даю тебе возможность жить спокойно, не думать о хлебе насущном.
— Мне этот хлеб порой комом в горле. Я задыхаюсь от бездействия, оттого, что я зарываю свои способности в землю. А ведь я еще не старая.
Ермилов отмолчался. Лег побыстрее спать, отвернулся к стене и засопел.
Рано утром его разбудил звонок. Олег долго, прищурившись, смотрел на дисплей мобильного, не понимая, отчего тот не светится.
— Это городской, — толкнула его в бок Людмила. — Да бери же быстрей!
— Слушаю, — хрипло спросонок ответил Ермилов.
— Ермилов Олег Константинович? Из ФСБ беспокоят. Меня зовут Станислав. Нам бы надо переговорить. Как вам удобнее, подъедете к нам или я к вам?
Следователь решил подъехать на Лубянку сам.
Сначала Ермилова долго расспрашивал уже не молодой мужчина — Олег так и не понял, кто он — оперативник или следователь. Ермилов отвечал спокойно и сдержанно. В итоге его так же вежливо, как расспрашивали о поездке на Кипр, попросили все сказанное написать, извинились, что оторвали от работы, и отпустили. После этой беседы щелчки в телефоне прекратились.
Оставалось ждать звонка от Руденко. Они договорились еще на Кипре, что Алексей позвонит…
Осень 2000 года
Ермилов прохаживался по большому залу Шереметьево-2. За высокими окнами виднелись самолеты на рулежке. Некоторые взлетали с ровным гулом. Но полковник ждал, когда сядет самолет, летящий рейсом Пафос-Москва, о котором вчера еще предупредил Алексей Руденко. Он сказал заранее оговоренными фразами:
— Моя тетушка приболела. Не сможешь ее навестить? Я тебе буду очень признателен. Завтра днем, часика в три. У нее там есть родственница, но она плохо за ней смотрит.
Стало понятно, что Дедов летит с семьей… Ну, собственно, зачем бы жене и дочери там оставаться? Мысль о том, что жена примется верещать, истерить (такого нельзя исключать), вызвала у Ермилова дополнительное волнение. Надо было готовиться психологически к крайне неприятной сцене, и вообще к первой встрече с новым подследственным лицом к лицу.
Самолет приземлился вовремя. Было принято решение не вылавливать Дедова в толпе прилетевших, а брать сразу после прохождения паспортного контроля. Чуть было не вышла заминка, потому что Ермилов упустил из виду дипломатический паспорт Юрия Леонидовича и то, что он будет проходить паспортный контроль отдельно. Но вовремя скорректировал свои действия с оперативной группой, которая и должна была осуществлять само задержание.
Уже было принято решение о лишении Дедова дипломатического иммунитета, но документ об этом Ермилов на руках еще не имел. Поэтому они с Карповым запланировали арестовать багаж Юрия до получения этой бумаги.
Высокий, крепкого телосложения мужчина с темными волосами, чуть тронутыми сединой, шел к паспортному контролю уверенной походкой человека, привыкшего к своим привилегиям дипломата. За ним с похожим выражением надменного лица шла жена под ручку с дочерью. Кроме маленьких сумочек у дам и увесистой брезентовой сумки с яркими наклейками в руках Дедова — багажа у них не было.
В принципе Дедова могли задержать и оперативники, но Ермилов не стал отказывать себе в удовольствии лично присутствовать при его задержании.
— Дедов Юрий Леонидович? — проформы ради спросил он, глядя в спокойные глаза мужчины. На лице Юрия не дрогнул ни один мускул, хотя Руденко отзывался о нем, как о человеке довольно нервном. — Вам придется пройти с нами.
— Я — дипломат, — выдал он ожидаемую фразу. — В чем, собственно, дело?
— А я — следователь по особо важным делам Генпрокуратуры России полковник Ермилов. Вот санкция на ваше задержание.
Юрий пробежал глазами бумагу и чуть побледнел.
— Ничего не понимаю. Это какая-то ошибка.
— В чем дело? — вступила со своей партией встревоженная жена. — Юра, что происходит?
— Не волнуйся! Позвони Лукичу. Позвони Васильеву. Пусть приезжает в Генпрокуратуру. Вы ведь повезете меня в прокуратуру?
— Именно, — Олег Константинович планировал провести первый пристрелочный активный допрос и еще утром радовался, что самолет прилетает днем и допросу ничего не помешает. Но сейчас, видя реакцию Дедова, он засомневался: не лучше ли будет помурыжить Юрия денька два в «Матросской тишине» и потом уже допросить?..
— По статье двадцать седьмой Венской конвенции вы не имеете права вскрывать или досматривать дипломатический багаж, — Дедов не торопился отдавать оперативнику свою брезентовую объемную сумку.
— Полагаю, вы в кратчайшие сроки будете лишены дипломатической неприкосновенности. Поэтому багаж ваш в присутствии понятых мы изымаем до получения нами разрешения на вскрытие. Там содержатся служебные документы, имеющие отношение к Внешторгу или работе посольства?
— Нет. Кроме одной коробки, — нехотя признал Дедов. — Есть еще чемоданы, которые мы пока не получили. Там наши вещи. Дипломатическая неприкосновенность распространяется также и на них.
— Да, но тот багаж без спецнаклеек, и таможенники имеют право досмотреть его в вашем присутствии, и мы отдадим его вашей жене, если там нет ничего незаконного.
Карие глаза Дедов прищурил, словно дневной свет причинял ему боль.
— Позвольте узнать, какие обвинения мне предъявлены?
— Обвинения вам предъявят позже. Вы задерживаетесь по подозрению в злоупотреблении должностными полномочиями.
Ермилов с Карпенко решили, что о мошенничестве лучше пока не говорить, так как это еще бабушка надвое сказала. Докажут или нет… А вот собственность в Москве, Московской области и за границей — это неопровержимый факт и повод для ареста: имея собственность на Кипре, подследственный не может быть выпущен под подписку о невыезде — велика вероятность побега за границу.
Пока жена не отошла от первого шока, Олег Константинович велел оперативникам быстрее уводить Дедова, как только произвели досмотр двух полученных чемоданов. Разумеется, в них не было ничего запрещенного.
Ермилов шел следом за оперативниками, уводившими Дедова, прикидывая, какому такому Лукичу должна позвонить жена Юрия. Васильев, очевидно, адвокат. А вот Лукич… Отчество редкое. А может, прозвище?
Снаружи ветер рассеивал мелкую морось по черному асфальту, блестящим от дождя крышам вереницы такси. Ермилов с удовольствием нырнул в служебную машину. Он видел, как потрясенные жена и дочь Дедова вышли из дверей и растерянно смотрят вслед машине, увозящей их мужа и отца.
Олег потер шею. «Как же она растерялась, — думал он, когда Михаил, вполголоса поругивая погоду и пронырливых таксистов, начал выруливать из машинной толчеи. — Не знала о махинациях мужа. Закрывала на многое глаза. Кто откажется от достатка? Считала, что это его проблемы, откуда он добывает деньги. Или муж врал ей? Они оба немолоды. Похоже, привязаны друг к другу. Надо будет устроить им свидание и понаблюдать».
Задержание повергло женщину в ступор, из которого она не вышла до сих пор. Стояла под дождем, в легкой курточке, не чувствуя холода, и ее выстроенный за годы комфортный мирок рушился, таяли под дождем песчаные замки.
