(Из семидесяти двух воевавших деревенских мужиков, с войны вернутся всего три израненных фронтовика. Из четырех братьев Абрамовых, уцелеет только Алексей. Красноармеец - стрелок Берёзкин Иван Александрович погибнет без вести, не успев написать домой ни одного письма.)
После мобилизации мужиков, началась мобилизация лошадей. Колхозу оставили двух старых лошадей, а остальные отправились исполнять воинский долг - возить обозы, полевые кухни и пушки. Жеребец Сталин и кобыла Крупская пошли на фронт под чужими именами. Бдительный представитель военкомата, услышав клички лошадей, грохнул кулаком по столу, заорал: "Вы что издеваетесь или на самом деле сдурели? Ополоумели совсем!" и записал лошадей, как Воронка и Ласточку.
Лошади уходили с армией на запад, а навстречу им, из западных областей, гнали вглубь страны стада племенных коров - "сталинских телок".
Армии Фюрера нужно питание. Над стадами появлялись немецкие самолеты. Пулеметные очереди убивали стариков, женщин и подростков - погонщиков скота. После этого, напуганный самолетным ревом, скот разбегался по лесу и придорожным кустам. Когда страх у животных проходил, они собирались в бесхозные стада. Из ближайшей деревни, назначали новых погонщиков, которые, на скорую руку, собирали котомки и гнали стадо дальше от наступающего врага, до места следующего налёта немецкой авиации.
На сельских дорогах появились санитарные машины, набитые израненными солдатами. На обочинах сельских дорог появились остовы санитарных машин, сожженные огнем крупнокалиберных авиационных пулеметов или прямым попаданием авиационных бомб.
По дорогам к фронту шли дивизии московского ополчения, несколько дней назад переименованные в стрелковые дивизии Красной армии. Они шли мимо деревень с молчаливыми женщинами и детьми, мимо сгоревших санитарных машин, мимо тел убитых беженцев и погонщиков скота.
Второго октября 1941 года в деревне появились странные, не стриженые солдаты. Видимо, это был какой-то специальный отряд НКВД, предназначенный для действий в прифронтовой полосе, готовый в любой момент скинуть армейское обмундирование и, переодевшись, замаскироваться под мирное население. Длинноволосые солдаты подожгли неубранные хлебные поля, сожгли хлебные амбары с зерном, овчарню с овцами, коровник с коровами и свинарник со свиньями. Перед приходом врага, перед приходом зимы, перед приходом голода деревня, чуть ли не единственная во всей округе, осталась без еды...
Враг рвался к стратегическому транспортному узлу, к городу Вязьма. Две гигантские клешни вражеских войск, прикрытые броней танковых клиньев, пробили оборону Красной армии, чтобы окружить и уничтожить наши дивизии в Вяземском котле. В небе, по направлению к Вязьме, напряженно гудя двигателями, пролетали тяжелые немецкие бомбардировщики. Казалось, что никто не в силах остановить их хищные стаи, несущие смерть и разрушение. Слишком много наших самолетов и пилотов уничтожил враг на фронтах от Белого моря до Черного моря, от Бреста до Смоленщины.
Но были еще у Родины "Сталинские соколы", не раз побеждавшие врагов над Халхин-Голом и республиканской Испанией. Были и молоденькие лейтенанты, только выпущенные из лётных училищ.
Не один раз, задрав голову, смотрел Сашка, как в ряды немецких самолетов врывался наш ястребок, как немецкие пилоты нарушали строй и яростно огрызались огнем авиационных пушек и пулемётов, как загорался немецкий самолет, а через несколько мгновений, оставляя в небе чадящий след, падал к земле горящий советский "Ишачек" или "Чайка".
В голубом осеннем небе гибли заслуженные орденоносцы и вчерашние курсанты с голубыми петлицами на гимнастерках. Гибли, но и сами били врага. Однажды, после ожесточенного воздушного боя, на поле возле деревни, спалив последние литры бензина, приземлились пять советских самолетов.
Сбежавшиеся бабы и детишки затолкали самолеты в кустарник, под руководством летчиков, замаскировали самолеты ветками и травой. Сашку, исполнявшего в те дни обязанности деревенского посыльного, верхом на костлявой неоседланной лошаденке, отправили в сельский совет. Председатель Боровского сельсовета, выслушав сбивчивую Сашкину речь, прочитав записку от командира эскадрильи, покрутил ручку телефона и сообщил куда следует, что самолеты целы, а пилоты просят подвезти горючее и боеприпасы.
Едва Сашка вернулся к самолетам и сказал лётчикам, что машина с бензином и патронами приедет вечером, как в небе появились немецкие пикировщики и начали бомбить воинские колонны, остановившиеся под густыми раскидистыми липами, росшими вокруг церквей в деревнях Княжено и Пигулино. Летчики смотрели на атакующие вражеские самолеты ненавидящими глазами и матерились в душу-бога-мать, от досады, что не могут защитить гибнущую пехоту.
А Сашка глядел на происходящее с интересом, еще не понимая ужаса всего происходящего и, по глупости, чуть не закричал Ура!, когда от прямого попадания бомбы, загорелась школа.
Завтра не нужно будет идти в школу!
Это была последняя в Сашкиной жизни, глупая детская радость.
Завтра было 5 октября 1941 года...
5 октября 1941 года, через Сашкину деревню, "немец попёр" на Вязьму.
Сашкину деревню прикрывали минометчики, артиллеристы и красноармейцы из 140-й стрелковой дивизии, которая всего неделю назад называлась 13-й московской дивизией народного ополчения. До начала боёв, некоторые красноармейцы размещались в избах Сашкиных родственников - дяди Алексея и дяди Сергея Кудрявцевых, на отшибе деревни, возле берёзовой "Ивановой" рощи.
Кудрявцев Алексей Кузьмич погиб еще по зиме, на Финской войне. После его гибели, стала болеть и сохнуть, от неведомой хвори, его любящая жена - овдовевшая солдатка. Умерла до срока. Осиротели две дочурки. Взяла племяшек на воспитание жена дяди Сергея, ушедшего на фронт в первые дни войны. По-утрам, Сашка приносил молоко для девочек, маленького Николки и для солдат, стоявших на постое.
Солдаты пили молоко, шутили, рассказывали веселые истории. А утром 5 октября, поднятые по тревоге, заняли оборону на вверенном рубеже.
(Но был среди тех солдат, один, который спрятался в прибрежных кустах и вылез оттуда только после прихода немцев. Стал полицаем. Вся округа звала его "Сибиряк". Такое гордое слово, испоганил. Почему испоганил? Потому, что и в последующие военные и в послевоенные годы на Смоленщине говорили, что именно СИБИРЯКИ спасли в сорок первом году и Москву, и всю Россию. Впрочем, сибиряками тогда считали уральских, сибирских, дальневосточных и казахстанских бойцов.)
Сашка и его друг Гусенок вырыли в огороде большую яму и накрыли её воротами от колхозной фермы, положенными на бревна. На ворота набросали метровый слой земли. К яме прорыли вход - крытую траншею с двумя поворотами. Это спасет от осколков, если враги бросят в укрытие гранату.
По окопам, траншеям, позициям наших войск и по Сашкиной деревне начали бить немецкие орудия. Снарядные взрывы переворачивали гаубицы, корёжили минометы, выкашивали осколками орудийные расчеты и засыпали землей стрелковые ячейки с пехотным прикрытием. Красноармейцы, ценой своих жизней, задерживали врага на два - три часа и погибали. Враги устремлялись вперед "Драйх нах Остен" (Вперед на Восток), мимо дымящихся воронок, мимо погибших красноармейцев и трупов ездовых лошадей.
(В наше время, стараясь восстановить судьбу 140-й стрелковой дивизии, я спросил у отца: "А в каком направлении от деревни Самыкино отступали наши войска?"
"Они не отступали! В наших местах они воевали! А потом валялись убитые по всем полям и дорогам" - резко ответил мне отец.)
