– А ты?

– Я учу его в школе. И занимаюсь с репетитором.

– Нам тоже преподают иностранные языки. Или ты думала, мы только псалмы учим?

– Еще скажи, что знаешь физику, – фыркнула Мари.

– Конечно. И химию тоже.

– А петь вас учат? Или ты самородок.

– Да, есть педагоги по вокалу. Но я самородок, как и все мы, хоровые мальчики. Других не берут. – Он вытер ладонь о подол своего одеяния и протянул руку Мари: – Меня зовут Николас.

– Коля, значит.

– Как?

– Ко-ля! – по слогам повторила она.

– Вообще-то все меня Ником называют.

– А я Марианна.

– Француженка? – удивился Николас.

– Почему это?

– Это имя ассоциируется с Францией. Марианна – ее символ.

– Нет, я русская. И у нас у всех это имя ассоциируется с Мексикой. – Его глаза расширились от удивления. – Так звали героиню очень популярного мексиканского сериала, – разъяснила Мари. – А тебе сколько лет?

– Пятнадцать. А тебе?

– Четырнадцать пока, но через три месяца…

– И мне через три… Только шестнадцать.

– Значит, мы с тобой одного знака зодиака! Ты какого числа родился?

– Третьего.

– И я! – взвизгнула Мари. Почему-то она очень обрадовалась этому факту.

– Голодная? – спросил Ник.

– Ужасно, – ответила она. И доказательством ее слов стало громкое урчание в желудке.

– У меня есть булочки, еще теплые. – Он хлопнул по котомке, что висела на плече. – Немного сыра. И компот. Перекусим?

– С удовольствием.

– Только давай немного поднимемся. Чуть выше есть отличное место…

И повел туда Мари.

Они шли недолго, минут пять. И когда Николас указал Мари на то место, которое считал отличным, она недоуменно на него воззрилась. Ни цветов, ни красивого вида. Небольшой грот, окруженный колючками, и ничего более.

– Во-первых, ты обгорела, – сказал Ник, поймав ее взгляд. – И на открытом солнце тебе нельзя находиться. Во-вторых, тут есть стол. – Он указал на круглый плоский камень, лежащий в гроте. – А в-третьих, ты еще не все видела. Заходи…

Она ступила под своды грота. Осмотрелась.

– Ой! – воскликнула Марианна.

– А я что говорил, – хмыкнул Ник.

Дело в том, что в «стене» имелось отверстие. Прямоугольный пролом, похожий на окно. В него врывались и ветерок, и солнечные лучики, и ароматы.

Ник с Мари уселись за «стол». Молодой человек вытащил из котомки еду, разложил ее на бумажной салфетке. Булочки выглядели очень аппетитно и пахли изумительно. Сыр, впрочем, тоже. Мари, вообще, не очень любила этот продукт. Но местный обожала. Он был похож на вкус не только на сыр, но и на масло, и на творог. Просто таял во рту. А в том, что принес Ник, еще и зелень имелась, и мелко порубленные оливки.

– Угощайся, – пригласил он Марианну к трапезе. – Только у меня стаканчиков нет, придется по очереди пить…

– Ничего, – ответила она с набитым ртом. Сразу схватила булочку, кусок сыра и принялась с аппетитом жевать. – А ты классно поешь! Не помню, говорила тебе это или нет.

– Спасибо… Не говорила.

– Не хочешь стать поп-звездой?

– Нет.

– Нет? – переспросила она, не поверив. Марианна была уверена в том, что каждый хорошо поющий человек грезит о мировой славе. А Ник пел не просто хорошо – божественно.

– Я еще в раннем детстве решил посвятить себя Богу.

– То есть?..

– Стать монахом.

Марианна с жалостью на него посмотрела.

– Но ты же еще жизни не видел. Не лучше ли выйти в мир, и, только если он не понравится тебе, уйти в монастырь?

– Ты рассуждаешь так же, как все. Вы думаете, что, для того чтобы понять, как прекрасна чистота, нужно сначала замараться.

– Ну да…

– Но я уже это знаю. Так стоит ли окунаться в грязь?

– Но мирская жизнь… это же не только что-то плохое. В ней много всего!

– И в жизни монаха много всего. – Он мягко посмотрел на Мари. – Давай не будем спорить на эту тему? Поговорим лучше о… – Ник секунду подумал. – О России, твой родине. Какая она, расскажи?

– А что ты о ней знаешь?

Ник задумался. Подперев подбородок кулаком, он закатил глаза. Ждал подсказки от своего Бога? Мари прыснула, представив, как всемогущий Господь, точно старик Хоттабыч из старого, еще черно-белого фильма, шептал ему… только не с портрета, а с небес… ответ на вопрос.

– В России очень холодно, – выдал-таки Николас. – Поэтому все пьют водку.

– Не все. Мой папа, например, почти не употребляет алкоголя. Водку вообще не признает, только иногда коньяком французским балуется. И не так уж у нас холодно. В Сибири, может быть. А в Москве, где я живу, редко морозы тридцатиградусные ударяют.

– Да я пошутил, – рассмеялся Ник. – Я знаком и с вашей историей, и с литературой. Нам дают хорошее образование. Лучше, чем во многих обычных школах. Но мне не сухие факты интересны. Я хочу услышать о ТВОЕЙ родине. Какая она для тебя?

И Марианна начала рассказ. Сначала у нее получалось не очень эмоционально. Так и подмывало сделать экскурс в историю, да и английским она владела не в совершенстве, но, когда она смогла расслабиться немного, речь полилась, и рассказ стал увлекательным и веселым. Ник слушал с удовольствием, улыбался, а иногда похохатывал.

Когда Мари прервалась, чтобы попить, Николас с сожалением произнес:

– Увы, мне пора.

– Уже? – расстроилась Мари.

– Да. Мое свободное время подошло к концу. Да и тебе нужно возвращаться. Мама, наверное, беспокоится…

– Да, – вздохнула она. Мама, естественно, волновалась. А Марианне больше не хотелось наказывать ее своим отсутствием. – Встретимся завтра? Здесь же? Я принесу что-нибудь вкусненького.

– Завтра я не знаю, смогу ли. Но постараюсь.

Они вышли из пещерки и потопали вниз.

– Спой еще что-нибудь, – попросила Мари.

– Что именно?

– Не псалом, а… Не знаю даже… Рок можешь?

– Могу. Но давай я лучше исполню для тебя народную балладу.

– О чем она?

– О двух влюбленных, которым обстоятельства не позволили быть вместе, и они покончили с собой, прыгнув со скалы.

– Грустная, значит, баллада.

– Да. Но очень красивая. Кстати, ее сочинил один из монахов «Черного креста» сто пятьдесят лет назад. Помнишь, старое раздвоенное дерево недалеко от ворот? – Мари кивнула. Туристы на него привязывали ленточки и загадывали желания. – Оно выросло на том месте, где умерли влюбленные.

И Ник запел.

Слов Марианна, естественно, не понимала. Только те, что были созвучные с русскими. Но она знала, о чем баллада, и Николас пел так эмоционально, что она не заметила, как заплакала. К тому моменту, как на ее глазах выступили слезы, они дошли до того места, с которого были видны монастырь и дерево, росшее возле его ворот.

– А что за обстоятельства не позволили им быть вместе? – спросила Мари, когда Николас допел.

– Юноша был монахом. И дал обет безбрачия.

– Так самоубийство же смертный грех, – запальчиво возразила она. – Неужели броситься со скалы лучше, чем нарушить обет?

– Он решил предоставить это на суд Господа. Поэтому явился на него вместе с любимой.

– Ужасная история! – воскликнула Марианна и решительно вытерла слезы. – Не логичная.

– Ты слышала хоть одну логичную балладу? – улыбнулся Николас. – Они все трагические и печальные.

– Сочини другую. Ты можешь, я уверена…

Он ничего на это не ответил. Легонько обнял Марианну и проговорил:

– Нам пора прощаться. Я тут спущусь по тропке.

– До завтра?

Николас кивнул и, помахав ей рукой, спрыгнул с дороги на узкую тропу. Мари проводила его взглядом, а когда увидела, как он скрылся за воротами монастыря, продолжила спуск. В голове ее звучал голос Николаса. А перед глазами стояло его лицо.

«Особенный!» – взвизгнула она мысленно. Радуясь, Марианна всегда издавала подобные звуки. Мама ее за это ругала. Говорила, что они пугают людей – они считают, что где-то режут поросенка. Юные леди должны следить за своим поведением. И Мари научилась себя контролировать. Теперь она взвизгивала только мысленно, как сейчас.