ОСТЕНЛАНДИЯ
Шеннон Хейл
Austenland, Shannon Hale
Колину Ферту:
Знаешь, ты классный парень и все
такое, но я уже замужем, так что
давай останемся просто друзьями.
П р о л о г
Все знают, что женщина в возрасте слегка за тридцать, если она вполне довольна своей
карьерой и прической, вряд ли считает, что ей чего-то крупно не хватает в этой жизни.
Так что на первый взгляд у одной весьма умненькой и симпатичной особы по имени
Джейн Хейз не просматривалось особых причин для депрессий. Правда, мужа у нее не
было, но кто сказал, что сейчас без него нельзя обойтись? Конечно же, бывали в ее
жизни мужчины, а из этого проистекали и проблемы, и разные взаимные разногласия,
но ведь это и есть жизнь, не так ли?
И все же имелся в жизни Джейн один секрет.
Бывает, мелькает время в суете встреч с кем-то где-то, писанины кому-то о чем-то, и
все идет своим чередом. Но день заканчивается, и едва сбросив тапочки, устроившись
на софе и включив свой крошечный телевизор, она уже знает, чего ей так не хватало
целый божий день.
Время от времени ей было совершенно необходимо пересмотреть еще раз «Гордость и
предубеждение».
Ну, вы знаете, конечно, эту двухдисковую экранизацию ВВС с Колином Фертом в роли
восхитительного мистера Дарси, и как раз такой очаровательной и аппетитной
английской актрисой в роли Элизабет, о которой только и можно мечтать.
Джейн могла до бесконечности просматривать ту самую сцену у пианино, когда их
взгляды встречаются, и некая магическая искра проскакивает между ними, а черты ее
лица вдруг смягчаются, осветившись такой улыбкой, что у него перехватывает дыхание
от нахлынувших чувств, и кажется, что сейчас на его глаза навернутся слезы… и ах!
Всякий раз сердечко ее екало, и мурашки пробегали по спине, и тогда ей просто
необходимо было заглушить это ужасное ощущение в животе чем-то категорическим,
вроде шоколадных драже, к примеру. И вот на следующее утро, после того, как всю
ночь ей не будут давать покоя мужчины в цилиндрах, она проснется в решительной
уверенности, что пора наконец отнести в комиссионку все эти остеновские книжки,
конечно с этими самыми фильмами в придачу.
Но она этого никогда и ни за что не сделает.
Этот чертов фильм оказался просто какой-то навязчивой манией. Конечно, Джейн, как
и все мы, лет в шестнадцать прочла сам роман «Гордость и предубеждение», и много
раз перечитывала его потом, хотя остальные романы Остен осилила всего раз-другой,
за исключением «Нортенгерского аббатства» (разумеется). Но надо было появиться
этой знаменитой бибисишной экранизации, чтобы в тот же день необыкновенные
джентльмены в классных бриджах в обтяжку шагнули с экрана в ее жизнь.
Когда отдалились куда-то в вечность язвительные и насмешливые строчки романа
Джейн Остен, перед глазами осталась только любовь. Самый трогательный и
потрясающий любовный роман на свете, который сбивает тебя с ног и берет в плен, раз
и навсегда.
Это было странно. Это как-то смущало. В этом невозможно признаться кому-либо.
Но это так, и ничего с этим не поделаешь.
1
Год тому назад…
…Ее мама Ширли пришла к ней однажды со своей теткой Кэролайн. Не очень
душевная сложилась компания, надо сказать, и, когда временами в разговоре повисали
неловкие паузы, Джейн под аккомпанемент легких укоров совести могла расслышать,
как тихо шлепались на пол засохшие листики ее комнатных растений. Она очень
любила растительность в доме, но продлевать этим беднягам жизнь почему-то
оказалось за пределами ее способностей.
– Господи, Джейн, я не понимаю, как тебе самой удается выживать здесь, – заметила ее
мать, ощипывая засохшие листики с куста чего-то пока зеленого рядом со своим
креслом. – Тут как в гробу, или в кабине лифта. Правда, Кэролайн, дорогая? Уверена,
тете не дано отдышаться здесь после поездки. Воздух словно в сауне, и мало того – ни
минуты тишины за окном. А ты уверена, что окна закрыты?
– Это же Манхэттен, мам. Тут всегда так.
– Ну, я не знаю, – и она поднялась с недовольной миной, и шестидесятилетние доски
заскрипели под ее ногами. – Мы как раз только что из апартаментов Кэролайн, так
даже в ее прихожей тишина такая, словно ты в деревенской глуши.
Ну да, ведь у нее нет денег на звуконепроницаемые окна.
– Хватит об этом. Лучше расскажи, как твоя…
Не надо об этом! Только не о моей личной жизни!
– … Подружка Молли поживает?
– А, Молли. Прекрасно, работает теперь внештатно в газете, она родила близнецов.
Это моя подруга еще с шестого курса, – пояснила Джейн восседавшей в инвалидном
кресле тетке.
Лицо тети Кэролайн исчерчено мельчайшей сеткой морщин. Она лишь слегка в ответ
шевельнула веком, может, в знак того, что информация принята к сведению. А может,
это она ей подмигнула? От неопределенности Джейн предпочла сделать вид, что
ничего не заметила.
Она не видела старуху с двенадцати лет – со времен похорон своей бабушки. То, что
мама решила заявиться к ней со старой теткой, было бы более чем странно, если
только цель не в том, чтобы напомнить на исходе своих дней родственнице о
бедственном положении другой, еще такой молодой. И, судя по многозначительным
взглядам и намекам матери, так оно и было. Сюда, а не сразу в ресторанчик на обед
старушку привезли с целью показать, что ее родная внучатая племянница, увы, далеко
не благоденствует.
– Ну что, рванули? – поднялась Джейн, с мечтой все это прекратить.
– Да, дорогая, но сначала я тебе поправлю прическу.
Пришлось тридцати-двух-летней дочке топать за маменькой в ванную, словно она все
еще дошкольница. Какой она себя и чувствовала всегда во время причесывания,
обрызгивания лаком и прикалывания прядок, вне зависимости от числа прожитых ею
лет. Ведь Ширли Хейз, «Мисс Твист 1967», не выносила в жизни лишь небрежно
уложенных волос. Хотя, на сей раз целью скорее всего была необходимость внушить
дочери небольшую инструкцию по очаровыванию старушек.
– Побольше слушай, – шептала она, – но и о детстве выспрашивать не ленись, ведь все
равно бедняжка больше ничего уже не помнит.
Когда они вернулись в комнату, кресла на колесиках в ней не было. Джейн в панике
ринулась во вторую комнату, рисуя себе в воображении опрокинутое кресло и
старушку без признаков жизни внизу под лестницей. Однако ее ожидало впечатляющее
зрелище совсем иного толка. Старушенция подкатила кресло к окну, пытаясь
водрузить агонизирующее на полу растение на подоконник, будто этот убогий кусочек
синтетического городского света мог еще творить чудеса. И тут к своему ужасу, Джейн
услышала, как бесценные диски «ГиП» с громким треском шлепнулись на пол из
тайника среди ветвей деревца.
Щеки Джейн предательски вспыхнули. А Кэролайн улыбнулась.
Собственно, а что такого? Уйма людей смотрят этот фильм. И покупают эти диски. Но
никто так старательно не прячет, скажем, первый или сотый сезон какого-то там
сериала. А сейчас Джейн вдруг показалось, что она очутилась перед бабушкой в
несвежем поношенном белье.
В ресторане, пока мама Ширли в туалете битый час пудрила пресловутый свой носик,
Джейн пыталась изображать полную безмятежность, ковыряясь в тарелке с салатом.
– Какая нынче теплая стоит осень, – отважилась Джейн.
– Тебя волнует, заметила ли я, – сказала Кэролайн. К старости голос у одних людей
становится скрипучим, у других пронзительным, словно битое стекло. Ее же голос с
годами стал мягким, ласкающим, словно измочаленный в пушистую пыль прибрежный
