Литмир - Электронная Библиотека

– В приемной произошел короткий разговор, милорд, – сказал он.

Витинари не повернулся к нему – он только поднял руку.

– Дай угадаю… кто-то начал говорить что-нибудь вроде «Думаете, он…», а господин Кривс тут же заткнул ему рот. Это был господин Слыпень, полагаю.

Стукпостук сверился с листком в руках.

– Почти слово в слово, милорд.

– Несложно было догадаться, – вздохнул Витинари. – Ах, господин Кривс. Он у нас такой… надежный. Иногда мне даже кажется, что, если бы он уже не был зомби, его следовало бы таковым сделать.

– Велеть провести расследование первой степени по господину Позолоту, милорд?

– Только не по нему. Он слишком умен. Давай по господину Слыпню.

– В самом деле, сэр? Но вчера вы сказали, что он обычный жадный дурак.

– Истеричный дурак, а это может пригодиться. Он продажный трус и жадина. Я видел, как он расправлялся с порцией жаркого с белой фасолью, и это было незабываемое зрелище, Стукпостук, которое я вряд ли когда-нибудь забуду. Брызги соуса были повсюду. И эти его розовые рубашки стоят больше ста долларов штука. О да, он тащит чужое – без риска, скрытно и не очень умно. Поручи это… пожалуй, поручи это Брайану.

– Брайану, сэр? – переспросил Стукпостук. – Вы уверены? Ему нет равных в работе с механизмами, но в полевой работе он неуклюж. Его заметят.

– Знаю, Стукпостук, знаю. Я бы хотел, чтобы господин Слыпень… занервничал еще сильнее.

– Понимаю, сэр.

Витинари отвернулся обратно к окну.

– Скажи мне, Стукпостук. А ты назвал бы меня тираном?

– Никак нет, ваше сиятельство, – ответил Стукпостук, убирая со стола.

– В этом-то и проблема. Кто же скажет тирану, что он – тиран?

– Действительно, милорд, ситуация сложилась бы щекотливая, – ответил Стукпостук, наводя порядок в бумагах.

– Буффон в своих «Размышлениях», которые мне всегда казались скверно переведенными, пишет, что вмешательство в целях предотвращения убийства – суть ограничение свободы убийцы, тогда как свобода по определению универсальна, естественна и безусловна, – сказал Витинари. – Вспомни его небезызвестный тезис: «Если есть на свете человек, который несвободен, то я пирожок с курицей», который привел к ожесточенным дебатам. Так, например, нам может казаться, что отнимать бутылку у пьяницы, убивающего себя алкоголем, – это хороший и даже похвальный поступок, но свобода, тем не менее, оказывается ограничена. Господин Позолот читал Буффона, но боюсь, не понял его мысли. Пускай свобода – естественное состояние человечества, но сидеть на дереве и жевать ужин, который еще вырывается, для нас так же естественно. С другой стороны, Фрайдеггер в своих «Контекстных модальностях» утверждает, что всякая свобода ограниченна, искусственна и, следовательно, иллюзорна – что-то вроде коллективной галлюцинации. Ни один разумный смертный по-настоящему не свободен, ибо настоящая свобода так ужасна, что только безумец или бог осмелится столкнуться с ней лицом к лицу. Она обуревает душу, почти как состояние, которое он в другой своей работе называет фоналлесфолкомменунверштандлихдасдаскайт. С какой позицией согласился бы ты, Стукпостук?

– Я, милорд, всегда придерживался мнения, что этому миру нужны более прочные картотечные шкафы, – ответил Стукпостук после краткой паузы.

– Хм, – ответил лорд Витинари. – Эта мысль определенно заслуживает внимания.

Он остановился. На резных украшениях над камином с тихим скрипом начал медленно поворачиваться херувимчик. Витинари изогнул бровь и посмотрел на своего секретаря.

– Я сейчас же все передам Брайану, милорд, – сказал тот.

– Хорошо. Скажи, что ему надо чаще бывать на свежем воздухе.

Глава четвертая

Знак

Темные клерки и мертвые почтмейстеры – Вервольф в Страже – Чудесная булавка – Господин фон Липвиг читает слова, которых нет – Цирюльник Хьюго удивлен – Господин Паркер покупает финтифлюшки – Инструктаж по невинной лжи – Принцесса в башне – «Человек жив, пока не забыто его имя»

– Будет Тебе, Господин Вон Липвиг, Насилие До Добра Не Доведет, – прогремел Помпа. Он покачивался на своих огромных ногах, а Мокриц бился в его хватке.

Грош и Стэнли спрятались в дальний угол гардероба. Очередное целебное варево Гроша выкипало и убегало на пол, оставляя на половицах лиловые пятна.

– Все это были несчастные случаи, господин фон Липвиг! Сплошные несчастные случаи! – захлебывался Грош. – На четвертый раз Стража все здесь облазила! Они сказали, что это несчастные случаи!

– Ну конечно! – закричал Мокриц. – Четыре раза за пять недель? Для вас это что, обычное дело?! О боги, и вот он я, уже готовенький! Я ведь, считай, покойник, да? Только что еще не в гробу. Каков Витинари! Знает человек, как сэкономить на веревке! Да мне же крышка!

– Вам сейчас не помешало бы выпить чайку из висмута и серы, сэр, – дрожащим голосом предложил Грош. – Я как раз поставил чайник…

– Чаек меня не успокоит!

Мокриц взял себя в руки – по крайней мере, решил вести себя так, как будто взял, и театрально сделал глубокий вдох.

– Ладно, ладно, господин Помпа, можешь меня отпустить.

Голем убрал руки. Мокриц выпрямился во весь рост.

– Итак, господин Грош?

– Похоже, вы все-таки настоящий, – ответил старик. – Были бы из темных клерков, вряд ли бы так расказначеились. Мы-то думали, вы из особых людей его сиятельства, – Грош завозился с чайником. – Не обижайтесь, просто жизни в вас побольше, чем в простом конторщике.

– Темных клерков? – переспросил Мокриц и тут же сообразил: – А-а-а, это такие коренастые ребятки в черных костюмах и котелках?

– Они самые. Некоторые учатся в Гильдии Убийц. Они, если захотят, такого могут натворить…

– Ты же только что назвал их конторщиками.

– Ага, но я же не уточнил, в какой конторе, хи-хи. – Грош увидел лицо Мокрица и закашлялся. – Извиняюсь, просто пошутил, ничего такого не имел в виду. Мы думаем, наш последний почтмейстер, господин Хубльбери, был как раз темным клерком. Ничего удивительного, с такой-то фамилией. Так вот, он всюду совал свой нос.

– Интересно, зачем же? – спросил Мокриц.

– Ну, первым у нас был господин Тихабль, славный был человек – свалился с пятого этажа прямо на мраморный пол в главном холле – и шлеп, вот прямо шлеп головой вниз. Так все… забрызгал, сэр.

Мокриц взглянул на Стэнли, которого начинало трясти.

– Потом был господин Бакенбард. Он свалился с черной лестницы и свернул себе шею. Извиняюсь, сэр, сейчас сорок три минуты двенадцатого, – Грош подошел к двери и открыл ее. В комнату вошел Пис-Пис, и Грош закрыл за ним дверь. – В три часа ночи было дело. Пять пролетов падал. Переломал себе все, что можно, сэр.

– Он что же, ходил по темноте без свечки?

– Про свечку не знаю, сэр. Про лестницу знаю. Лампы на всех лестницах горят всю ночь. Стэнли зажигает их каждый вечер, а у него все минута в минуту, как у Пис-Писа.

– Часто пользуетесь черной лестницей? – спросил Мокриц.

– Совсем не пользуемся, сэр, только когда лампы зажигаем. Там же письма повсюду. Но так сказано в Уставе, сэр.

– А что следующий? – хрипловато поинтересовался Мокриц. – Очередное трагическое падение?

– О нет, сэр. Нам сказали, у господина Игнавии – это его так звали – было что-то с сердцем. Нашли его на пятом этаже, мертвее некуда, с такой физиономией, будто привидение увидел. Сказали, помер по естественным причинам. Мда, а Стража к тому времени уже все здесь облазила, уж будьте спокойны. Сказали, он был совсем один, и на нем, мол, никаких следов не нашли. Странно, что вы про это не слыхали, сэр. В газетах ведь писали.

В камере смертников как-то не до новостей, подумал Мокриц.

– Неужели? – удивился он вслух. – И откуда же им знать, что он был один?

Грош нагнулся к нему поближе и заговорщически понизил голос:

– Так ведь известное дело: в Страже верфольф служит, а уж он-то может учуять, даже какого цвета на тебе одежда.

18
{"b":"542621","o":1}