Бренди презрительно фыркнула:

– Многое зависит от того, чем именно они станут нас обстреливать, лейтенант. Но они садятся так близко от нас, что ядерные бомбы применят вряд ли, не так ли?

– Я…ядерные бомбы? – оторопев, выдавил Окопник.

Эта мысль ему в голову не приходила.

– Конечно, может быть, на этом корабле летят какие-нибудь фанатики-самоубийцы, – продолжала рассуждать Бренди. – Не исключено, что они попытаются действовать против нас грубой силой и огнем, а потом, если мы окажемся для них слишком крепким орешком, подорвут свой корабль. Такое прежде случалось. Но тут уж нам ничего не поделать, верно?

– Ну… похоже, да, – сильно побледнев, пролепетал Окопник.

Бренди, перекрикивая рокот дюз, продолжала развивать мысль:

– Но скорее всего они все-таки применят артиллерийскую атаку. На корабле такого размера могут иметься лазерные пушки класса «четыре». Но они не причинят никакого вреда, когда ты защищен шестидюймовым свинцовым щитом и десятком футов утрамбованной земли.

– Десятком футов, вы так считаете? – Окопник быстро обвел взглядом траншею в поисках места, где она бы имела такую глубину.

– Ага, десятка футов вполне хватит. Но как только враги заставят нас укрыться в окопе, они бросят в бой пехоту, и вот тогда станет жарко.

– Жарко? – оторопело промямлил Окопник.

– Очень жарко. Хуже, чем рукопашный бой, ничего не бывает, – прокричала Бренди. – Ну да вам ведь наверняка доводилось такое видеть – вы ведь у нас младший лейтенант и все такое прочее.

Окопник раскрыл рот. От страха у него перехватило дыхание. Тут послышался крик Армстронга.

– Го-товсь! – проревела Бренди в полный голос, обернулась и увидела облако пыли, окутавшее приземлившийся корабль. – Как только пыль осядет, они могут начать стрелять из лучевого оружия, так что будьте готовы залечь!

Адский рокот корабельных дюз вдруг резко утих, наступила тягостная тишина. Пыль мало-помалу оседала, и Окопнику стало худо при мысли о том, что того и гляди его поджарят смертоносные лучи. Он в отчаянии стал искать взглядом, за что бы спрятаться, и остановил свой выбор на аэроджипе. Пожалуй, это было не идеальное укрытие, но все же Окопник понадеялся на то, что лучи ультрафиолетового лазера класса «четыре», о которых говорила Бренди, за машиной его не достанут. Сжавшись в комок за джипом, Окопник услышал голос Армстронга:

– Люки открываются.

Окопник опасливо выглянул из-за машины, но тут же убрался, потому что прямо на него понеслось что-то огромное и оглушительно ревущее. Шлепнувшись на спину, Окопник увидел Шоколадного Гарри, несущегося мимо на своем аэробайке.

Сержант-снабженец выкрикнул:

– Не дрейфьте, братцы! – и пронесся дальше с невероятной скоростью.

Снова опасливо выглянув из-за джипа, адъютант Портача увидел рядом с совершившим посадку кораблем несколько фигур, все еще окутанных облаком пыли. Некоторые из высадившихся из корабля людей ловили и укладывали на песок какие-то ящики, которые другие люди выбрасывали из открытого грузового люка. Затем из нижнего люка выехала какая-то машина, а следом за ней вышли еще несколько… людей? Или нет?

Решив, что сейчас ему не грозят ни лазерные лучи, ни шальные пули, Окопник поднялся, выскочил из-за джипа и проворно подбежал к Армстронгу. Тот стоял за штабелем ящиков высотой ему до пояса и наблюдал за кораблем в бинокль.

– Что там происходит? – спросил Окопник, тяжело дыша, и присел на корточки, завидуя выдержке Армстронга перед лицом опасности.

– Они выгружают оборудование, – ответил Армстронг, глянул сверху вниз на скорчившегося за ящиками Окопника и добавил:

– Сели в машину и едут.

Окопник отважился выглянуть из-за ящиков. Машина, отъехав от корабля, медленно приближалась к позициям легионеров. С виду она напоминала аэроджип. Несколько человек, сидевших в ней, держали здоровенные прожекторы – но на взгляд Окопника это могли быть вовсе не прожекторы, а положительно что угодно. Следом за машиной шли пешком еще несколько человек. Окопник расслышал приказ Бренди:

– Не стрелять!

Убедившись в том, что интервенты пока не предпринимают никаких враждебных действий, Окопник осмелел и решил, что можно встать. Пыль уже осела, и он увидел, что едущая к лагерю машина окрашена в желтый цвет. «Это не военная окраска», – подумал Окопник. На борту машины чернела какая-то надпись, но оттуда, где стоял Окопник, он не мог ее разобрать. Один человек из тех, что ехали в джипе, стоял рядом с водителем, выпрямившись во весь рост.

– Не похоже на вражескую атаку, – пробормотал Окопник.

– Вот именно, не похоже, – кивнул Армстронг. – Но если это те, о ком я думаю, то для вас с майором было бы куда как лучше, если бы это были не они, а настоящие агрессоры.

– Что? Что вы сказали? – взвизгнул Окопник и, прищурившись, уставился на приближающийся джип.

Теперь машина была достаточно близко к лагерю, и лейтенант мог отчетливо различить женщину, стоявшую рядом с водителем. Женщина улыбалась и радостно махала рукой.

– Где-то я ее видел, – нахмурившись, пробормотал Окопник.

– Естественно, видели, – хмыкнул Армстронг и, опустив бинокль, приветственно помахал женщине рукой. Легионеры выбрались из окопа и дружно замахали. Что же происходило?

Но тут джип развернулся, чтобы объехать груду камней, и Окопник наконец смог прочесть надпись на дверце машины: «Служба Межзвездных Новостей». А женщина рядом с водителем была не кто иная, как Дженни Хиггинс, та самая репортерша, которая сделала знаменитостью капитана Шутника.

На роту таки напали – напали межгалактические папарацци.

Находиться в тускло освещенном тесноватом помещении было скучно даже вдвоем. Скучно – иначе не скажешь.

Шутт и Бикер уже давно исчерпали все темы бесед о том бедственном положении, в котором оказались, а разговоры на другие темы им почему-то не особенно удавались. Короче говоря – оба смертельно скучали.

В какой-то момент скука настолько одолела Шутта, что он принялся футболить гравибол, подброшенный им в «камеру». Но всякий раз, ударяясь о стенку, колокольчик внутри мяча громко звенел, и это действовало на нервы не только самому Шутту, но и Бикеру. Ударив по мячу раза три, Шутт уселся около стены и стал думать о побеге, а также о том, каким образом наладить контакт с теми, чьими пленниками они стали. До сих пор Бикер неизменно отыскивал бреши в тех идеях, которые высказывал Шутт.

Почему-то всякий раз, стоило Шутту впасть в тоску, взгляд его всегда останавливался на ярком мячике. Может быть, можно было каким-то образом вытащить из него колокольчик… но пока он занимался бы этим, колокольчик звенел бы еще чаще, чем при игре в футбол, и тогда Бикер точно замучил бы его придирками и насмешками. «Уж лучше тоска и скука», – решил Шутт.

Похоже, у него начались галлюцинации. Он не прикасался к мячику, но мог поклясться, что услышал тихий звон.

Мячик при этом неподвижно лежал на полу. «Наверное, нервишки расшалились, – подумал Шутт. – Говорят, что в „одиночках“ люди сходят с ума». Правда, он ничего не слышал и не читал о том, что бывает с теми, кто оказывается в камере на пару со своими дворецкими, но сейчас Шутту казалось, что это ничуть не лучше.

– Сэр, не будете ли вы так добры перестать? – учтиво проговорил Бикер, словно прочел мысли Шутта.

– Что перестать? – огрызнулся Шутт. – Неужто мне уже нельзя спокойно посидеть и подумать?

– Вы что-то делаете с мячом, сэр, – сердито зыркнул на него Бикер. – Я слышу звон колокольчика.

Шутт вздрогнул.

– Ты тоже слышишь? А я думал, мне кажется.

– Нет, сэр, вам не кажется. Взгляните – он движется, – возразил Бикер и указал на мячик.

И действительно, мячик едва заметно подпрыгивал, словно пол под ним дрожал.

Шутт и Бикер встали и инстинктивно попятились подальше от подпрыгивающего мяча. Что бы сейчас ни происходило – это явно было что-то новенькое. Все прежние перемены в «камере» – доставка пищи и самого мяча – не сопровождались никакими звуками и вибрацией. На глазах у пленников дальняя стена начала менять цвет – вернее говоря, ее цвет стал более бледным, как будто в краску подлили растворитель.