Из приоткрытого окна повеяло холодом, и Сагора поежилась, глубже зарываясь под одеяло. Дыхание осени уже проскальзывает в город тонким запахом сырости и прелой листвы. Негромкий шелест листьев мягко возвращает потревоженный сон; из чащи раздается сонный клокот глухаря и негромкое ворчание. Испугавшаяся чего-то, ведомого ей одной, крохотная птица с шумом выпорхнула из листьев, стремясь укрыться от вероятной угрозы в высоких кронах деревьев. Огненно-рыжая белка проводила ее заинтересованным взглядом и снова вернулась к проверке запасов; набитое ягодами, травами, грибами и орехами дупло источало сладкий аромат, привлекая птиц, что заставляло рыжую озорницу постоянно быть на стороже.

К осени лес всегда наполняется множеством новых запахов и шорохов. Животные заняты приготовлениями к зиме, а многие птицы уже покинули город в поисках более теплых и солнечных мест. Каждый год в это время землю в лесу укрывает волшебный ковер из мягких иголок лиственницы, сухой травы и золотых листьев березы. Его терпкий аромат прокрадывается в дом, сливается с запахом стен, становясь едва заметным фоном повседневной жизни.

Солнце лениво скользнуло по лицу, заставляя невольно нахмуриться. Сагора перевернулась на другой бок, желая спрятаться от теплых прикосновений утра, как что-то пушистое легло на ее лицо, мягко требуя вернуться из страны грез в реальность. Отодвинув со щеки лапу Аро, черно-рыжего кота, еще маленьким приблудившегося к ним год назад, Сагора, наконец, открыла глаза и приподнялась, с укором глядя на него:

– Все нормальные коты – ночные животные и утром спят, а не мешают спать другим.

Аро хитро прищурился, всем видом говоря, что он кот необычный и имеет право на любые шалости. Покачав головой, Сагора откинула одеяло и поднялась на ноги. От соприкосновения с холодным полом по коже пробежали мурашки. Закрыла окно и, взяв расческу, провела ею по волосам. Комнаты все еще хранят запах свежей древесины и лака, словно только вчера они перешагнули порог нового дома, на постройку которого ушло почти два года. Развалины на бескрайней поляне цветов, бывшие когда-то родным местом для Ма, до случившегося много лет назад пожара принадлежали его родителям, погибшим в тот день, что на долгие годы омрачило воспоминания юноши, поселив в душе страх перед этим местом. Но все же именно здесь они с Ма стали семьей, и то, что пряталось за чернотой, обрело новые яркие краски.

Сагора, сопровождаемая легким скрипом ступенек, сбежала вниз. На первом этаже все окна закрыты, отчего за ночь в помещениях сделалось немного душно, зато тепло. Дом погружен в трепетную тишину, в которой едва различимо звучат птичьи трели, доносившиеся откуда-то с улицы. Сагора убрала несколько пожелтевших листьев с цветка на подоконнике кухни и, обернувшись, увидела на столе ветку земляники с алыми без единого изъяна ягодами. Тепло улыбнулась:

– И где он только нашел ее в это время?

Аро запрыгнул на стол и обнюхал ягоды; от сладковатого запаха кот несколько раз чихнул и обиженно перебрался под солнечные лучи на подоконник, который специально для него сделали просторным.

Переодевшись и хорошо застегнув сумку, Сагора вышла из дома, осторожно прикрыв двери. С решением остаться в городе навсегда она вскоре устроилась в пекарню к Наджаре, и сейчас та, наверное, уже приступила к работе, а стеклянные двери, не так давно украшенные по краям рисунком золотых вензелей, широко распахнуты новому дню. Персиковое дерево клонит ветви к земле под тяжестью бардовых плодов, а бескрайняя поляна цветов к осени обратилась золотым океаном; листья шуршали под ногами. Сагора подняла голову, глядя в далекое небо, где на солнце медленно наплывали тяжелые облака. День обещал быть пасмурным.

Сагора поспешила к пекарне, чтобы не оказаться под дождем, который, казалось, в любую минуту может хлынуть с небес, наполняя воздух свежестью и чистотой. Поздоровавшись со знакомыми, неспешно прогуливающимися по улице, впорхнула в открытые двери пекарни. Мэри и Анн, ученицы из школы, где сейчас работал Ма, широко улыбаясь, поприветствовали ее. Несколько месяцев после отъезда Сиро с родителями в их новую жизнь, Сагора поработала официанткой, вечерами обучаясь у Наджары ее кулинарному искусству, и вскоре сама стала поваром, а на ее место взяли двух подруг, которые сами вызвались помогать после школьных занятий, но сегодня девочки уже с самого утра были на месте.

– Наджара на кухне.

Сагора кивнула и направилась к дверям, мысленно отметив, что даже спустя год все еще скучает по тихому присвисту амадинов. Спустилась в подсобку и наскоро переоделась, чтобы не запачкать платье; оставив вещи здесь, поднялась и постучала по деревянному обрамлению дверного проема.

– О, Сагора, доброе утро, – Наджара отвлеклась от чтения рецептной книги и помахала в знак приветствия поварешкой. – Сиро звонил вчера поздно вечером. Он добрался, и утверждает, что без приключений. Хотя я этому не верю. Сиро мастер встревать в какие-нибудь истории.

– Главное, что с ним все в порядке, – улыбнулась. Вчера они проводили его на вокзал, откуда он должен был добраться до другого города и там пересесть на самолет до Индианаполиса. Каждое лето теперь мальчик проводил у них, встречаясь со старыми друзьями, помогая Сагоре в пекарне, а тете в саду. – Посетители сегодня такие тихие.

– Да уж, – Наджара, еще раз прочитав рецепт, повернулась к плите.

Сагора открыла кран и намочила тряпку, чтобы протереть стол от муки. Выжав лишнюю воду, девушка подняла взгляд вверх. Когда-то купленный в храме портрет богини Аюкары вот уже два года стоит на полочке здесь, на их кухне, напоминая, что каждое мгновение жизни – это маленькое чудо, и в любую минуту ты можешь измениться. И изменить все вокруг. Улыбнувшись Аюкаре, которая словно живая смотрела на нее теплым взглядом сангиновых глаз, Сагора закрыла кран и вернулась к столу. Наджара негромко мурлычет себе под нос приятную мелодию, помешивая крем в пластмассовой чаше: на сегодняшний вечер ей заказали торт для чьего-то Дня рождения.

На кухню вихрем влетела Анн и, оставив листы с заказами, снова упорхнула в зал. Быстро пробежав взглядом по первому заказу, Сагора достала формы, чтобы приготовить ванильные кексы. Пока она в задумчивости мешала тесто, Наджара по-прежнему, напряженно сопя, корпела над сложным рецептом. Вскоре духовка негромко щелкнула, возвещая, что кексы готовы, и Сагора позвонила в колокольчик, чтобы Анн забрала заказ. Когда девочка с подносом скрылась за дверью, Наджара, что-то вспомнив, отвлеклась от своего труда и нагнулась в проем между столешницами, под окном.

– Тебе ведь просили передать, а я совсем забыла, – Наджара достала предмет, накрытый полотенцем. – Держи.

– Передать? – Сагора удивленно приняла из рук женщины небольшую корзинку теплого лимонного цвета. Душистый, колдовской запах лета и сказки тут же наполнил кухню, стоило девушке снять полотенце. С легкой горкой, до самого верха корзинка была наполнена спелыми ягодами алой земляники. Сердце гулко застучало в груди.

– Сама все утро удивлялась, где он ее достал. Но Ма так и не признался, – Наджара улыбнулась. – Твой волшебник еще просил сказать, что там записка.

«Жди меня в 20:30» – прочитала Сагора.

С сияющими глазами она поставила корзинку рядом с Наджарой и села около нее на столешницу, чуть отстраненно, но ласково улыбаясь. Наджара вздохнула и, напряженно сопя, приступила к рисованию затейливого узора на торте. Как человек выстраивает каждым шагом и решением свою судьбу, она новым и новым завитком создавала волшебное полотно из крема.

Сагора повернулась, наблюдая за движениями подруги.

Когда та только сделала несколько первых штрихов, казалось, что чудесный торт, вся основа, загублен этими несуразными линиями, кое-как расположенными на его поверхности. Но вот еще несколько штрихов и шаг за шагом, линия за линией некими колдовскими чарами души Наджары и ловким умением ее рук рисунок, кажущийся поначалу абсурдными каракулями, на глазах превращается в неподражаемое, волшебное творение. Точно картина нашей жизни: пока не сделаешь следующий шаг, еще одну линию, никогда не узнаешь, какой же в итоге сложится рисунок: божественная картина или несообразная мазня.