Но остался тот, чьё лицо я рассёк, а у меня ещё есть кинжал. Я ударил его, стоящего на коленях, в грудь, но тот отскочил от кольчуги. Бить в лицо бесполезно — оно закрыто руками, на голове шлем без забрала. Я выругался и толкнул раненого, тот повалился на спину.

Кольчуга ведь не всё прикрывает. Клинок вошёл разбойнику в пах. Раз, второй, третий. Где-то там была жизненно важная бедренная артерия, но я не знал, где точно, поэтому буквально перерезал жертве жилы на ноге. Булькающее хныканье превратилось в визг, который перекрывал даже вопли всех остальных и грохот голема, буквально размазывающего двух разбойников по стене. У другой стены бушевал вихрь льда, Вася рубился сразу с двумя противниками в центре зала, а Шустрик методично дорезал арбалетчиков.

Руки раненого отнялись от лица и инстинктивно потянулись к паху. Он сворачивался в позу эмбриона, но я воткнул ему в глазницу кинжал на всю глубину, и разбойник замер в неестественной позе.

Глава разбойников с товарищем отступали по лестнице. То место, где рухнул я, закрыли досками. Что ж, пусть оно подведёт не одного меня.

— Доски! — рявкнул я.

Не знаю, кто откликнулся на мой вопль, но на деревянное перекрытие рухнула ледяная глыба, разнеся одну из досок в щепки. А через миг лестница над ней буквально встала на дыбы, рассыпаясь грудой камней. Путь наверх был отрезан.

Стало тише. Настолько, что я расслышал свой тихий смех. Голем застыл у стены, а ещё через пару секунд осыпался горой песка. Впрочем, своё он отработал — у одного из трупов была раздавлена голова, а двое навсегда останутся частью стены. Сколько я навидался здесь, но такого количества крови не видел никогда. В живых, кроме главаря и помощника, оставалось пять или шесть разбойников, но они не представляли угрозы — четверо и вовсе побросали оружие и молили о пощаде. Глядя только на босса, я зарезал двух, а остальных двумя точными ударами убил Вася.

Но были ещё те, что на крыше.

Я поднял с пола целый арбалет и прицелился в помощника главаря. Болт вошёл ему горло. Второй вонзился уже в дёргающееся у начало лестницы тело. Третий я направил на люк в крыше. Оставалось только подождать. Но люк не открывался. Главарь, ссутулившись за щитом, стоял на лестнице, не предпринимая никаких действий. Наша поддержка столпилась у закрытой двери, за которой следил Шустрик, Вася стоял за моим левым плечом.

В установившейся тишине слышалось только наше сиплое дыхание да потрескивание огня.

— Они не откроют, — прошипел главарь.

— Пусть, — кивнул я, Плащ как раз закончился. Я снял маску, чтобы дать крови свободный ток — в маске я ей чуть ли не захлёбывался. — Но и мы не уйдём, пока они живы. И уж точно, пока жив ты.

Разбойник коротко хохотнул.

— Угрёбок, — буркнул он. — Лживый угрёбок.

— Ты на счёт них? — спросил я, кивая на Васю. — Это нежданное подкрепление. Оно всегда приходит на помощь страдающим героям.

— Это тебе что ли? — презрительно скривился главарь.

— А почему бы и нет? Герой-мученик, которого пытали злобные разбойники. Пытали, оставили инвалидом, выбросили в одной рубахе под дождь. Но герой выжил и нашёл друзей, которые оказали ему помощь. И теперь герой убьёт злобного разбойника и вернёт детям их родителей, долгое время работающих на голодном пайке у злого разбойника. Разве не прекрасная история?

— Ха! Что надо! Но знаешь, что? Ни хера ты не герой.

— Я знаю. Кажется, здесь им вовсе не место. Не хочешь им стать? Для этого благородному разбойнику, борющемуся с жирным конунгом, обложившим непомерными налогами свой народ, надо спуститься с лестницы и принять неравный бой, в котором он героически погибнет. Его судьба воодушевит тысячи потомков, и они выйдут на большую дорогу, чтобы свергнуть своих угнетателей. Как тебе это?

— Это гораздо лучше, — оскалился разбойник. — Вот только ты сам сказал, что здесь героям не место. Даже если бы мы хотели ими стать, у нас всё равно не вышло бы. Герои существуют только в сказках. Или становятся таковыми после смерти. — Его улыбка становилась всё шире и шире. Я увидел, как в его рту сверкают длинные жемчужные клыки. — А солнце уже встаёт, — продолжал он. — Уходит ночь — время для тёмных дел, приходит день, оставляя ей место лишь в самых дальних закутках. — Кольчуга на теле разбойника лопнула. — Солнце не отгоняет тьму, оно сжигает её. И сейчас… — Меч полетел в сторону, щит, громыхая, покатился по камню, но остановился, врезавшись в одно из распростёртых на полу тел. — …время для дел светлых дел, какими бы жестокими они не были. Солнце палит беспощадно. — Сверкающая тысячами граней даже в тусклом свете факелов фигура начала спускаться с лестницы. — Если бы вчера был солнечный день, ты бы не ушёл отсюда, выродок Сердца. Но сегодня будет солнце, хоть оно и скрывается за туманом. И я — неверное дитя Корня Мира — оставлю твоё размазанное по полу тело гореть под его лучами.

Я лихорадочно дышал, чувствуя, как меня буквально толкает вперёд. Я ненавидел это существо всеми фибрами своей души. Моя злоба обязана залить его своими потоками. Он — другой полюс, но… Гая тоже была на другой стороне, а её я убивать не хотел. Что-то здесь было не так, он был другим, и поэтому я должен его уничтожить.

— Это значит, что тебя надо убить до тех пор, пока не поднялся туман, — прохрипел я. — Спасибо за подсказку, ублюдок.

— Она тебе не поможет, дитя Злобы. — Босс махнул рукой в сторону двери. — Бегите, люди, бегите быстрее, пока я разбираюсь с этой отрыжкой Сердца, и, быть может, вы сумеете убежать достаточно далеко, чтобы я не догнал вас.

— Пошёл на хер, стекляшка, — прохрипел Вася, но в его голосе слышалась растерянность. — Своих не бросаем.

— Русские не сдаются, — добавил Шустрик. Вот его голос отчётливо дрожал.

Босс рассмеялся. Его голос буквально звенел.

Он стоял передо мной. Двухметровая неуклюжая фигура, сверкающая гранями тёмного стекла. Волосы превратились в обсидиан, глаза стали двумя зелёными камнями, с хрустальных клыков, такие длинных, что нижние касались носа, а острия верхних торчали аж под подбородком, капала слюна, мелкими стекляшками отпрыгивающая от пола. Пасть босса раскрылась, раздался звенящий, как стекло хохот. Кто-то из девчонок тихо охнул, а Вася зло выматерился.

Я тоже ухмылялся, сдувая с губ и подбородка кровь — нос ещё кровоточил, но уже не так сильно. Моя улыбка стала ещё шире, когда кровавый плевок достиг подбородка босса.

— Ты за это заплатишь, — прозвенел босс.

Он атаковал. Быстро, несмотря на видимую неуклюжесть и массивность. Я ушёл в Невидимость — до перезарядки Плаща оставалась ещё полминуты. Хромота сильно стесняла меня, но какая разница, как быстро я двигаюсь, если я невидим. Вот когда придётся драться в Плаще, станет куда хуже.

— Прятки, — пророкотал стеклянный. — Прятки я не люблю. Но я найду тебя, когда солнце рассеет туман.

Босс атаковал Васю. Буквально смёл его ударом руки в щит, отшвырнув к двери. В него ударила ледяная глыба, но она лишь рассыпалась, не причинив никакого вреда. А босс уже набросился на остальных. Ребята разбежались, ладонь стеклянного человека ударила в дверь. Но вторая рука, будто бы живя своей собственной жизнью, хлестнула Шустрика по плечу. Убийца охнул, его рукав мгновенно пропитался кровью.

— Пока ты играешь со мной в прятки, — сказал босс, — я убью всех твоих друзей. Разве ты хочешь этого, герой? Они пришли тебе на помощь?..

Он не договорил — мой кинжал вонзился ему в бок. Острие проскрипело по стеклу, оставив длинную царапину — и всё. Но удар был не таким, будто я бил во что-то абсолютно твёрдое, стеклянная плоть поддавалась. Но чем нужно атаковать, чтобы пробить её? Чем-то куда более тяжёлым, чем мой кинжал.

Я ушёл от ответного удара, брошенного в слепую, отступил, выискивая глазами Васю. Тот стоял у стены, опираясь на меч. Его левая рука безвольно болталась. Твою мать…

Босс не стал тратить время на мои поиски, он атаковал Катю. Та вскинула руки, из-под земли выросла стена, но монстр пробил её ударом плеча, только чуть замедлившись. Впрочем, это дало время друидке на бегство.