Рассеивался розовый туман.

Я шел к себе сквозь судорги и поты

Как по пустыне долгой караван.

х х х

В 1981 году я едва не совершил преступление против устоев советского государства. К годовщине свадьбы лучшего друга написал четверостишие, которое решил напечатать на открытке типографским способом. Ни ксероксов, ни компьютеров тогда не было, газеты набирали вручную на линотипах. Я попросил нашего верстальщика набрать строчки красивым шрифтом и оттиснуть их на бумаге. Не сказав, что это нужно не для газеты, а мне лично. Он и оттиснул. В двух экземплярах, как полагалось (один для газеты, второй - для сверки - цензору). И второй вариант увидела Нина Николаевна, начальник наборного цеха. И позвала к себе на ковер, поскольку набирать текст для себя я не имел права, за этим следил КГБ - не листовку ли я печатаю. Начальница должна была сообщить о данном случае в Комитет, но она, пожурив меня, пообещала не сообщать.

Может быть и преувеличиваю, но допускаю: сообщи она, меня бы уволили из газеты. В то время контролировалось все, на чем можно было тиражировать антисоветчину. Когда через несколько лет в Польше увидел, что в каждом магазинчике стоит ксерокс, которым запросто можно воспользоваться, то был буквально потрясен этим.

Перестраховки, чиновничьей дури было много. Курировавшие "Комсолець Запор╕жжя" цензоры обллита (управления по охране государственных тайн в печати) под микроскопом изучали мои материалы со строительства Запорожской АЭС. На фотографиях стройобъектов не должно было быть линии горизонта. Горизонт, якобы, позволял нашим недругам что-то там важное для них вычислить. Упоминать об атомной разрешалось, изображать атом символически - скрещенные орбиты электронов с ядром посредине, - никоим образом. Я возражал: "У плотины огромный стенд с нарисованным макетом электростанции". Мне отвечали: "К стенду шпионы не доберутся. А вот газету могут прочесть и по рисунку понять, что и где строится". Это говорилось в то время, когда летающие по небу спутники все элементарно фотографировали.

Эти и им подобные глупости были нормой тогдашней практической журналистики. Здравый смысл для цензоров, при наличии талмудов с запретительными инструкциями, никогда ничего не значил. Помню совсем анекдотичный случай. Фотокорреспондент привез из села снимки, на одном из которых обнаженный до пояса парень косил траву. Фотографию в газету поставили, но перед этим редакционный художник "одел" на парня футболку. Не позволяли советские идеологические каноны пропагандировать неодетых тружеников сельскохозяйственной нивы.

х х х

Перемещаться по планете - путешествовать - любил и люблю. Две мартовских недели 1983-го провел в альплагере "Эльбрус", пытаясь за это время научиться кататься на горных лыжах. Лыжные трассы Кавказа, в том числе Приэльбрусья, собирали тогда любителей этого вида спорта и отдыха со всего Союза. Каждый вечер в столовой лагеря проходили танцы, фаворитами на которых среди мужчин были два бородача-крепыша из Донецка и Харькова. Мне объяснили, что это Миша Туркевич и Сергей Бершов, альпинисты, в составе сборной страны взошедшие год назад на Эверест. Это было первое восхождение советских людей на высочайшую вершину планеты. Газеты об этом много писали, а Туркевич стал вдвойне знаменит потому еще, что впервые в истории альпинизма поднялся на Эверест ночью.

Бершов и Туркевич дружили, в "Эльбрус" приехали отдохнуть и, конечно, среди околоспортивной публики, собравшейся в лагере, пользовались популярностью. Понятно, что и во мне проснулся журналистский зуд, взять интервью у Туркевича было делом профессиональной чести.

Он оказался собеседником словоохотливым и раскованным. В числе прочего я узнал, что Миша написал и сдал в издательство рукопись книги "Зов далеких вершин". Обнародование в запорожской молодежке книги о покорении Эвереста, плюс редкие фотоснимки, плюс мое интервью с автором были бы очень кстати в период очередной подписной кампании. Миша Туркевич против публикации в "КЗ" не возражал. Через некоторое время я получил из Донецка большой пакет - экземпляр рукописи с десятком черно-белых фотографий.

Редактор газеты идею одобрил, сказав лишь, что покажет рукопись в обкоме партии - все, что печаталось не за одну подачу, т.е. не в одном номере газеты, обязательно визировалось отделом пропаганды обкома. С поправкой на рутину и занятость, прикинули с редактором, чиновнику из обкома хватит на просмотр рукописи двух-трех недель. Но неделя шла за неделей, а "Зов далеких вершин" оставался по-прежнему в недрах парткабинетов. Я напоминал об этом Пивненко, он, в свою очередь, кому-то, мне недоступному. Тот, недоступный, обещал посодействовать. На этом все и заканчивалось. Месяца через два Туркевич прислал обиженное письмо: почему не высылаю газеты с повестью? Я ответил: рукопись никак не пройдет "чистку". Было стыдно за родную газету, вряд ли Миша воспринял серьезно ссылку на чиновников-волокитчиков.

Не менее полугода пролежала рукопись в отделе пропаганды обкома. Я знал, дело не в идеологических изъянах книжки об альпинизме. Просто у того, от кого зависела публикация, руки не доходили до такой мелочи. Когда, наконец, рукопись завизировали, печатать её в газете не было уже смысла. Книга "Зов далеких вершин" тиражом 25 тысяч экземпляров вышла в издательстве "Донбасс". Какое-то количество книг поступило и в запорожские библиотеки. Специально пошел в одну из них, чтоб убедиться.

Туркевичу с огромными извинениями описал все честно, как было, вернув рукопись бандеролью. Ответа я не дождался, из чего заключил: Михаил не хочет больше иметь дело с таким необязательным журналистом.

С Сергеем Бершовым пересекусь повторно через тринадцать лет, когда, в качестве корреспондента "Правды Украины", окажусь в Непале, где сборная команда альпинистов независимой Украины будет штурмовать гималайский восьмитысячник Аннапурну.

Известный "снежный барс" Михаил Туркевич умер в 50-летнем возрасте от острого приступа панкреатита во время отдыха в Сочи летом 2003 года. Тело самолётом доставили в Москву, где кремировали.

х х х

Весной 1985-го вышло постановление "О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма". Так началась горбачевская печально-легендарная антиалкогольная кампания. Лозунг "Трезвость - норма жизни" стал девизом кампании. Цены на спиртное резко выросли, продажу его ограничили, водку стали продавать по талонам. Усилилась борьба с самогоноварением, в Запорожье, по сообщению одной из газет, нашли 246 самогонщиков.

Возникло "Всесоюзное добровольное общество борьбы за трезвость", затем, как водится, его республиканские и местные филиалы. Сверху пришла команда создать ячейку общества и в редакции. Создали, я, как представитель её, съездил в командировку в Николаев за изучением какого-то опыта. Вошли в моду безалкогольные свадьбы и торжества. Все было формально, пить меньше не стали, но прятаться от начальственных глаз начали.

Как-то с коллегой, спортивным журналистом, зашли после рабочего дня в тихий недорогой ресторан "Березки", был такой в стороне от проспекта Ленина недалеко от здания облГАИ. Сидим, наливаем. Коллега, заметив за дальним столиком спортивного функционера областного масштаба, заволновался: "Он здесь не случайно. Контролирует, кто что заказывает. Теперь накатит на нас телегу". Чиновник, поняв, что замечен, подходит к нам. Объясняет: я здесь случайно, зашел поужинать. Смущенно просит не упоминать его фамилию в материале по итогам "ресторанного" рейда, который мы, корреспонденты, якобы проводим. Немая сцена.

х х х

Однажды я забрался в Фанские горы, о которых был уже немало наслышан.