А из динамиков лилась трогательная мелодия:
"Прекрасное далеко
Не будь ко мне жестоко,
Не будь ко мне жестоко,
Жестоко не будь.
От чистого истока
В прекрасное далеко,
В прекрасное далеко
Я начинаю путь".
Дождавшись подругу Евы, они все вместе зашли в подъезд погреться, так как была зима, и они уже замерзли стоять на улице. В подъезде были батареи, и они расположились возле них. Арина засунула руки между секциями батареи, и от неосторожности слегка обожглась.
- Руки нужно не так согревать! - сказал одноклассник Евы.
Он взял ее руки в свои, которые оказались такими огромными, что Ева залюбовалась ими. Затем он поднес ее руки к своему рту, и стал дышать на тыльную сторону ладошек и растирать. Руки уже были согреты, а он все не отпускал их. Он начал нежно поглаживать их, а Ева, наблюдающая со стороны, испытывала волнительный трепет.
Ярослав был такой нерешительный, не робкий, а скорее безынициативный. А этот мальчик привлекал своей уверенностью и чувственностью. Именно этого она ждала от Ярослава, но так и не получала.
Арина все-таки одернула руки, признавшись, что уже тоже встречается с другим мальчиком, и что все это "неправильно".
- Что не правильно? - спросил он, - Ты замерзла, я хотел согреть твои руки, у меня и в мыслях ничего не было.
- Да? Ну, хорошо! - ответила она. И они с Евой обменялись взглядами, которые обозначали: "Знаем мы таких, у которых в мыслях ничего не было"...
Невыносимо долго тянулись холодные дни, и когда уже должно было радовать ясное солнышко и первая зеленая травка, все еще продолжались заморозки и метели. Встречи с любимым стали крайне редкими, потому что добраться до частного дома ее бабушки, где Ева жила всю зиму, было нелегко в жутко морозные, ветряные дни. А когда снег начал таять, дороги, тропинки, да дворы перед домом превратились в одно сплошное вязкое и скользкое месиво, и до нее стало еще сложнее добраться. Ева сама с немалым трудом добиралась до школы, перемещаясь по грязи в пакетиках, надетых и завязанных поверх сапог.
Рядом с заботливой бабушкой время короталось благодатно. Сидя в шерстяном платке, она слушала, как завывают ветра, обрушиваясь на запотевшие окна, как равномерно потрескивает огонь в печи, согревая ее своим теплом и обволакивая отрадным звучанием горевших дров. Но для всей полноты счастья ей не хватало любви. Любви не трепетной, а пылкой и самоотверженной.
В один из дней, когда бабушка, как обычно, сказала: "Нечего грязь месить, сиди дома!", Ева, дождавшись ее ухода, занялась поиском сокровищ в ящиках серванта. Среди писем и открыток она наткнулась на небольшую записную книжку в кожаном малиновом переплете. Открыв первую страничку, она сразу поняла, что это чей-то дневник. На страницах были записаны слова из песен и стихи, а по краям аккуратно приклеены вырезанные из открыток и журналов различные цветочки, бабочки, снежинки - все то, что тем или иным образом ассоциировалось с написанным текстом.
Ева прочитала первый стишок:
"Почему так часто бывает - любишь ты, но не любит он,
Ждешь с ним встречи, но все напрасно, не в тебя он совсем влюблен.
А какой-то мальчишка робкий на окно твое ложит цветы,
Почему так часто бывает - любит он, но не любишь ты?!".
Она читала и дальше, но только этот стишок затронул ее до глубины души, потому что его смысл был ей близок. Когда она горела чувствами к Ярославу, он отталкивал ее своей сдержанностью. А ее одноклассник, начавший на школьных переменах проявлять к ней внимание, был ей безразличен. Хотя она уже и к Ярославу не чувствовала тех ярких, пылких чувств, что были раньше. Не поддерживаемые восхваляющими комплиментами и пленительными признаниями в любви, лишенные ответной чувственности и красивых ухаживаний, они угасали с каждым теплым днем все больше и больше.
Ева изучала дальше дневник, и поняла, что он принадлежит ее маме. Несколько страниц она посвятила сравнениям папы с другим своим ухажером и всего несколько слов она написала о своих чувствах к папе, что Еву удивило, ведь она сама, стоило ей только начать писать о чувствах, и уже не получалось остановиться - так все ярко и глубоко она переживала.
Вечером она решила порасспросить о своей находке маму. Ей было интересно узнать, почему она выбрала именно папу. Мама вначале вовсе отрицала, что дневник принадлежит ей, а застигнутая врасплох цитатами из него, ответила, что она уже смутно все помнит.
"Нельзя это забыть. Просто мама не хочет быть откровенной со мной", - досадовала Ева.
Больше она никогда не спросит у мамы ничего, что связано с отношениями мужчины и женщины. А в своем собственном дневнике Ева запишет слова из недавно услышанной песни, и, как мама, вырежет белого голубя с цветущей веточкой в клюве и наклеит рядом:
"Одинокий голубь на карнизе за окном, смотрит на меня, стучится в дом. Может, также ты ко мне придешь. Ты все поймешь, ты все поймешь".
И вот уже ослепляющее солнышко выкатывалось с раннего утра, неумолкаемое птичье щебетание наполняло дворы, почва подсыхала и покрывалась сочной молодой травкой, размазанная грязь так и застывала буграми и щербинами, а Ева радовалась, что можно сменить теплый пуховик на легкую куртку.
Однажды Ева встретила Арину, которую давно не видела, и та позвала ее вместе с ней пойти в цыганский двор. Ева, всегда с настороженностью относившаяся к цыганкам, хотела было отказаться от такого предложения подруги, но Арина убедила ее пойти, заверив в их абсолютной безобидности.
Когда они подходили к проулку, уже издалека Ева заметила цыганских девчонок, которые сразу показали свою принадлежность к дикой шайке - они дружно засвистели, заулюлюкали и замахали руками.
- Это и есть твои безобидные подруги? - колко произнесла Ева.
- Они нормальные, с понятиями, с ними весело! - перечисляла она, оправдываясь, - И потом они нас уже заметили, мы не можем сейчас повернуться и уйти, теперь нужно подойти к ним.
- А что если не подойдем?
- Они потом меня выловят и начнут допытываться, могут обидеться и порчу свою наслать.
Ева была удивлена, что ее подруга общается с теми, кого же сама и остерегается. И ей было досадно, что подруга не предупредила ее о том, как себя нужно вести в такой компании, и что компания совершенно не так безобидна, как она убеждала.
- Я им обещала, что познакомлю с тобой, - продолжала Арина, - Я им рассказывала про тебя, и они захотели пообщаться с моей лучшей подругой.
- Зачем я им понадобилась? - спросила Ева, уже почти подойдя к компании цыганских девчонок.
- Да просто пообщаться.
- О, привет! Какие люди в Голливуде! - приветствовала их самая высокая из цыганок.
- Какая у тебя куртка красивая! - заметила другая девочка, и сразу стала ее всю ощупывать, - Она кожаная?
- Конечно, видно же! - ответила Ева.
- Давай проверим? - сразу предложила эта девочка.
- Нет, ничего не нужно проверять! - запротестовала Ева.
- А что родители поругают? - допытывалась цыганка. - Почему у вас родители такие строгие? У нас можно со своими вещами делать, что захочешь! У нас даже они не знают, какие вещи наши, а какие нет.
- А дай померить мне! - сказала Тамара, самая высокая цыганка, и сразу стала стягивать куртку.
- Я первая ее заценила! - подключилась ее сестра, вцепившись в другой край куртки.
- Вначале я надену, а потом ты! - злобно процедила Тамара.
- Нет, - пыталась возражать Ева, негодующая, что вопрос с примеркой куртки решается без ее мнения.
- Слушай, что ты нет, да нет! У нас вообще не принято отказывать, если просят. Тебе подруга не сказала об этом?
Ее подруга ей ничего не сказала. Ева с укором посмотрела на нее.
- Будем драться! Кто сильнее, того и куртка! - поставила условие Тамара и толкнув ее в плечо, встала в стойку бойца, согнув расставленные ноги и сжав кулаки.
