Чтобы не напороться на препятствие, Ранецкий снова включил фонарь, и молодые люди продолжили путь уже по отдельности, однако и Сашке и Насте стало ясно, что между ними возникла связь, тайная для всех, скрытая от всех, и касающаяся далеко не всех.

Впрочем, для Василия возникновение связи не выглядело тайной, ибо всё происходило на его глазах, а временное выключение фонаря лишь усилило подозрения. Худшем же было то, что красивому парню и прекрасной девушке, оказавшихся теперь за гранью влюблённости, Вася с его флягой выглядел совершенно лишним персонажем. Уже не скрываясь и не стесняясь, они при каждой возможности касались друг друга, прижимались нежно, обнимались крепко, и целовались жарко. При этом Настя таинственно улыбалась, сверкало страстно очами, и всё норовила укусить Ранецкого за ухо. Сашка же осознал вдруг, что некий орган в его организме полностью вышел из повиновения, отказывается подчиняться приказам мозга, и отдался во власть инстинктам и рефлексам.

Ворон каркал, Настя с Сашей были увлечены только собой, а Василий плёлся сзади, и всё видел. И чем больше он видел, тем чаще припадал к плоской фляге из нержавеющей стали.

В душе Василия разгорался пожар из ревности.

В голове его мутилось от ненависти.

В измученном сердце зарождалась жажда мести.

У!!! Ядрическая сила! - бушевал в груди юноши могучий рёв обманутых надежд, потому что Вася понял, наконец, что Настя, как не была его девушкой, так теперь уже никогда не станет. Непреодолимой стеной вырос на его пути этот городской красавчик, принесла его нечистая! А он-то думал, мечтал, планировал. Думал о свадьбе, мечтал о детях, планировал создание семьи. А тут этот хлыщ напомаженный!

Василий и далее бы продолжил посыпать голову пеплом и винить в своих бедах городских хлыщей и красавчиков, однако в этот горестный монолог неожиданно вмешался его собственный внутренний голос, который вдруг заговорил в нём, упирая на логику событий из прошлого и настоящего.

"А кто мешал тебе заниматься спортом, особенно в армии?"

"Кто заставляет тебя хлестать самогонку с утра до вечера?"

"Кто вынуждает тебя обжираться от пуза круглые сутки, в том числе и ночью?"

"Неужели всё это заставляют тебя проделывать городские хлыщи и напомаженные красавчики?"

- Что же делать? - вслух воскликнул Вася.

"Работай над собой!"

- Как? - взмолился пьяный Василёк.

"Прямо сейчас вылей на землю содержимое фляги!"

- Хрен тебе! - заорал Василий, обозлённый на весь мир, и надолго присосался к нержавеющему сосуду.

"Тогда обижайся сам на себя!" - ответил внутренний голос, и умолк.

В этот момент компания подошла к яйцу. Сразу после этого огненный луч погас, однако яйцо осталось прозрачным и светилось изнутри.

- Каррр! - скомандовал ворон, и яйцо, разделившись на две створки, начало раздвигаться в разные стороны, как прозрачные двери в универмаге.

При таких обстоятельствах неизбежно возник спор: заходить в яйцо, или - нет? Вопрос не праздный, если учесть полное отсутствии информации о том, что же находится внутри. Мнения разделились, что было также неизбежно, в связи с взаимной неприязнью соперничающих мужчин.

И, что?

Сашка, красуясь перед девушкой, рвался совершать подвиги, в независимости от того, в яйце они будут происходить, или в универмаге.

Настя, предполагая, что Васька струсит, рассчитывала остаться с Алексом наедине, а уж в яйце это произойдёт, или в универмаге, её также мало интересовало.

Василий же, от одной мысли оказаться внутри яйца, протрезвел, и, предпочитая оказаться в универмаге, стал отговаривать Настю от совершения опрометчивых поступков.

- Пусть он идёт, Настёна, а ты не ходи. Не женское это дело внутрь яиц лазить.

- А ты мне кто, чтобы такие советы давать? - справедливо поинтересовалась Настя.

- Я тебя с пелёнок знаю! - горячился Василий, - а этот тебя только с толку сбивает.

- Да ты просто боишься! - презрительно произнесла девушка. - Как ты в армии служил, до сих пор не пойму.

- Я боюсь не за себя! - искренне воскликнул Васёк. - Я за тебя волнуюсь!

- Ну, так пойдём с нами! - так же искренне позвала земляка девушка. - Будешь меня охранять и защищать.

- Настя! - Василий подбежал к девушке, и схватил её за руку. - Пойдём отсюда. По добру, по здорову пойдём. Не нравиться мне всё это!

- Страшно, да? - злорадствовала Настя. - Не ожидала я такого от тебя.

- Пойдём отсель! - не замечая издевок, настаивал молодой человек. - У меня плохое предчувствие на счёт этого яйца.

Сашка, тем временем, подошёл к яйцу, и заглянул внутрь. Сухой тёплый воздух не содержал запахов.

- У! - крикнул Ранецкий, но эхо не откликнулось ему.

Были видны лишь освещённые неестественным светом каменные ступени, которые уходили вниз, и казались нарисованными, как очаг в доме папы Карло. Неожиданная ассоциация развеселила. Алекс улыбнулся, воображая себя деревянным Буратино. Отсылка к известной сказке притупила чувство опасности.

"Надо сходить, посмотреть, и быстро вернуться!"

- Каррр! - одобрительно каркнул ворон над головой. Он сидел на верхней точке яйца, щёлкал клювом, и качал головой.

Сашка посмотрел на молодых людей, выясняющих свои давнишние взаимоотношения, и отличающиеся друг от друга, как солнце от фонарика. С одной стороны, Настя - красивая, страстная, агрессивная, с огненным взглядом в глазах и с пылким сердцем в груди. В обтягивающих джинсах, где разместились длинные стройные ноги и рельефная аппетитная попка. А с другой стороны Василий - толстый, трусливый, инертный, обрюзгший от излишеств, с узкими плечами и толстой задницей на которой бесформенным мешком висели джинсы.

"И он ещё на что-то претендует!?" - возмутился Алекс. - "Узкоплечий толстожоп!" - придумал сопернику кличку Ранецкий. - "Алкаш - неудачник. Обжора ненасытная. Зайчатина трусливая", - продолжал изощряться в придумывании кличек счастливый Сашка-промокашка. Однако Настя уже отвернулась от Васьки, и стремительно подошла к Ранецкому.

- Надеюсь, ты не передумал?! - с вызовом спросила возбуждённая мадмуазель.

- Не дождёшься, красавица! - выдержал её пламенный взгляд молодой человек.

Глаза Насти потеплели, как теплеют и светлеют прозрачные воды озера, когда их касаются лучи восходящего солнца. Взгляд Настёны утратил агрессивность, как это случается со взглядом насытившейся тигрицы. Девушка обмякла, превратившись в белую пушистую кошечку. Муррр! Она приблизилась к Алексу вплотную, и взяла обеими руками за ремень.

- Ну, тогда пойдём!

- Я жду, когда вы наговоритесь.

- Я сыта по горло! - девушка с презрением смотрела на Василия, который уже возобновил общение с флягой.

- Его надо оставить здесь, - Саша кивнул на алкаша-неудачника. - Мы ведь не знаем, что там. А он напьётся по дороге, и потом таскайся с ним. Пусть надирается вне яйца.

- Как прикажешь, Саша. Думай! Ты - мужчина, тебе и решать.

- Я уже решил: мы идём вдвоём.

- Ну, так веди меня, мой герой! - с излишним пафосом произнесла быстро влюбляющаяся мадмуазель.

- С тобой, хоть на Луну! - в тон ей ответил по уши влюблённый Александр Ранецкий.

Чтобы не увязнуть в сомнениях, Саня одним махом запрыгнул внутрь яйца, и протянул Насте руку.

- Иди ко мне, красавица!

Девушка подошла к Алексу.

- Мне нравится, когда ты меня так называешь.

Саша взял Настю на руки, и одним движением перенёс её в странное сооружение. Он поставил девушку рядом с собой, и они поцеловались, а затем, взявшись за руки, начали спускаться вниз по лестнице. Молодые люди почувствовали, как створки яйца бесшумно задвинулись за их спинами. Однако это их не смутило, ведь они уже приняли решение.

События внутри яйца. Время неизвестно.

Лестница шла через тоннель, выдолбленный внутри пещеры, и когда она закончилась, с последней её ступенькой перед молодыми людьми открылся удивительный мир. От подножия пещеры начиналась широкая полоса пляжа из чистейшего белого песка. А далее простиралось бесконечное синее море, тёплое и ласковое, каковым оно бывает только в сказке. Ветра не было, а потому волны не морщили идеальной зеркальной поверхности воды. Вдоль пляжа, расходящегося в обе стороны, росли пальмы, возвышались фиговые, абрикосовые и персиковые деревья, кустились ананасы и вились лозы винограда. В густой зелени растительности копошились попугаи, летали киви, порхали райские птицы. Все они были цветные, цветастые и разноцветные, а от бесконечного количества оттенков рябило в глазах.