Если Эдвард и был польщен похвалой, то не подал виду. Он разочарованно откинулся на спинку кресла.

- Вы делаете огромную ошибку, мистер Катэн, не желая видеть ничего, кроме печатей. Может быть, нам не удалось бы отыскать убийц, и все же мы могли сделать хоть что-то. А теперь Монро будет натравливать на нас газетчиков, расследование продлится год-два и завершится ничем, как это обычно бывает, а Сесилия за это время умрет или станет такой же, как те, кто ее похитил.

От упоминания о девочке Николас загрустил еще сильнее. Но что он мог? Он не детектив и не следопыт, и шансов прийти к неверному выводу у него чуть ли не больше, чем у Монро. Помочь Николас не был способен, зато испортить расследование - сколько угодно.

- Это бестолковый спор, - устало сказал он. - Давай лучше выпьем чая и обсудим, как нам теперь выстраивать нашу деятельность в отношении печатей. Сторонних заказов однозначно станет меньше, а без дополнительных средств к существованию, думаю, не хочет остаться ни один из нас. Только нужно спуститься в столовую, а здесь хорошенько проветрить. От дыма у меня режет глаза.

Эдвард кивнул, и они вышли из кабинета. Шагая вниз по лестнице, Николас услышал слабый стук в дверь, совсем не похожий на недавний грохот. Вряд ли это были репортеры.

- Кто там, Джон? - позвал он дворецкого, который только что выпроводил незваных гостей и стоял у входной двери.

- Нищие, сэр, - недовольным тоном ответил тот. - Дети, утверждающие, что они сироты.

- И чего они хотели?

- Вероятно, подаяние, сэр.

- Позови их обратно и отнеси им с кухни чего-нибудь поесть. И половину пирога, который испекла Китти.

- Пирога, сэр? - изумленно переспросил дворецкий.

- Именно, - раздраженно из-за того, что приходится повторять, сказал он. - Нужно "поблагодарить" журналистов за то, что из-за них у меня пропал аппетит как минимум на неделю.

- Я видел этих "сирот", когда шел к вам, - тихо произнес Эдвард. - Подростки, которые вполне могли бы работать вместо того, чтобы выпрашивать милостыню. Они просто бездельники, а вы собираетесь их кормить.

Николас покачал головой. Как жестоко!

- Они дети, Эдвард. Как можно судить о них по единственному взгляду?

- Я могу судить о них потому, что сам начал работать с десяти лет, когда мне нечего было есть.

- Теперь понимаю, отчего ты такой суровый. Может быть, если бы кто-то в детстве принес тебе пирог, ты бы не так черство относился к другим людям.

Помощник какое-то время молчал, замерев на ступеньке и пристально глядя на нанимателя.

- Вы заботитесь о сирых и убогих - не спорю, это благородно. Но объясните, пожалуйста, мистер Катэн, кто принесет пирог Сесилии Ольстен, которая сейчас, может быть, умирает от голода где-нибудь в разбойничьем притоне и которую вы отказываетесь искать?

Этот выпад застал Николаса врасплох, и он застыл в самом низу лестницы с нелепо открытым ртом. Подобрать слова ему удалось не сразу.

- Я не отказываюсь ее искать, а всего лишь не лезу не в свое дело, которым и так занимаются компетентные люди! - сердито произнес он. - И вообще, я уже дал понять, что не хочу больше обсуждать эту тему. Вместо нее нам стоит поговорить о нашей работе.

- Как пожелаете, сэр, - легко поклонившись на манер Джона, сказал Эдвард и, не оборачиваясь, быстро направился к столовой.

Николас хмуро проводил его взглядом. На эту плохо завуалированную издевку следовало бы оскорбиться. Наверное, он так бы и сделал, если бы глубоко внутри не чувствовал, что Эдвард в чем-то прав.

Глава 8

Просторная зала полнилась светом. Горели газовые лампы в тонких плафонах; на столах стояли свечи - очаровательная принадлежность богатых домов, хозяевам которых она была по карману; маленькими радужками вспыхивала большая хрустальная люстра. Но, пожалуй, гораздо больше блеска, чем они, давали гости званого вечера - сливки дивейдского общества.

В глазах рябило от дамских платьев из тафты, муслина и парчи. Спутники дам вовсю стремились их перещеголять. Старомодные черные фраки, как у Николаса, дополнялись яркими цветами в петлицах и изысканными тростями. Между всем этим разноцветьем сновали слуги, разносившие закуски и напитки. Только-только наступил разгар вечера, начиналось настоящее веселье, но у Николаса, стоило ему зайти в зал, мгновенно заболела голова.

Одна из дам, проходя мимо, задела его юбкой на жестком кринолине, и Николас шагнул вбок. Не рассчитав, он нечаянно толкнул молодого мужчину во фраке, чьего имени - да и лица - не помнил. Тот, еще даже не обернувшись, процедил сквозь зубы проклятье.

- Прошу прощения, сэр, - искренне сказал Николас.

- Вам следует смотреть, куда идете, - резко произнес он и вдруг прищурился, разглядывая его. - Постойте-ка, а это не вы тот маг, который присвоил драгоценности покойной баронессы Ольстен?

К щекам Николаса прихлынула кровь. Что этот человек себе позволяет! Впрочем, он вряд ли контролировал свои действия - его щеки раскраснелись, в глазах стояла пелена тумана, а движения были слишком плавными. Мужчина определенно перебрал шампанского, бокал с которым покачивал в руке.

- Вы обознались, - буркнул Николас.

- Нет-нет, я уверен, что...

Наглец потянулся к нему, и Николас, вдруг испугавшись непонятно чего, бросился в противоположном от него направлении.

Вслед ему понесся возглас, который, к счастью, потонул в игравшей музыке. Николас перевел дыхание только в другом конце зала, убедившись, что бесцеремонный незнакомец за ним не последовал. Успокоившись, он укорил себя за позорное бегство. Надо было бы кликнуть Джона, который затерялся где-то в толпе, или призвать молодого нахала к соблюдению приличий, но это значило привлечь к себе всеобщее внимание и почти наверняка выставить себя в еще более худшем свете, чем сейчас. Связываться с пьяными - себе дороже.

Вспомнив о том, что он находится на званом вечере, где у большинства посетителей нет иной цели, кроме как набраться за чужой счет алкоголем, Николас сердито стиснул в пальцах карточку с изящно выведенными буквами. Стоило ли принимать традиционное приглашение от лорда Говарда Даррени на празднование Дня согласия? Этот праздник, знаменовавший окончание давней кровавой войны между человеческими и Чужими королевствами, всегда отмечали на широкую ногу, и Даррени созывал к себе всех представителей благородных семей. На сей раз приглашение запаздывало, и Николас, решивший, что из-за дурацких статей его теперь не захотят видеть ни в одном приличном доме Дивейда, уже намеревался сделать вид, будто он все равно не собирался сюда приходить. Но конверт все же доставили, и Николас заколебался. Даррени был не самым приятным человеком - а по правде сказать, совсем неприятным, излишне прямолинейным и категоричным. Однако он был потомственным аристократом и дальним родственником королевской семьи, но что гораздо важнее - главным судьей Дивейда и вторым человеком после мэра. С такими людьми нужно дружить, особенно если тебя подозревают в преступлении, которого ты не совершал.

Теперь же Николас начинал думать иначе. Последнее время в городе не случалось ничего экстраординарного, и теперь все дивейдцы бурно обсуждали преступление в Туманном лесу. Чаще всего в разговорах звучали имена Николаса Катэна и его ассистента, Эдварда Эркана. Спустя пять дней молва достигла такого масштаба, что в Дивейде, наверное, не нашлось бы ни единого человека, который не считал, что Николас и Эдвард если не собственнолично убили Яворов, то по крайней мере приложили к этому руку. Все плевали на то, что еще никто не собрал против них надежных улик, ведь главное - передать животрепещущий слух и насладиться грязными подробностями чужой жизни! Ладно бы чернь, но высший свет не отставал от нее, и вечер грозил приобрести звание отвратительнейшего за всю жизнь Николаса, который и без того не выносил скопления людей. Польза, которую можно было извлечь из посещения этого мероприятия, похоже, не перевесит потраченные нервы.