Ясное дело, договорились завтра созвониться. Поутру, не откладывая в долгий ящик. На часах – десять тридцать пять. Двор тёмен и тих. Интересно: ждут ли его вежливые ребята?.. Интересно – не то слово. Шёл, не глядя по сторонам, еле-еле сдерживая желание побежать. Вон они, ящики…

– Эй, Игорь, подойди сюда, дружок!

Ждут!

Ну уж чёрта с два он к ним подойдёт!.. Убыстрил шаги, почти побежал, молча, никак на окрик не реагируя.

Стоп!

– Ты куда это разбежался? Не слышал – зовут?

Двое в куртках перед ним. И как назло – никого во дворе. Вымер он, что ли? Может, закричать?..

– Давай-давай двигай. Мы два раза не повторяем.

Эти куда грубее, чем их вожак. Вежливости не обучены. Взяли под локотки и повели к ящикам.

– Руки прочь! – Красивая фраза, но глупая. Игорь дёрнулся, сбросил руки «конвоиров», но ведь пошёл к ящикам, сам пошёл, как… корова на убой.

Придумал сравнение и про себя усмехнулся; пошляк ты, братец! Идёшь по морде получать, а всё же пыжишься, как бы «покрасивше» о себе выразиться…

Двое отконвоировали, трое поджидают. Итого – пятеро. Знакомые все лица. Вот и вожачок их. Сидит на ящике, развалился, на другой ящик опёрся… Интересно, что они делают, когда из магазина пустую тару вывозят?

– Что же ты, Игорь? Ай-яй-яй…

Тон соболезнующий, того и гляди расплачется юноша, модный свитер слезами омочит.

– А что я?

– Я тебя предупреждал: забудь о Насте. Предупреждал или нет?

– Ну, предупреждал.

– А ты не послушался. Нехорошо…

Издевается, сволочь, остроумие своё показывает.

– Кому нехорошо?

– Будет? Боюсь, что тебе.

Странное ощущение: Игорь одновременно трусил и злился. Два малосовместимых чувства, ибо злость на противника должна рождать желание если не нападать, то уж защищать себя. Но ощущая эту злость, Игорь пытался хорохориться, страшась тем не менее нечаянным словом или действием перейти ту грань, за которой дипломатические переговоры окончатся. Страшился он её перейти и не понимал – не хотел понимать! – что ребята-дипломаты ведут переговоры, только следуя неписаному протоколу подобных встреч «на высоком уровне», а на самом деле ими всё давно решено…

– Ты о себе лучше подумай.

– Странно… – Вожак обернулся к приятелям, театрально требуя разделить с ним изумление. – Игорь, кажется, хамит…

– Хамит, хамит, – немедленно подтвердил один из приятелей и засмеялся довольно.

– Обидно, – сказал вожак, встал и, не замахиваясь, коротко ударил Игоря в солнечное сплетение.

Игорь открыл рот, попытался вдохнуть, не смог и резко согнулся пополам, присел на корточки. Было страшно: воздух не попадал в лёгкие, останавливался где-то на полпути, и к боли в животе добавлялась кружащая голову пустота в груди.

Вежливые ребята стояли над ним, молча смотрели, как он старается дышать, судорожно открывает и закрывает рот. Рыба.

– Плохо Игорю, – сказал вожак.

Возможно, он и раньше что-то говорил, но Игорь не слышал его. А сейчас услыхал, голос прорвался, как сквозь вату. И дышать стало легче.

– Как бы хуже не было, – добавил кто-то из парней.

– Сволочи! – Игорь почувствовал, что он вот-вот заплачет. Это было совсем уж стыдно.

– Он опять хамит, – грустно произнёс вожак, глядя, как поднимается Игорь. – Он ничего не понял.

Игорь понимал одно: сейчас вожак снова ударит, и надо бы ударить первым, пока тот не ждёт нападения, стоит, раскрывшись. Понимал и… ничего не мог с собой поделать.

И вдруг – это уж попахивало мистикой! – раздался такой знакомый голос:

– Ба-а! Какие люди!

Пащенко! Он-то откуда?..

Обернулся. Так и есть – Валерка. Улыбается во весь рот, будто невесть что развесёлое углядел. И рядом с ним – другой парень. Тот, напротив, довольно мрачно на всё посматривает.

– Игорь, тебе не кажется, что ты заставляешь себя ждать? – Это опять Пащенко.

Надо бы отвечать, но Игорь не знал что, не мог ничего выдавить. А Пащенко, оказывается, и не требовалось ответа. Он и вопрос задал риторический.

Теперь он обращался к своему мрачному спутнику:

– Они, Алик, явно чего-то не поделили. Ты не находишь?

Алик тоже промолчал, предоставляя Валерке право вести спектакль в одиночку. А того хлебом не корми – дай поговорить.

– Извините, парни, извините, но доделите в другой раз. Нам Игорь очень нужен, ему через полчаса из Организации Объединённых Наций звонить будут. Сам генеральный секретарь. Надо поспешать. Ещё раз извините.

Он подхватил Игоря под руку и потащил прочь от ящиков. Алик пошёл сзади, поминутно оборачиваясь, прикрывая тылы.

– Эй, длинный, ты бы не лез в наши дела! А то и тебе кое-что обломится… – неожиданно опомнился кто-то из компании.

Не вожак – тот помалкивал.

– Премного благодарен, – паясничал Пащенко, полуобернувшись, однако не притормаживая, целеустремлённо руля к воротам. – Всю жизнь мечтал. Обломите, что обещали, и передайте Насте. А уж она меня разыщет. Через Игоря. – И захохотал нарочито по-дурацки, взвизгивая и ухая.

А когда отсмеялся, то в разговор вступил вожак. Он сказал негромко, но Игорь услышал:

– Тебе сегодня повезло, Игорь. Но предупреждение остаётся в силе. Помни о нём.

– Он помнит, – продолжал на прощание дурачиться Валерка. – У него память, как у молодого. Адье, ребятишки, ариведерчи Рома…

Они вышли из подворотни на Кутузовский проспект, и Игорь опять, как и в прошлый раз, был ошарашен и светом, и шумом, и многолюдьем.

– Ну ладно, мне пора. Чао! – Алик помахал рукой и пошёл по тротуару, легко обгоняя прохожих.

– Ты извини, время не рассчитал, – сказал Пащенко. – Позвонил Насте, её мама доложила: мол, в десять будет. Ну, я и накинул полчаса на провожанье, вот чуть-чуть и опоздал к кульминации… Сильно тебе врезали?

– Пустяки… – Игорю опять хотелось плакать. Ну что ты скажешь, прямо девица сентиментальная! – Спасибо тебе.

– Сочтёмся славой.

– Я не ожидал удара, а он в поддых…

– Ладно-ладно. – Пащенко видел, что Игорь пытается оправдать себя, и не хотел терпеть унижений друга. – В суде объяснения писать будешь. А я тебе не Фемида с весами, у меня оба глаза вперёд смотрят. И как ты думаешь, что они видят?