– Долго ли следует мне сидеть? – поинтересовался он через некоторое время у Эмилия.

– Видишь ли, у каждого это происходит по-разному, – сообщил Эмилий. – Все зависит от того, почувствовал ли ты уже животворную силу Бальдурина Победоносного? Впитались ли в тебя его могущество и воинский талант?

– Мне кажется, что почувствовал, и впитались, – не задумываясь над последствиями, соврал Максим.

– В таком случае можешь встать, – разрешил Эмилий, и Максиму показалось, что в глазах у дракона мелькнуло такое нехорошее и несвойственное ему чувство, как зависть.

Гномы не разбирались, кому первому садиться на Пень и принимать победоносную бальдуринскую силу. Сел Гарнет. Он и старший из гномов, он и центрфорвард, а Бригсен, хоть и талантливый, но всего лишь представитель юниорской команды. Вырастет, и, если таланты окрепнут, возможно, будет садиться на Заветный Пень первым. Вообще.

Судя по тому, какое блаженство накатило на лицо центрфорварда, Максим решил, что на Гарнета, сразу что-то подействовало. «Возможно, на местных жителей Пень и влияет, – прикинул Максим. – Я же все-таки здесь пришелец. Другие гены и, вообще, от других обезьян произошел. А у них получается. Кто насколько уверен, настолько у того и получается».

На Бригсена же, на молодого и подающего надежды Бригсена, Заветный Пень подействовал еще основательней. Это стало ясно, когда юниор поднялся с него и повел плечами. У Бригсена мышцы, хоть не на много, но вздулись, и в плечиках он, кажется, стал пошире, и немаленький носик, явно, покрупнел. Вот так. Верить надо… Не верующим в Заветные Пни материалистам и атеистам, в этом пространстве, жить, оказалось, несколько трудней.

А Эмилий отказался садиться на пень. Максим и гномы пытались его уговорить, но дракон – ни в какую. И не из-за какого-то сомнительного материализма, которым в этом мире, вообще-то, и не пахло. Здесь до мировоззрений Древней Греции еще не дошло. Он был пленником совершенно иных взглядов, пацифистских.

– Поймите, мне нельзя этого делать, – оправдывался Эмилий. – Вы же сами почувствовали, насколько сильно действуют заложенные в Заветном Пне силы Бальдурина Победоносного. Он ведь был активнейшим милитаристом. Конечно, все должны это понимать, положительным милитаристом. Без его таланта, наше герцогство оказалось бы под ярмом ига варваров-арабобаров. Если я сяду на Заветный Пень, то могу тоже стать милитаристом и, вне зависимости от своих желаний, инстинктивно ввяжусь в какое-нибудь сражение. А нам, пацифистам, этого делать нельзя.

Против такого убедительного аргумента не попрешь. Из-за своих пацифистских убеждений, Эмилий так и не сел на Заветный Пень.

А место, вообще-то, было вполне подходящим для отдыха (Бальдурин Победоносный знал, где останавливаться на отдых, и на что садиться). Путники, прежде чем идти дальше, отдали честь шашлыку, отдохнули, затем снова собрались в дорогу.

Дорога, едва она отошла от Корявого дуба, как и предсказывал Эмилий, разделилась и, даже, не на две, а на три. Как на картине Васнецова. Только здесь не имелось камня с указателем. Да он и не нужен был. Библиотекари – всегда немножко краеведы. Эмилий без всяких указателей знал, что правая дорога ведет к Мостовым троллям, а левая к Большим и Малым Погребкам. Правда, куда ведет средняя, наш краевед не представлял себе. Но это не имело существенного значения. В отличие от витязя, попавшего на распутье, им не надо было выбирать. Они знали, что в Погребки ведет левая.

* * *

– Какие у них команды, у низушков? – спросил Бригсен. – Какая лига?

– Ты это в смысле футбола? – уточнил Эмилий.

– Конкретно, – а что еще могло интересовать юниора, да еще первого кандидата в основной состав, кроме футбола.

– Нет у них никаких команд, – сообщил дракон.

– Как?!

В этом «Как?!.» звучала не только растерянность. У юниора не укладывалось в голове, что такое может быть… Имеются два поселения, есть население, которое в них живет. А население, как известно, делится на футболистов, собранных в команды, и болельщиков, каждый из которых болеет за свою команду. Ну, еще и женщин. Хотя, среди женщин тоже случаются болельщики. Ничего другого Бригсен представить не мог.

– Если у них нет команд, то как они играют в футбол?.. – задал юниор вполне закономерный вопрос. – Просто собираются и гоняют мяч? Каждый сам по себе? И что тогда делать болельщикам? За кого им болеть?

– Низушки не играют в футбол, – коротко и скупо сообщил Эмилий.

Вопрошающий взгляд Бригсена был весьма выразителен. Юниор, твердо уверовавший в великое будущее футбола, понять такое не мог.

– Не играют, – серьезно и убедительно повторил Эмилий.

– Ну, вообще. – Как же они тогда?.. – задумчиво свел лохматые брови гном. – Они что?.. Того?.. – под понятие «того» попадало у Бригсена довольно многое: от «Чем же они маются?..» и до «У них что, соображалка рассыпалась?»

– Видишь ли, места эти – глухая провинция, – посчитал нужным объяснить юниору Эмилий. – Сюда современная цивилизация еще не дошла. Поэтому ни футбола, ни болельщиков здесь пока еще нет. Но это вопрос времени. Я уверен, что в самые ближайшие годы низушки разберутся. Появятся здесь и футбольные клубы, и лиги, дойдет дело до чемпионатов. А низушки народ азартный. Боюсь, что когда они основательно займутся футболом, то в чемпионате герцогства «Рудокопу» придется нелегко.

– Это еще, как сказать… – Гарнет хорошо представлял себе пути развития любимого дела. – Футбол это вам не игра, футбол – это искусство. Для того, чтобы собрать классную команду, низушкам, залягай их сердитый крот, потребуется немало времени. А мы тоже не стоим на месте. Сейчас, например, – осваиваем и отрабатываем удар головой по воротам. Пока, конечно, хвастаться нечем. После углового, именно головой, «Рудокоп» забивает только каждый десятый мяч. Но это лишь начало. Думаю, к концу года, станем забивать каждый четвертый. А гремлины, должен сказать, головой вообще не работают. Пробуют, конечно, но у них ничего не получается. Комплекция у гремлинов не та, чтобы головой работать. Хилые они для этого. Они, в основном, оттачивают пенальти. А пенальти еще заработать надо.

– Кстати, об ударах головой, – вспомнил Максим. – Давно хотел спросить, как это у тебя, ран Гарнет, на матче с «Кожемякой» получилось? Ты же тогда с самого неудобного положения, спиной к воротам находился, головой по мячу – и в девятку. Вратарь даже моргнуть не успел. Классный был мяч!

Гарнет порозовел от удовольствия и слегка покосился на Бригсена: обратил ли юниор внимание на то, что сказал ран Максим, и запомнил ли? Потому что, когда они вернутся домой, эти слова надо будет в точности передать капитану Уллиффу. И остальным членам команды. И, вообще, всем гномам. Пусть знают, как высоко оценил его удар по воротам сам ран Максим.

– Я ведь что тогда подумал, – с удовольствием стал рассказывать Гарнет, – я подумал, что самое главное – надо обмануть голкипера… Сделал пару финтов, вроде хочу дать пас, но выбираю кому. Даже спиной к нему повернулся. Он, раззява, и успокоился: кто же бьет, повернувшись спиной к воротам. А я прикинул, подбросил мяч и – головой… Голкипер такого ожидать не мог. Мертвый мяч.

Когда футболисты, да и болельщики, начинают рассуждать о футболе, когда они вспоминают легендарные удары, удивительные промахи, потрясающие победы и несправедливые поражения, все остальное становится незначительным и неинтересным. Вот и сейчас: заботы, кодьяры, крокодавы, хаврюги, да и сам подонок Шкварц, ушли на второй план, а может быть, даже и на четвертый. По сравнению с футболом они были неинтересными и незначительными. Прервать подобный разговор могло только что-то особенное. Оно и прервало. Вполне можно сказать – особенное.

– Здравствуйте! С вами, как всегда, «Ваши любимые новости»! – сообщил приятный звонкий голос, непосредственно с небес.

Их, как всегда было двое. Они кружили над дорогой, по которой шли наши путешественники.