9.

Кровью убитых и раненых людей ударил по стране киевский майдан. Затем был Мариуполь, Одесса, и вот, наконец, война пришла в города и сёла Донбасса. К этому моменту Лена стала директором родной школы в шахтёрском посёлке на западной окраине Горловки. Поначалу украинская артиллерия обстреливала город с трёх сторон, но после ликвидации дебальцевского выступа стали бомбить лишь с юга и с запада.

Перемирия, заключаемые где-то там, в верхах, способствовали тому, что украинские пушки стали грохотать, в основном, по ночам. А днём, как и положено, школьники шли на занятия. Сто с лишним человек училось у Лены в прифронтовой школе. И за каждого она была в ответе, стараясь минимизировать возможные риски. Во время артналётов дети спускались в подвал и терпеливо ждали, когда взрослые дяди-артиллеристы перестанут стрелять по ним из своих пушек и «градов».

Учителя-подвижники, организовавшие учебный процесс в осаждённом неприятелем городе, достойны высочайших наград. Но сами они никогда об этом не думали, а просто жили на своей земле и делали своё дело. Правда, несколько раз, когда становилось слишком опасно, детей вывозили в лагеря. Но армия ДНР отбивала атаки противника, и жители шахтёрского посёлка, привыкшие к смертельной опасности, снова и снова возвращались в свои дома либо на их пепелища. Это уж – как повезёт.

10.

Толя позвонил жене из госпиталя, куда его отправили прямо с блокпоста ополченцев. Рана на руке была сквозная, но крови он потерял много. Лена, бросив все дела, горлицей прилетела к своему ненаглядному и тут же чисто по-женски заплакала, почти заголосила:

– Говорила ведь я тебе. Нечего было шастать, куда не просят. Теперь вот ранили. Слава Богу, не сильно. А ты подумал, как в твоём возрасте рука-то заживать будет? И ради чего всё это?

– Да ладно тебе, помолчи – беззлобно вздохнул Анатолий, – тоже мне рана.

Он обнял жену, провёл здоровой рукой по вздрагивающим от рыданий её плечам и, успокаивая, добавил вполголоса:

– Видела бы ты, сколько в этом госпитале раненых, больных, увечных. Да что там! Все мы здесь раненые. И Донбасс наш – тоже. Но главное не в этом. Пройдёт время, и многое из того, что нам довелось пережить, уйдёт, сотрётся в памяти народной. Но пока жив будет наш славный донецкий край, останутся на теле его рубцы от полученных ран. Как прививка от смертельной болезни, как память о том, о чём никогда нельзя забывать ни нам, ни нашим близким, а тем более далёким потомкам.