К третьему пункту под названием "разделение" профессор приписал: "Очевидно, после принятия препарата, полученного после прокаливания и растворения, сущность испытуемого ждёт разделение на тело, дух и душу, то есть - физическая смерть".

Метц поморщился и перевернул страницу. Четвертый пункт "соединение" Книпхоф прокомментировал следующим образом: "Чтобы тело, душа и дух вновь соединились, следует присовокупить к ним нечто живое, например частичку бессмертного существа".

Доктор Метц поспешил перечитать текст заново и не поверил своим глазам. Уже в 1875 году дед знал о существовании бессмертных людей вроде той белой женщины по имени Мери, которую сам Метц увидел лишь в 1896 году. Но Книпхоф знал о подобных ей и раньше, только никогда не говорил об этом. Впрочем, и об алхимии он никогда не вёл бесед.

Внимание доктора Метца привлекли слова викария: "... кровь должна была впрыснуть в Камень жизненную энергию... Камень становится плодоносным в союзе противоположностей, в царском бракосочетании красного человека и белой женщины..."

И доктора Метца осенило: кровь даёт жизнь! Белая женщина принесёт плоды! Вот в чём дело!

Но ведь всё это он уже видел и слышал, в Лондоне, двадцать три года назад, когда доктор Рассел показал ему белокожую Мери, что пьёт только кровь и живёт вечно. А потом... До сих пор доктор Метц был не в силах забыть ужасную операцию, в которой участвовал сам, когда профессор Книпхоф вынул шишковидную железу крючком из-под черепа несчастной.

Доктор Метц вспомнил, как шесть лет назад принял от альбионца Рассела банку с нетленной железой, что тот вырвал у бедной бледной Мери. Разыскав склянку, он убедился, что железа по-прежнему в превосходном состоянии. В дедовой коллекции заспиртованных аномалий нашёлся и пузырек с чёрной кровью Мери. Она была свежа, словно её забрали вчера, а не больше двадцати лет назад - всё такая же жидкая, без единого тромба.

Перечитав письма викария Эйтона ещё раз, Метц наткнулся на приписку деда: "Алхимик Парацельс считал, что в мире нет ничего, что могло бы избавить человеческое тело от смерти. Но, как говорят знающие люди, во времена Парацельса алхимия выродилась, став пошлым материализмом".

И в голове доктора Метца созрел безумный план, и осуществить его он собирался как можно скорее.

- Мальчик мой, - обратился он к подавленному Даниэлю, когда его место у постели умирающей заняла Сандра, - ты должен понять, что я не могу довериться никому кроме тебя. Ты мне как сын, а то, что я хочу сделать - давний долг моей семьи, и о нём не должно стать известно никому из посторонних.

С лица молодого человека спала скорбь, а при слове "сын" глаза его и вовсе засияли.

- Конечно профессор. Как вы скажете.

- Я бы никогда не решился на подобное ни с одним живым существом, - продолжал увещевать его доктор Метц, - тем более с родной дочерью. Но она умирает, и я не могу ничем ей помочь. Я могу лишь попытаться провести одну операцию, зная, что уже не сделаю Лили хуже. Я не прощу себе, если не попробую. И не прощу себя, если ничего не получится. Мне трудно сказать, сколько займёт времени весь процесс.

- Я буду с вами до конца, - тут же заверил его Даниэль.

- Мне отрадно это слышать. Но знай, путь будет очень трудным и порою может показаться страшным.

- Я не дрогну, профессор.

- И я не уверен в положительном результате.

- Но мы будем к нему стремиться.

- Конечно.

- Только чтобы Лили жила.

Первым, что сделал доктор Метц, так это выпарил всю влагу из чёрной крови белой женщины Мери. Когда в прокалённой чашечке остался лишь чёрный порошок, он добавил к нему молока. Чёрное растворилось в белом - почти что "альбедо" сменило "нигредо". Но до этих стадий было ещё очень далеко.

- Папа... - еле слышно прошептала Лили, когда открыла глаза и увидела склонившегося над ней отца.

- Здесь и Даниэль, милая.

- Да?..

- Я тут, Лили... - прильнул к изголовью кровати молодой человек.

- Дочка, я дам тебе кое-что, - обратился к ней доктор Метц, поднеся к её губам стакан с мутной жидкостью, - выпей, пожалуйста. Тебе должно стать легче.

Даниэль помог приподнять ей голову, и девушка послушно приняла лекарство мелкими глотками.

- Папа... я так... просто хотела...

Но Лили не успела договорить и впала в дрему.

- Держи её за руку, - обратился к Даниэлю доктор, - следи за пульсом.

- Хорошо.

Тем временем доктор Метц достал банку с плавающей в растворе шишковидной железой - частичкой бессмертного существа.

- Что это? - поинтересовался ученик.

- А на что похоже?

- Не знаю... - замялся тот, - скорее всего часть мозга.

Затем доктор Метц достал старый инструмент, которым когда-то пользовался ещё профессор Книпхоф.

- Это крючок? - спросил Даниэль.

- Ты прав.

Молодой человек тревожно обхватил запястье Лили.

- Пульс стал слабее. Я его еле прощупываю!

- Так и должно быть, - спокойно ответил ему доктор Метц, хотя и понимал, что сейчас он не мог ни за что поручиться.

Но Даниэль уже не внимал его словам. Его возлюбленная больше не подавала признаков жизни.

- Лили... - позвал он в последний раз и сорвался в беззвучный плач у её смертного ложа.

- Послушай, мальчик мой, - дрогнувшим голосом обратился к нему доктор Метц, силясь не потерять самообладания, чтобы самому не припасть к одру дочери, - возьми себя в руки. От тебя зависит, получится ли у нас задуманное или нет.

- Зачем?.. - качал головой Даниэль. - Её больше нет.

Но доктор Метц был непреклонен:

- Это лишь третья стадия - разделение. Нужно пройти ещё девять.

- О чём вы говорите?

Доктор Метц взял в руки крючок и принялся его дезинфицировать.

- Открывай банку и подготовь препарат, - скомандовал он, - мы должны осуществить соединение.

- Соединение чего?

- Тканей. Вернее, нам необходимо вживить чужеродный орган.

Даниэль кинул тревожный взгляд на железу, потом снова на своего учителя и спросил:

- Профессор, вы что, хотите провести операцию на мозге?

- Это единственный вывод, к которому я пришёл. Больше ничего не остаётся.

- Но ведь это невыполнимо! Мы не сможем вскрыть черепную коробку!

- Поэтому мы и не будем этого делать. Насади препарат на крючок. Только аккуратно, целостность не должна быть нарушена.

Когда Даниэль выполнил поручение учителя, доктор Метц принял инструмент и поднёс частичку чужого мозга к ноздре дочери. Медленным точным движением он стал проталкивать комок внутрь, и когда крючок вошёл вглубь на пятнадцать сантиметров, доктор Метц неспешно стал выдвигать его обратно, пока пустой крючок не вышел наружу, оставив после себя лишь тонкую струйку крови.

- Это было соединение...

- Оно бы убило её, - безучастно произнёс Даниэль.

Доктор Метц хотел было резко одернуть ученика и сказать, что Лили и так жива, но теперь он и сам стал в это сомневаться.

- Думаю, нам нужно ждать.

- Чего?

Доктор Метц и сам не знал, но твердо верил, что нечто обязательно должно произойти. Судя по английским письмам и комментариям к ним, даже профессор Книпхоф в этом не сомневался, а он был большим знатоком в вопросах жизни и смерти.

На следующий же день на бездыханном теле Лили начали проступать странные пятна. Из багровых синяков они превращались в чёрные пятна. Казалось, все сосуды вмиг лопнули и разлагающаяся кровь почернела.

- Это же не трупные пятна? - пораженно вопросил Даниэль.

- Ты прав, это не они. Но так и должно было произойти. Нигредо...

- О чём вы?

- Почернение. Начало Великого Делания.

По прошествии двух дней чёрные пятна стали сходить. Кожа Лили вновь становилась светлой и гладкой, даже веснушки исчезли с лица.

- Это свертывание, - пояснил доктор Метц.

- Крови? - непонимающе переспросил Даниэль.

- Нет, так называется шестая стадия. Её ещё именуют побелением - "Альбедо".