– У Тори дел сегодня по горло.

– Ничего, она справится. Она умеет делать дело. Иногда даже слишком хорошо.

– Но она всегда ершится, когда предлагаешь помощь.

– Да, она такая, – согласилась Айрис. – Но, с моей точки зрения, ты хочешь не только помогать ей. Мне кажется, у тебя еще кое-что на уме, и я хотела бы дать тебе кое-что, в чем нуждается каждый и что никто не желает брать.

– Вы хотите дать мне совет?

Она лучезарно улыбнулась:

– А ты умный мальчик. Я всегда тебя таким считала. Да, это совет. Маленький советик. Не тяни. Каждая женщина хоть раз в жизни желает потерять голову. А теперь дай мне эти хрупкие штуки, пока ты их еще не раскокал.

– Но она еще не вполне во мне уверена. Ей нужно время.

– Это она сама тебе сказала?

– Более или менее.

В ответ Айрис только округлила глаза.

– Мужчины! Неужели вы никогда не поймете, что женщина, когда так говорит, или действительно не заинтересована, или нерешительна, или уже обожглась раньше? Если бы ты для Тори не представлял интереса, она бы тебе это выложила сразу и напрямик. А назвать ее нерешительной язык не поворачивается. Значит, тут третья причина. Вон видишь того мужчину?

Кейд растерянно взглянул туда, где Сесил укладывал на тарелку печенье своими, похожими на два окорока, руками.

– Да, мэм.

– Если ты тоже обидишь мою девочку, я напущу на тебя этого медведя. Но так как я не думаю, что у тебя такое на уме, то предлагаю тебе доказать Тори обратное, что есть мужчины, которым можно доверять.

– Я как раз этим и занимаюсь.

– Но так как Тори пытается убедить себя, будто вы только друзья, то предлагаю тебе заниматься этим усерднее.

«Обмозгуй-ка это пожелание», – подумала Айрис и отошла в поисках потенциальных покупателей.

– Она прикарманила пять колец для салфеток.

В десять минут седьмого, заперев дверь и отослав Сесила в кладовую, Тори устало плюхнулась на стул возле прилавка и подняла вверх руки.

– Пять! Ну я понимаю, что можно взять четыре или полдюжины, но кому может понадобиться именно пять?

– Я не думаю, что она рассматривает их как комплект.

– Прибавь к этому две подставки для приборов, три серебряные пробки для винных бутылок и пару ложек для салата, и все это она сунула в карман, стоя рядом со мной во время нашего разговора. Положила их в карман, улыбнулась, сняла свои розовые пластмассовые бусы и надела мне на шею.

Тори в задумчивости потрогала бусы.

– Ты ей нравишься. Рози всегда делает подарки тем, кто ей нравится.

– И мне как-то неловко просить, чтобы она уплатила за все взятое. Ей ведь, наверное, ничего из этого не нужно. Господи, бабушка, ведь она истратила больше тысячи долларов. Больше тысячи, – повторила Тори и прижала руку к груди. – Я, наверное, от всего этого заболею.

– Нет, не заболеешь. И скоро будешь счастлива, если себе позволишь. А теперь я турну Сесила из кладовки, и мы уйдем, чтобы ты смогла дух перевести. Завтра приходи к Джей Ару. Мы очень давно не встречались за семейным обедом.

– Я приду, бабуль. Не знаю, как тебя благодарить, что ты потратила на меня целый день. Ты, наверное, устала.

– Да, ноги немного гудят. Мечтаю задрать их вверх, и чтобы Бутс подала мне стаканчик винца.

Айрис наклонилась и поцеловала Тори в щеку.

– Ты обязательно отпразднуй сегодня, слышишь?

Тори окончила записи, все убрала и заперла. «День прошел. И не просто, а успешно прошел», – рассеянно думала она по дороге домой. Она всем доказала, что вернулась, что это ее место и что она способна держать марку. Не просто выживать, но добиваться успеха.

Она не собирается сдаваться, она и не подумает сбежать. На этот раз она победит.

Повернув к дому, она вдруг увидела его таким, какой он был. А потом – каким стал. И увидела себя, прежнюю. И такой, какая она теперь.

Больше не сдерживаясь, Тори положила голову на руль и дала волю слезам.

…Она сидела на земле, изо всех сил стараясь не заплакать, однако слезы все равно текли. Она ободрала коленки, локоть и запястье, свалившись с велосипеда.

Она вовсе и не хочет научиться ездить на этом глупом велосипеде. Она просто ненавидит гадкий велосипед.

Гадкий велосипед лежал рядом, и у него еще издевательски вертелось колесо.

Она свернулась комочком, притянув голову к коленям. Ей недавно исполнилось шесть.

– Хоуп! Чего ты там делаешь?

Кейд едва не налетел на нее. Отец освободил его от обязанностей на весь остаток субботнего утра, и теперь его единственным желанием было как можно скорее оседлать велосипед и домчаться к болоту, где его поджидали Уэйд и Дуайт. А перед ним лежал его любимый трехскоростной друг и рядом свернулась калачиком младшая сестра. Он не знал, чего ему больше хотелось в ту минуту, наорать на нее или стенать над велосипедом.

– Ты ободрала краску. Черт возьми! – прошипел он наконец и выругался про себя. – Ты зачем берешь мой велосипед? У тебя есть свой собственный.

– Он детский. – Она подняла грязное лицо, все в подтеках: – Мама не позволяет папе снимать с него дополнительные колесики.

– И понятно почему.

Он поднял велосипед и смерил сестренку высокомерным взглядом.

– Иди домой, и пусть Лайла тебя умоет. И не смей касаться своими загребущими руками моих вещей.

– Но я просто хотела научиться. – Она утерла пальцами нос, и сквозь слезы блеснул огонек упрямства. – Я бы ездила так же хорошо, как ты, если бы меня кто-нибудь научил.

– Ага, точно, – и он фыркнул, садясь в седло, – но ты еще маленькая девочка.

Тогда она вскочила на ноги, вся кипя от негодования.

– Я вырасту и буду ездить быстрее тебя. Быстрее всех. И ты тогда пожалеешь.

– Ой, я весь дрожу от страха.

Насмешка сверкнула в его синих глазах. Если уж у парня есть две несносных младших сестры, то он имеет полное право немного поиздеваться.

– Но я-то всегда буду тебя больше и старше и всегда буду ездить быстрее.

Ее нижняя губка дрогнула – верный признак, что скоро снова прольются слезы. Он усмехнулся и, встав на педали, лихо пронесся мимо, чтобы продемонстрировать свое превосходство. Когда, широко ухмыляясь, он оглянулся, чтобы убедиться, что она с восхищением смотрит вслед, Кейд увидел, как Хоуп опустила голову и ее растрепанные волосы упали на лицо. Тонкая струйка крови стекала по щиколотке.

Он остановился и покачал головой. Его ждали друзья. Столько надо было успеть сегодня, а уже половина субботы прошла. Ему некогда возиться с девчонками. Однако, тяжело вздохнув, он повернул обратно.

– Садись, черт тебя возьми.

Она шмыгнула носом, вытерла пальцами глаза и уставилась на него.

– Правда?

– Да, да, садись. У меня времени в обрез.

Она бурно обрадовалась, села и крепко ухватилась за резиновые ручки.

– Старайся держаться прямо, держи равновесие и все время смотри вперед.

Кейд припомнил, как отец учил его ездить на велосипеде, и, не снимая руку с сиденья, полегоньку подталкивал велосипед, а Хоуп начала крутить педали.

Велосипед смешно запетлял, проехал пару метров, и она упала, но не заплакала и немедленно уселась снова. Они вместе стали крутить педали, и так велосипед проехал мимо больших дубов, солнечных желтых нарциссов и юных тюльпанов, а позднее утро перешло в день.

Она вспотела, и сердце билось все сильнее. Она слышала около уха его дыхание, чувствовала, как он придерживает ее, чтобы не дать упасть, и ее затопила волна любви к брату. И теперь она старалась не ради себя, а ради него. Ради него она решила во что бы то ни стало победить.

«Я смогу, смогу», – шептала она себе. Велосипед словно споткнулся, но она его выровняла. Ноги у нее дрожали, мускулы рук напряглись, как канаты.

Велосипед под ней вильнул, но не упал. И вдруг она увидела, что Кейд бежит рядом и улыбается во весь рот.

– Молодец! Держи прямо, ты едешь.

– Я еду!

Велосипед под ней бежал ровно, как вымуштрованный конь. И, подняв лицо навстречу ветру, она понеслась как вихрь…