. . .
Данил вышел из стеклянных дверей на улицу, встал около палатки с пирожками. Из палатки доносилась восточная музыка, и небритый мужик, высунувшись в окошко, кричал своему приятелю:
- Скажешь - за эти сутки платить не буду. Завтра отдам.
- Прибьёт тебя, - ему отвечали так же криком.
- Э, не прибьёт.
И смех.
Данил поморщился.
Неприятно пахло сыростью, дешёвой едой, людьми.
Кругом очень шумно. Маршрутки. Такси. Крики, ругань.
Крытые лотки разбиты прямо на улице.
Данил встал у одного из них.
- Привет!
Обернулся. Парень с чёрном дутике сам нашёл его.
- Привет, - ответил Данил.
- Курить есть? - сразу спросил парень.
- Нет.
- Купим?
- Мне не продают.
- Давай деньги. Мне продадут.
На вид ему было лет пятнадцать, и Данил сомневался, что ему продадут сигареты, но достал из кармана деньги.
- У меня сотня.
- Нормально.
Парень ушёл в магазин.
Какая-то женщина ругалась с продавщицей газетного киоска.
- Я вам дала шестьдесят, - говорила она, - а вы мне двадцать сдали.
- Да где шестьдесят? Вот пятьдесят.
- Да вон ещё десятка.
- Это не ваша десятка.
- А чья же?
Так, видимо, длилось уже долго. Наконец, продавщица замолчала - швырнула десять рублей на свои газеты.
- Подавись, - сказала она вслед ушедшей женщине.
Данил посмотрел на неё. Толстая некрасивая женщина в тёмно-синей форменной куртке, поверх которой накинута шерстяная кофта, сидела за кучей ярких журналов. Она недовольно взглянула на Данилу.
- Чего тебе?
Ему стало неловко. Он отвернулся.
И стало обидно - он только что отдал свои деньги незнакомому парню.
"Кинет, - подумал Данил".
- А зажигалка есть? Я не стал брать.
Данил обернулся - парень в дутике протягивал ему Винстон.
- Есть.
Закурили. Представились.
- Данил.
- Дима. Давно ждёшь?
- Только пришёл.
Данил опять посмотрел на женщину с газетами. Теперь она ела сосиску в тесте, какие продавали рядом и пила кофе из маленького пластикого стаканчика. Прямо над её головой висели журналы - выцветшие, обёрнутые в пакеты - их можно купить за полцены.
Даниле показалось, что он вышел из метро и оказался не в Москве.
У них - в Марьиной роще - такого нет. Хотя, тоже не центр. Но с тех пор как отстроили Райкин-плаза - большой торговый комплекс - все палатки снесли. Остались только магазины. Большие, красивые. Данил туда редко ходил. Только иногда с парнями в Перекрёсток - продуктовый магазин на первом этаже торгового центра - купить чего-нибудь по мелочи. Или, когда мать просила - за продуктами.
Но здесь - казалось, это другой город. И кругом грязь, шум, запах несвежих пирожков.
- Ну пойдём? - сказал Дима.
Данил не двигался.
- Что-то стрёмно, - он усмехнулся, чтобы казаться храбрее.
- Первый раз что ли?
- Ну типа того.
- Да ладно, всё нормально будет, - Дима похлопал его по плечу. - Пойдём.
Перешли улицу молча.
- Вон туда, - Дима показал на толпу людей посреди дороги.
Данил присвистнул. Он никогда не видел столько людей.
. . .
Улица перекрыта, по периметру - железные заграждения, какие обычно ставят на концертах. Войти можно только с одной стороны - и на этой стороне стоят полицейские в чёрной форме, берцах и касках, которые пацаны в группе называют "шары".
Стоят плотным рядом. Все чёрные и мрачные.
- Ничего себе, - сказал Данил, - какой контроль.
- А ты думал! - весело ответил Дима.
Ему, казалось, всё это нравилось. Он хотел быстрее попасть внутрь - к людям, к плакатам, к лозунгам. Но нужно было пройти через металлоискатель.
Полицейские стали обыскивать их. Данил открыл сумку - полицейский обшарил её. Достал паспорт, зачем-то пролистал его. Затем похлопал по карманам джинсов.
- Подними руки! - сказал отрывисто.
Данил послушно поднял. Он ощутимо больно похлопал по рёбрам и спине.
"Как на допросе", - подумал Данил и посмотрел на полицейского.
Он был очень высокий и большой. Как гора. Огромная куртка и тяжёлые берцы делали его ещё выше и больше. Казалось, ничто не может противостоять ему - он может противостоять всем. И Данил с ужасом думал, что ему придётся убегать от такого, как он, может быть, даже драться. И он не представлял - как это возможно.
Но полицейские ничего не нашли. Больше не сказали ни слова. Пропустили.
"Хорошо, что кастет не взял", - подумал Данил.
Они встали с краю около заграждения, в толпу пока не полезли.
Люди вокруг держали свёрнутые плакаты. Никто не разговаривал.
"Какой-то молчаливый митинг", - подумал Данил.
Он поднялся на цыпочки, попытался рассмотреть сцену. Она была пустой.
Но люди продолжали приходить.
Приходить и приходить.
Проходить сквозь кордоны полиции, металлоискатели, молча вставать рядом с другими.
Данилу уже зажали с одной стороны - он прижался теснее к заграждению.
- А народ есть, - сказал он.
- А ты думал! Сейчас начнётся!
- Что начнётся? - спросил Данил. Но Дима уже не ответил. Он, точно щенок, вертелся вокруг себя, вставал на мысочки, подпрыгивал. Он уже был вместе со всеми. Он хотел туда - в самое начало толпы.
А Данил обернулся назад - откуда они только что пришли.
Входа уже не было видно. Везде чьи-то лица и спины.
Конца толпе не было.
Отступать назад - некуда.
Все мрачные, молчаливые, напряжённые. Ни одной улыбки. Точно пришли на какие-то массовые похороны.
И среди этих людей - Данил.
Ему стало не по себе.
Данил теснее прижался к заграждению. Если что - он в два счёта сможет перемахнуть через него. Но - куда?
Там - за заграждением - была уже другая улица.
А здесь - плотная жаркая толпа.
Попытался закурить. В толпе это сделать было сложно. Он зажёг сигарету и отставил руку вбок.
И случайно задел полицейского. Он был совсем рядом. В привычной уже всем чёрной форме. Он враждебно посмотрел на Данилу, но ничего не сказал.
Это был человек по другую сторону. Он видел всё, всех этих людей, но ничего не делал, не говорил, и, казалось, не думал.
Но Данила знал, что это обманчиво. Что он всё замечает и слышит. И прекрасно видит всех. И было не по себе рядом с этим человеком, так равнодушно следившим за всем. Он не внушал уверенность, только страх. Потому что Данил понимал - он пришёл сюда, защищать не их, а защищать от них. Ту улицу, которая была уже так далеко.
Дима стоял увереннее.
- Не бойся, - сказал он.
- Я не боюсь, - ответил Данил.
Вдруг загремела музыка.
Данил узнал эту песню. Он скачал её недавно и ещё не успел выучить слова, но уже знал музыку.
Вместо тепла - зелень стекла,
Вместо огня - дым,
Из сетки календаря выхвачен день.
Красное солнце сгорает дотла,
День догорает с ним,
На пылающий город падает тень.
Люди немного ожили. Кто-то рядом с Данилой стал подпевать, кто-то качался в такт, точно на концерте.
Толпа зашевелилась - и люди стали разворачивать листовки.
Плакаты и флаги взмыли вверх.
Экран на большой сцене зажёгся - и там показывали их - тех, кто пришёл сегодня сюда. Данил пытался разглядеть среди этой толпы себя. Но не мог. Слишком много лиц.
Музыка продолжала греметь над улицей и над толпой.
Электрический свет продолжает наш день,
И коробка от спичек пуста,
Но на кухне синим цветком горит газ.
Сигареты в руках, чай на столе - эта схема проста,
И больше нет ничего, всё находится в нас.
На сцену уже вносили микрофоны. А на большом экране люди размахивали в такт флагами и плакатами. Это были реальные люди. Не люди из новостей или передач. Это были люди, которые пришли сегодня сюда. И их было много - экран не вмещал всех.