— Тебя я не знаю, но знаю Молчуна, который с тобой. Если возьмешься за оружие, то станешь мертвее пучеглазой жабы, на которую я наткнулся несколько часов назад. Хотя обещаю не использовать тот нож, который я применил против нее, — не хочу смешивать кровь собрата-илсига с той дрянью, что течет в их жилах.., если, конечно, ты очень хочешь умереть. — Стремительным движением руки указал:

— Я за пределами территории Зипа.

Пойди и скажи ему, что я здесь и готов встретиться с ним. Мы знакомы, он ждет меня. Да, и предупреди, что на мне будут все мои побрякушки; надеюсь, вы и его телохранители тоже будете вооружены. Давай же, Молчун, поторопись! Приведи Зипа!

Джинг нахмурился и с ухмылкой потянулся за ножом. Быстро, но, увидев тонкий метательный нож в ладони пришельца, замершей у левого плеча, оставил свой короткий страшный меч в ножнах. По слухам, этот вор Ганс умел здорово метать ножи, и Джинг решил, что в данный момент проверять ему это не хочется.

Нож исчез в ножнах так быстро, словно Ганс и не доставал его.

С выражением едва сдерживаемой ярости он посмотрел на Молчуна.

— Молчун, пойди предупреди Зипа, а мы с твоим приятелем останемся здесь таращиться друг на друга. Иди же, черт возьми!

Молчун поспешно удалился, а Джинг угрюмо уставился на Ганса. Зачем-то спросил:

— Ты что, правда убил сегодня рыбоглазого, Ганс?

— Несколько часов назад. Я убил уже двоих и сожалею, что не больше, иногда я медлителен. Я не врал, нож, которым я предостерегал тебя, не тот, что я вонзаю в пучеглазых. Вот этот — именно он побывал в телах двух жаб.

— А-ааа. И.., ты говоришь, Зип ждет тебя?

— Понятия не имею, почему тебе не известно об этом, — солгал Ганс, увидев почтительное выражение на лице Джинга. — Как тебя зовут?

Через несколько минут бегом вернулся Молчун, чтобы проводить Ганса к Зипу. Никто ни слова не сказал про его арсенал. Они прошли полтора квартала, зашли в здание, вышли из него, залезли в какую-то бочку. Затем короткий подземный ход, и вот они у Зипа Окруженный парой телохранителей, он, как всегда, казался голодным.

— Ганс, ты немного преувеличил, но я опускаю это. Отчего такая…

— Я проберусь в этот чертов дворец и выкраду чертов бейсибский скипетр, а также сердца всех чертовых пучеглазых убийц, которые попадутся на моем пути. Я надеюсь, такие будут. Я решил, что это тебя заинтересует, Зип. Хочешь помочь? Мне нужна прочная веревка, шелковая, и очень хороший лучник. Решай быстрее, парень — я отправляюсь сегодня ночью.

Когда Шедоуспан первый раз проник в роскошный дворец губернатора, он просто вошел в него с помощью вероломной наложницы принца Кадакитиса Лирайн. Вот только ему пришлось самому выбираться из дворца, вместе с сэванхом. Второй раз он действовал самостоятельно и проник в личные покои принца. Он ничего не украл, но выбираться ему опять пришлось самому.

На этот раз у Ганса не было помощи внутри дворца, но зато была снаружи. Часть бойцов НФОС, соблюдая меры предосторожности, чтобы не привлекать внимания, заполнили все окрестные улицы Другие отправились в разные концы города, сея там смуту и отвлекая отряды вооруженных бейсибцев. Находясь в тени от складов напротив внешней стены дворца, Ганс смотрел, как лучший лучник Зипа пустил вверх стрелу. Она просвистела мимо шпиля на крыше дворца и, шесть раз обмотавшись вокруг него веревкой, которую тащила за собой, беспомощно повисла.

Лучник и еще один воин изо всех сил натянули веревку.

Шедоуспан поднял брови, кивнул.

— Хорошая работа, — пробормотал он, покидая тень — привычное место своего обитания.

Лучник даже не блеснул зубами. Как только Ганс взялся за веревку, достаточно крепкую для того, чтобы выдержать двух таких Гансов, он растворился в тени, охраняемый парнем с мощным луком и стрелой наготове против бейсибца, который мог вмешаться, или случайного собрата-илсига. Дело стоило не одной жизни. Сегодня Ганс, даже не член фронта, был самым важным человеком НФОС. Так сказал Зип. И лучший лучник Санктуария решил, что это ставит его четвертым в списке после Зипа и Камы.

Хотя нет, сейчас четвертой была Кама, ведь она только помогала лучнику.

Он проследил, как призрак в черном проворно взобрался на крышу амбара, замер там на мгновение и спрыгнул вниз. Похоже, он сильно ударился. Однако через секунду появился снова. Ганс был без длинного, похожего на меч, ножа, только лишь с кожаным мешочком, стянутым веревкой до каменной твердости, парой метательных звезд, странным четвероногим существом и коротким луком с колчаном, полным стрел.

Шаг за шагом, перебирая руками, он поднимался вверх по стене . Вскоре лучник, Кама и другие, следившие за ним члены НФОС, потеряли Ганса из виду, но продолжали стоять, глядя вверх и пытаясь рассмотреть хоть что-то.

Им были видны только тени. Одной из них, судя по всему, и был Ганс.

Даже воздух был насыщен колдовством поистине сверхъестественным. Однажды, возвращаясь из Низовья, он встретил человека, которого до этого никогда не видел. Тощую уродливую девочку в прыщах, с родимым пятном на лице размером с кулак и цвета засохшей крови и такой безобразной фигурой, что от вида ее, должно быть, вздрагивала ее собственная мать.

— Тебя зовут Заложник Теней, и ты собираешься лезть на стену. Мой хозяин попросил передать тебе этот жезл и троекратное настоятельное пожелание взять его с собой. Просто засунь его в сапог или еще куда и оставь, когда будешь покидать.., место назначения.

— Меня зовут Мадж Кракет, — торопливо ответил Ганс, — и я не собираюсь никуда лезть. Я боюсь высоты. Почему бы не поискать кого-нибудь другого, кому отдать эту чудную палку? Хорошая работа — пустынная гадюка, вырезанная из красного дерева, не так ли?

— Нет, Ганс, ты отправляешься на дело во имя Илсига, а значит это понадобится тебе. Это очень важно. Сегодня ночью боги вступят в дело, Ганс, — девочка продолжала протягивать жезл.

— Ты смеешь мне приказывать? — обернулся разъяренный Ганс.

— А ну, прекрати вести себя глупо!

Внезапно девочка вся словно засияла, и сияние это было ярким, как сама любовь, так что Ганс даже прищурился, загораживая глаза и желая, чтобы колдовство оставило его в покое.

— Возьмешь? Неужели ты все так быстро забыл, сын бога, возлюбленный мой?

После этих слов девочка исчезла, а жезл каким-то образом оказался в его руке, и Ганс решил, что лучше всего будет взять эту чертову штуковину с собой. Он уважал колдовство, только идиоты презирают его. Просто оно ему не нравилось, не больше, впрочем, чем большинству непосвященных. Искренне надеясь, что в этот вечер ему больше не придется встречаться с магией, Ганс продолжил свой путь.

Он петлял по Кожевенной улице, когда увидел Мигнариал, печальную, с красными заплаканными глазами, в темно-красном траурном платье. Бросившись в объятия Ганса, она тут же зарыдала. Ганс, поклявшийся два часа назад больше не плакать, все же не смог сдержать слез, прижимая девушку к себе и поглаживая ее длинные черные волосы.

— Скоро я покину этот проклятый город. Мигни, — сказал он, — и хочу, чтобы ты отправилась со мной.

— Но, — ответила она, отстраняясь, чтобы взглянуть ему в лицо, — почему.., почему ты хочешь… — по ее телу пробежала судорога, глаза стали пустыми. Когда она вновь заговорила с ним, голос был странным, в нем звучала дрожь:

— Ганс.., возьми рыжего кота.

— Что?!

— Когда, во имя Санктуария, ты будешь подниматься вверх по шелковой веревке, Ганс, захвати с собой рыжего кота.

Уставившись в пустоту, Ганс машинально прижал к себе девушку. Да проклянут меня боги, весь Санктуарий знает, что я собираюсь сделать, и все дают мне советы! Если это будет продолжаться, я нагружусь так, что не смогу забраться даже в кровать!

Правда, в душе он знал, что это не так; о его предприятии знали только двое, девочка через колдовство, а Мигни — потому, что на нее нашло озарение. Видение С'данзо. Ганс припомнил коричневый горшок; в этот момент девушка очнулась.