- А почему они все в куртках и жилетах даже летом? Разве им не жарко?

- Когда гоняешь на байке, не жарко. А потом, это своего рода их культура, святое правило. Что касается клубов - то их эмблемы строго контролируются. И по типу, как фэйс-контроль в клубах. Вообще для байкеров все это очень большое значение имеет. Куртка, наколки могут очень многое рассказать о человеке. Это, кстати, все недешево обходится.

- В общем, эти байкеры - крутые люди! - заключила Ева.

- Ну, на самом деле, как раз-таки эти байкеры не особенно круты. У них там есть своего рода ранги, которые еще нужно заслужить. Скажем так, эти байкеры с нижним рангом, - Константин не стал пояснять, как это определяется, решив, что для Евы и так более чем достаточно информации.

Ева с огромным интересом слушала, что рассказывал Константин. Она была восхищена его глубокими и обширными познаниями. Но еще больше она была очарована его неослабевающим благоговейным вниманием к ней. Он, словно верный пес - обегал ее кругами, словно услужливый раб - сдувал с нее пылинки и овевал веером, словно лепечущий ученый при царице - научно изъяснял интересующие вопросы, словно штатный эстет - с дотошной щепетильностью рассуждал о красоте, что совершенно не сочеталось с его внешней внушительностью, решительностью и твердостью характера.

Позже они спустились ниже по лестнице к воде. У берега стоял прогулочный катер. И хотя хозяин катера вначале отказывался их везти, сославшись на свой обеденный перерыв, Константин убедил доставить их до островка с правой стороны речки, и оставить их на пару часов.

Когда они остались одни, то долго разговаривали, наслаждаясь теплой погодой, свежестью от воды, заходящим солнышком, разукрашивающим лазурное небо в яркие пурпурные и багряные краски, и наблюдая за проворными чайками, ныряющими в реку.

- Искупаемся?! - предложил он.

- Как искупаться? Я же не взяла купальник! - спросила его Ева, озорно прищурив глазки, на самом деле понимая, в каком виде он предлагает искупаться.

Он первым начал раздеваться. А когда разделся, то подошел к Еве и стал нежно ее целовать, одновременно раздевая.

Здесь среди зелени, в лучах заходящего солнца, она была еще более прекрасна и притягательна. Он наблюдал ее сзади, когда она входила в воду, медленно, оборачиваясь на него, как ее руки мягко проводили по поверхности воды, оставляя извилистые следы на ней, как вода, уже достающая до ее упругих полушарий ягодиц, то накрывала их, пряча от его глаз, то снова оголяла, словно специально дразня. Темные волосы, колышущиеся от ветерка, спадали кудрявыми прядями на плечики и спину, еще больше подчеркивая ее светлую кожу. Так, стоя вполоборота, и смотря на него томными глазами, полными страсти, нежности, предвкушения, она была похожа на Богиню. Он желал ее. Безумно желал.

Стоя в воде, они начали опять целоваться. Прижимаясь к нему, Ева ощущала, как пульсирует и напрягается его горячая плоть. Ее накрыло безудержное желание только лишь от осознания, что он испытывает такую же сильную страсть к ней, как и она к нему. Даже прохлада воды не могла погасить этот пылающий взаимный огонь.

Она обняла его шею руками, а он ее приподнял и крепко прижал к себе. Ева скрепила ноги за его бедрами, чтобы было удобнее, и почувствовала, как он слегка входит в нее, погружая только кончик своей накалившейся пружины. И от ощущения его плоти внутри себя, она испытала еще одну обжигающую волну страсти. Они вышли из воды, и продолжили в зарослях какого-то кустарника. Константин развернул ее от себя, наклонил вперед, и крепко схватив за бедра, начал несдержанно, решительно в нее проникать, одновременно притягивая ее руками. Когда он почувствовал, что вот-вот дойдет до последней точки блаженства под Евины "Да! Да! Да!", он высунул свою раздавшуюся во всю мощь плоть, прижал Еву сильнее к себе, совершил еще немного толчков, и остановился, растворяясь в блаженстве.

Через какое-то время, приятно уставшие, они сидели за столиком в кафе. Уже окончательно стемнело. Они пили шампанское, и наслаждались, как лопаются во рту его пузырьки, и как холодная, бодрящая жидкость, спасительная в жаркий вечер, устремляется быстро вниз. С соседнего кафе доносилась живая музыка. Она не была назойливой и томительной, а наоборот, была приятна слуху своей мелодичностью и звучанием.

Константин передвинул стул так, чтобы можно было обнимать Еву сзади, и нежно поцеловал ее хрупкую шею. Он уже знал о том, какая она чувствительная, и потому, желая ей снова и снова доставлять удовольствие, стал осыпать поцелуями шею, плечики, и наконец, приник к ее губам.

Их губы сомкнулись в поцелуе, полном нежности, желания, приятных уже общих воспоминаний. Казалось, чем дольше длится их поцелуй, тем сильнее и глубже становятся их чувства друг к другу.

- Я тебя люблю! - прошептал он, нехотя, оторвавшись от ее губ.

- И я тебя люблю! - ответила Ева, преисполненная радостью и счастьем.

- Правда, любишь? - уточнил он, интонацией показывая, что сомневается. - Так быстро успела влюбиться?

- Как можно не влюбиться в такого, как ты?!

Ева восторженно смотрела в его глаза. "Какие необыкновенные глаза!". Она вспомнила их первую встречу год назад. И этот необычный проникновенный взгляд. Тогда она не могла объяснить этот взгляд. Сейчас она уже поняла - это был взгляд "самца", "покорителя дамских сердец".

- И когда ты поняла, что влюбилась?

- Только что!

- А я тебя любил еще до того, как встретил!

Лето заканчивалось ее совершеннолетием. И вот уже наступала дождливая осень. Это была не промозглая, а золотая пора, с уютными, бархатными вечерами, с шелестом опадающих листьев, и даже, когда капанье мелкого дождичка сменялось на сильный грозовой ливень, влюбленными все это воспринималось, как изумительное, трогательное время. Своими объятиями они согревали тела, а души согревали словами любви.

Пастельная осень уступала время сказочной зиме. Нанежившиеся и засидевшиеся, они спешили в увеселительные заведения, пропаренную баньку или бассейн, радуясь, что сменили теплую одежду на купальник. Когда было много снега, они, как малые дети, резвились, валялись в сугробах и кидались снежками друг в друга. Обычно так долго длившееся холодное время года, пролетало легко и стремительно.

Весной, даже, когда еще было жутко холодно, и лежал снег, их души уже пели и ликовали от предвкушения и ожидания теплой поры. Весна - цветущая, пахнущая, звучащая, будила природу! И, как положено, оживляла чувства!

Во время паводка, они ехали в пойму, покататься на лодке среди затопленных водой деревьев и кустиков. Уже успевшие разукраситься разными оттенками зелени, деревца, издали казались плывущим по воде, а их наклонившиеся кроны образовывали романтичные туннели и арки. Длинные, тонкие березки, отражаясь в речной глади, вытягивались еще сильнее, а лапки ветвистых деревьев, создавали четкую симметрию. Даже коряги и гигантские голые стволы не портили восхитительного ощущения, а наоборот, составляли непременный атрибут завершенного произведения.

Кустарники, пеньки и пригорки с молодой травкой, поглощенные водой, создавали ощущение целой жизни под водой, навевая нереалистичные фантазии. Ева представляла настоящее подводное царство, речных богов и их служителей в различных образах - завораживающе красивых и чудовищно отвратительных.

Она смотрела на своего "рыцаря", подарившего ей восхитительную романтику, и утопала в его серо-голубых, словно пасмурное небо, глазах. Ей хотелось петь, и если бы она умела, она бы точно что-нибудь сейчас спела, а если бы она помнила хоть одно прекрасное стихотворение, она не удержалась и рассказала бы его. Только внутренний трепет от созерцания всего великолепия, не давал возможности сосредоточиться на каких-либо воспоминаниях.

Ей казалось, что и ее любимый ждет от нее слов, но они не находились. Они вообще противились быть произнесенными, словно нарушившаяся из-за них тишина разрушила бы всю красоту природы.