Только когда кровавые события в городе поутихли, доктор Метц согласился выпустить дочерей из домашнего заточения на прогулку.

- Как хорошо! Мы ведь дней пять на улицу не выходили, - радовалась Лили, мечтательно закатив глаза. - Я уже начала себе представлять, будто я принцесса, живу в высокой башне, и внизу меня караулит страшный красный дракон... А я сижу и жду, когда же меня спасёт прекрасный принц.

Сандра весело рассмеялась и заметила:

- Твой принц приходит к нам каждый вечер.

- Ну да, - озорно улыбнулась Лили. - Вот только я жду подвига.

- И какого?

- Пока не знаю. Но самого необычного.

- А скоро ты станешь Елисаветой Гольдхаген. Как звучит, а?

И девушки весело рассмеялись.

Подходивший мимо офицер улыбнулся милым сёстрам-близнецам, ступающим под руку, и они ответили ему тем же.

- ...Ой! - воскликнула Лили.

- Что такое? - озабоченно поинтересовалась Сандра.

- Не знаю. В животе так резко кольнуло, - ответила ей сестра, машинально хватаясь за больное место.

Но тут же девушка отняла руку от пальто. На ладони осталось пятно горячей крови.

- Саша!.. - дрожащим голосом еле выдавила она, и ноги ту же подкосились.

Толпа обступила потерявшую сознание Лили и склонившуюся над ней Сандру. Вокруг то и дело раздавались выкрики о помощи. Говорили, что стрелок-революционер засел в "осином гнезде" и целился в белого офицера, а вовсе не в проходящую мимо девушку.

Сандра ни на миг не отпускала руку Лили, а та держалась за Сандру, всё боясь её потерять. Прохожие помогли сёстрам добраться до дома, а вскоре с неоконченной лекции примчался профессор Метц со своим ассистентом. Сандра умоляла его позволить ей остаться и помощь, но отец был непреклонен. Он перепоручил младшую дочь графине и запретил им обеим выходить из гостиной, пока на дому не закончится срочная операция.

Как опытный военный хирург доктор Метц прекрасно знал, что теперь дорога каждая минута. Ранение оказалось сложным - пуля прошла навылет, задев кишечник, печень и раздробив правую почку. Только когда операция подошла к концу, доктор Метц позволил сёстрам увидеться.

- Ничего-ничего, - глотая слёзы, говорила Сандра, накладывая Лили повязку. - Раньше ты за мной ухаживала, теперь я за тобой. Для этого ведь и нужны сёстры, правда? А помнишь... помнишь, как старец Григорий во дворце говорил, что жизнь у нас будет долгая? Всё, что он говорил, всегда сбывалось. Значит и у нас тоже сбудется.

Доктор Метц сделал всё как должно, как он делал это не раз с ранеными солдатами в госпитале. Но шли дни, а Лили не становилось лучше. Она совсем не могла есть и постоянно стонала от нескончаемых болей.

Сердце Сандры разрывалось на части. Со страхом в душе она думала лишь об одном - что же будет дальше? Когда Лили, наконец, заснула, Сандра вошла в кабинет отца:

- Папа...

Но он молчал, обхватив голову руками.

- Папа, ну скажи!

Выпрямившись, доктор Метц глухим голосом произнёс:

- Ты же уже взрослая девочка, знаешь многое об этой жизни. И такие раны наверняка видела не раз. И что после них случается, тоже.

- Папа, - всхлипнула Сандра, - ты не о том сейчас говоришь...

- О том, дочка, о том, - еле выговорил он и замолчал.

Сколько раз Сандра держала за руку прооперированных солдат, в муках умиравших от перитонита. Но ведь война кончилась, все вернулись к мирной жизни. Значит, больше не должно быть таких страшных смертей. Ведь тётя Ида уже умерла, умерла её мать, которой она никогда не видела. Но зачем же Лизе покидать её так скоро, зачем? Она её единственная сестра, её близнец, её вторая половинка от неделимого целого. Если она умрет, то и Сандре придётся существовать лишь наполовину.

Взволнованный жених тоже не находил себе места. Сандра уступила ему своё место у постели Лили, когда та ненадолго пришла в сознание.

- Я всё понимаю, - слабеющим голосом говорила Даниэлю Лили, - от моей болезни во всём мире нет лекарства. - Подарив ему ласковую улыбку, она лишь попросила, - Пожалуйста, позови Сашу...

- Конечно.

- Я хочу сказать... вам обоим...

Когда сестра вошла в комнату и присела у её кровати, Лили глухо произнесла:

- Пожалуйста, пообещайте мне, что будете заботиться друг о друге, когда меня не станет. Я хочу, чтобы вы были счастливы без меня, больше всего этого хочу. Сашенька, Данни, поклянитесь, что исполните мою просьбу, и я уйду со спокойным сердцем. Поклянитесь.

- Конечно, Лили. Что ты хочешь?

- Поженитесь.

В комнате повисло тягостное молчание. Эти слова на миг оглушили молодых людей, прежде чем Сандра нашлась, что сказать:

- Нет, Лиза, как же так? Это ведь ты невеста...

- Ты же понимаешь, что ненадолго...

Лили вытянула бледную руку из-под одеяла, и Даниэль накрыл её ладонью, уткнувшись лицом в рассыпанные по подушке кудри возлюбленной. Было слышно, как его тяжелое дыхание срывалось в протяжные всхлипы.

- Саша, - произнесла Лили по-русски, - он же так и не научился нас различать. Только ты можешь заменить ему меня. А мне не будет спокойно там, если он будет страдать здесь. Пожалуйста, Сашенька, это всё, чего я хочу. Когда выйдет срок траура - поженитесь.

Так Лили вырвала обещание от дорогих ей людей и, обессиливши, забылась в тревожном сне, а Даниэль всё не отходил от её постели, боясь отпустить руку возлюбленной.

Сандра оставила их, и лишь украдкой посмотрела на Даниэля, пока закрывала дверь. Разве он ей не нравится? Конечно, нравится. Просто она никогда не задумывалась об этом всерьёз. Вернее, не хотела задумываться. Ведь Даниэль и Лили... Сандра расплакалась, когда представила, что Лили больше не будет рядом ни с ней, ни с Даниэлем.

Закрывшись в их с Лили комнате, Сандра принялась за шитье. Лили должна быть в белом подвенечном платье, ведь таков обычай их далекой родины. Лили будет спящей невестой, сраженной вечным сном. Такой её и опустят в землю. Такой её увидят в последний раз и запомнят - бледной невестой, которая так и не станет женой.

10

Ослепленный отчаянием, профессор Метц перебирал в кабинете деда все склянки, книги и записи, что тот оставил после себя. Почему-то именно сейчас, когда его дочь умирает, ему вспомнился наказ деда, его главное напутствие и завещание - изменить природу человека, убить в нём смерть и наполнить его жизнью.

Много лет доктор Метц размышлял, составлял теории и робко экспериментировал, но так ничего и не понял до конца. А профессор Книпхоф ничего ему не рассказал, даже не поделился собственными наработками. Но он не мог не оставить записей с собственными рассуждениями и идеями. Они обязаны были быть!

На глаза доктору Метцу попались только старые дедовы письма, что прислал ему из английской деревни Чекомб некий викарий Эйтон в 1875 году. На испещренных странными символами листах говорилось о неких веществах, явно не имеющих к химии прямого отношения. Перечитав один из текстов ещё раз, Метц стал подозревать, что речь в нём идёт об алхимии. Ознакомившись с содержанием ещё пары писем, он окончательно уверился в своих догадках.

"Дорогой Юлиус, меня ставит в тупик просьба поведать тебе о сухом пути Великого Делания. Видишь ли, мастера не очень жаловали его, и не известно ни одного цельного трактата об этом пути. Всё что я могу сделать для тебя, так это скупо пересказать обрывки учений, что попались мне на глаза..."

И далее следовал перечень из двенадцати пунктов, где викарий подробно описывал стадии, пройдя которые из сырого вещества можно получить нечто. Все поля письма дед исписал комментариями и замечаниями по поводу изложенного. Зная профессора Книпхофа, доктор Метц не мог и подумать, что тот отнюдь не станет высмеивать средневековый вздор. Напротив, профессор тщательно переработал текст на свой лад, из-за чего письма викария были испещрены красными чернилами.

Внезапно доктор Метц вспомнил о своём дальнем родственнике Диппеле Франкенштайнском и его опытах по оживлению трупов. Доктору тут же стало не по себе. Неужели профессор Книпхоф решил перещеголять пращура и создать гомункула?