– Делайте что хотите, – Нехорошее пренебрежительно махнул рукой. – Вы ведь знаете, какие у меня возможности! Я погашу дело раньше, чем оно успеет разгореться. Этот ваш нож… его очень просто потерять, а что тогда останется? Милиция найдет другого подозреваемого.. . да она его, кажется, уже нашла! Какой-то несчастный, кажется даже невменяемый, муж убитой… так что можете убираться восвояси, у вас ничего не получится!

– Вот как, – мужчина с родинкой и не подумал тронуться с места. – А вот я так не думаю…

Он склонил голову набок и насмешливо уставился на маленького страшного человека. Эта насмешка далась ему нелегко.

– Милиция, может быть, и ухватится за первого попавшего фигуранта, – продолжил он негромким голосом. – Муж – это всегда очень удобный подозреваемый в случае убийства женщины, тем более что мотив не придется долго искать, он лежит на поверхности. А нож с отпечатками пальцев, как вы совершенно верно заметили, могут потерять. Это нетрудно. Но так будет только в том случае, если связаться действительно с милицией или следственными органами. А у меня появилась идея получше… знаете, кому я собираюсь рассказать про нож?

– Он сделал продолжительную паузу, и маленький человечек не выдержал. Стукнув кулаком по столу, Нехорошее выкрикнул:

– Прекратите болтать! Я прикажу выставить вас вон!

– Не прикажете, – спокойно ответил его собеседник, – потому что очень хотите узнать, кому я собираюсь позвонить. И очень нервничаете… а это скверно! Нервы нужно лечить!

– Убирайтесь прочь, – проговорил Нехорошее, взяв себя в руки, – вы мне неинтересны.

– Врете, Николай Сергеевич! Вам очень даже интересно, какую фамилию я назову!

Он сделал еще одну паузу, на этот раз короткую, и выдохнул:

– А назову я фамилию Коваленко!

Маленький человечек, кажется, стал еще меньше. Он съежился, высоко подняв плечи, и осел в своем удобном кресле, казалось, совсем потерявшись за огромным письменным столом.

Его лицо, и без того бледное, приобрело землистый оттенок.

Анатолий Коваленко, молодой сотрудник Генеральной прокуратуры, был темной лошадкой. За ним кто-то стоял, причем кто-то очень значительный, очень влиятельный. Такой же влиятельный, как сам Нехорошев. И последнее время все действия Коваленко так или иначе были направлены против Николая Сергеевича, против его клана, против его интересов. Коваленко понемногу откусывал кусочки от нехорошевского пирога, наносил мелкие, но болезненные удары.

Все попытки свалить молодого прокурора, скомпрометировать его натыкались на железобетонную стену – его прикрывал тайный, но чрезвычайно могущественный покровитель.

Попытки же подкупить его через надежных людей тоже бесславно провалились.

Так что если в руки такому человеку попадет оружие, которым он сможет нанести Нехорошеву серьезный удар… последствия этого трудно переоценить.

Оружие… оружие в прямом смысле слова. Нож с отпечатками Вадима.

Подумав о зяте, Николай Сергеевич почувствовал холодную ненависть.

Этот подонок живет за его счет, за счет его дочери, и смеет мелко гадить на каждом шагу… сколько раз Николай Сергеевич говорил Алине, что мерзавца надо выкинуть к чертям собачьим, но девчонка влюблена в него как кошка и терпит все – терпит его измены, его никчемность, терпит его идиотскую расточительность… А Вадим прекрасно понимает это и становится все более невозможным, все более невыносимым! Он уверен, что тесть всегда вытащит его из любых неприятностей, закроет все его мелкие и крупные грехи!

Как бы хорошо было, если бы его действительно посадили за это убийство! Нехорошев навсегда избавился бы от жалкого подонка, выдал бы Алину за преданного, надежного человека…

Но нет! Этого нельзя допустить, потому что стоит его имени засветиться на листах уголовного дела – это тут же станет достоянием газет, уж Коваленко своего не упустит! Он разыграет эту карту, если она попадет к нему в руки. А вместе с Вадимом начнут трепать и его имя, имя Николая Сергеевича Нехорошева!

А баланс сил в коридорах власти так неустойчив, что даже небольшого толчка будет достаточно, чтобы сорвалась огромная лавина, похоронив под собой Николая Сергеевича…

Да, он недооценил поначалу этого мелкого шантажиста, нагло заявившегося прямо сюда, в этот кабинет! Он думал выставить его или откупиться какой-нибудь мелочью, а потом пустить по следу людей Ибрагима… они умеют решать такие вопросы раз и навсегда, руководствуясь старым проверенным правилом: нет человека – нет проблемы. Но шантажист оказался не так прост. За ним тоже кто-то стоит, и убивать его бесполезно – это ничего не изменит. Придется выяснить, что ему нужно, какова цена урегулирования вопроса.

– Ну так как – можно звонить Коваленко? – насмешливо спросил мужчина с родинкой, достав из кармана мобильный телефон и поднося его к уху.

– Уберите телефон! – хрипло выговорил Нехорошее, опустив глаза. – Что вам нужно?

– Вот это другой разговор! – шантажист сложил мобильник и спрятал его в карман. – Я слышу серьезные слова серьезного человека! Вам что-нибудь говорит словосочетание «Северный цинк»?

Второй раз за несколько минут Нехорошев почувствовал, что почва уходит у него из-под ног.

Цена вопроса оказалась огромной.

«Северный цинк»! Это именно то, чего он боялся!

Ах Вадим, Вадим, лысый подонок!

Если бы сейчас Федорчук попал в руки своего тестя – он не прожил бы и минуты, Нехорошев разорвал бы его голыми руками! Уничтожить подонка, растереть его в пыль!

Только не сейчас, сейчас это не получится, сейчас это ничего не даст…

– Стареете, Николай Сергеевич! – проговорил «Иванов». – То краснеете, то бледнеете? Где же ваша выдержка?

Нехорошее и сам понимал, что стареет, что такие удары для него стали тяжелы. Но кому можно передать все дела, на кого можно положиться? Абсолютно не на кого!

– Вижу, вижу, что это словосочетание вам хорошо знакомо! – продолжал паясничать человек с родинкой. – Тем лучше, значит, мне не придется вводить вас в курс дела! Значит, события будут развиваться так: вы подписываете передачу «Северного цинка» управляющей компании, и нож с отпечатками пальцев вашего зятя благополучно исчезает!

На кладбище было отвратительно. Шел дождь, потом дождь со снегом, Лола же оставила зонтик дома, потому что руки были заняты сумкой и цветами. Панихиду устроили прямо у могилы, священник служил панихиду хриплым голосом, его редеющие непокрытые волосы намокли, было ясно, что он схватит простуду. Лола посочувствовала бы ему, если бы самой не было так плохо – тяжеленный букет строгих белых калл оттягивал руки, ледяные капли попадали за воротник пальто и стекали по спине. Милка стояла рядом и беспрестанно вертела головой – как видно, после долгого сидения дома наедине с разнузданными близнецами она даже такой печальный повод, как похороны, считала за раз-влеченье. Народу было средне – группа родственников с одной стороны и друзья, преимущественно подруги.

– Говорю же тебе – она со всеми рассорилась, вот мужики и не пришли, – шептала Милка.

– Правильно сделали, – вздохнула Лола и пошатнулась.

– Нечего было выпендриваться, – сказала Милка, – вон какой букетище притащила, а зачем?

Сама Милка явилась с венком из хвойных веток с надписью «От безутешных друзей», плюхнула его прямо в снег у ног и теперь была очень довольна. Лола с завистью поглядела на нее и на одного из родственников – не то троюродного, не то двоюродного дядю, который время от времени отбегал в сторонку и прикладывался к небольшой фляжке. Еще были в группе родственников какие-то тетки, все без исключения в черных платках, среди них выделялась одна – красномордая, с высокой старомодной прической, она всем распоряжалась. При ней, как буксир при барже, находилась женщина помоложе – поменьше ростом, с мелкими крысиными чертами лица. Несмотря на различия, они были чем-то похожи, так что Лоле стало ясно, что это – мать и дочь.

– Смотри, смотри! – Милка дернула ее за рукав. – Кто это?