Следующее утро никоим образом не поправило ни здоровья, ни настроения миссис Беннет. Мистер Коллинз по-прежнему выказывал, сколь уязвлена его гордость. Элизабет надеялась, что нанесенная ему обида сократит его пребывание в Лонгборне, но его планы ничуть не изменились. Раз уж он намеревался уехать в субботу, то до субботы и останется.
После завтрака барышни удалились в додзё, где занялись еженедельной разборкой и чисткой мушкетов. Затем, вооружившись этими самыми мушкетами, они отправились в Меритон, чтобы узнать, вернулся ли мистер Уикэм, и оплакать его отсутствие на незерфилдском балу.
Не прошли они и мили, как Китти, которая вызвалась идти впереди, резко остановилась и знаком велела остальным сделать то же самое. Она вскинула мушкет, но Элизабет и ее сестры никак не могли понять, во что она целится, поскольку дорога казалась совершенно безопасной. Через несколько секунд из-за деревьев справа от них выскочил одинокий бурундук и, с чрезвычайным проворством перебежав дорогу, исчез в подлеске слева. Лидия не удержалась от смеха:
– Милая Китти, мы тебе безмерно благодарны – ты только что спасла наши ноги от ужасной щекотки!
Но Китти не опускала мушкета, и еще через мгновение дорогу перебежал второй бурундук – и столь же проворно. За ним вскорости последовали пара куниц, скунс и лиса с лисятами. Все больше и больше животных выбегало из лесу, как будто бы их приманивал сам Ной, обещая спасение от невидимого пока потопа. Когда тропу прыжками стали пересекать олени, все девушки уже держали мушкеты наготове, нацелившись в сторону леса и ожидая, что оттуда вот-вот появится толпа зомби.
Первой показалась юная, недавно умершая девица в свадебном платье белого кружева, которое было удивительно – даже поразительно – белым, впрочем, как и ее лицо, расцвеченное лишь рдяно-рубиновыми струйками, капавшими у нее изо рта на платье. Китти уложила ее выстрелом в лицо, после чего Лидия прикладом ружья ударила ее по голове, сноровисто отправив мертвую невесту обратно в ад. Китти стояла так близко, что волосы невесты вспыхнули от загоревшегося пороха.
– Какая жалость, – сказала Лидия, когда едкий дым немного рассеялся, – вот так испортить такое прелестное пла…
Ее прервал вой другого зомби, на вид довольно крепкого, с пушистой белой бородой, наполовину изъеденным лицом и одетого в заскорузлый от крови кузнецкий фартук. Элизабет и Джейн прицелились и выстрелили – пуля Джейн попала нежити в глаз, пуля Элизабет – в шею, раздробив высохшую плоть и отделив голову от тела.
За ними последовало еще несколько зомби, и с каждым девушки расправлялись столь же быстро, пока наконец треск ружей не стих. Почувствовав, что опасность миновала, сестры опустили мушкеты и решили было продолжить свой путь до Меритона. Однако эти планы нарушил весьма необычный звук, донесшийся до них из лесу. Это был пронзительный вой, не похожий, однако, на завывания зомби, которые сестрам часто доводилось слышать. Вой раздавался все ближе, сестры снова вскинули мушкеты и прицелились. Но когда они увидели, кто его издает, то опустили оружие.
– О нет!.. – сказала Джейн. – О! Это же невозможно!
Из лесу, ковыляя, вышла порядком разложившаяся женщина-зомби в скромном, слегка изодранном платье. Ее ломкие волосы были затянуты в столь тугой узел, что кожа на лбу начала крошиться. В руках она держала то, чего сестры никогда ранее не видели и уж точно не желали видеть – неприличное дитя. Оно грызло плоть женщины, издавая пренеприятнейшие вопли. Элизабет вскинула мушкет, но Джейн быстро ухватилась за приклад:
– Не надо!
– Ты позабыла свою клятву?
– Это же ребенок, Лиззи!
– Ребенок-зомби не живее мушкета, которым я собираюсь его утихомирить.
Элизабет снова вскинула мушкет и прицелилась. Ужасная покойница не добралась еще и до середины дороги. Она взяла ее на мушку и нащупала пальцем курок. Сейчас она его спустит, потом взведет снова и уничтожит их обоих. Нужно всего лишь нажать. Однако нажимать она не стала.
Элизабет ощущала в себе странное противостояние, чувство, которое смутно помнилось ей из детства, еще до того, как она отправилась в Шаолинь. Чувство было необычным, чем-то сродни стыду, однако бесчестья поражения при этом не ощущалось – этот стыд не поощрял мести. “Может ли жалость быть достойным чувством?” – спрашивала она себя. Это противоречило ее воинским инстинктам и опровергало все, чему ее учили. Так отчего же она не может выстрелить? Окончательно сбитая с толку Элизабет опустила мушкет, и зомби вскоре скрылись из виду за деревьями.
Сестры условились никогда более не заговаривать о том, что произошло.
На окраине Меритона они повстречали Уикэма и вместе с ним отправились к миссис Филипс, где смогли вдоволь наговориться о том, как он сам был огорчен и раздосадован и как его взволновали новости о печальной судьбе прислуги мистера Бингли. Элизабет он, однако, признался, что его отъезд был ускорен им же самим.
– Чем ближе становился день бала, – сказал он, – тем более я понимал, что лучше нам с мистером Дарси не встречаться. Мне, возможно, трудно было бы вынести присутствие человека, который сделал меня калекой на целый год, и обстановка могла бы сложиться неприятная не только для меня.
Элизабет высоко оценила его выдержку, которая не шла ни в какое сравнение с ее, поскольку она призналась, что, будь она на месте Уикэма, дело непременно бы закончилось дуэлью. Уикэм и еще один офицер направились вместе с ними в Лонгборн, и всю дорогу Уикэм был особенно внимателен к Элизабет. Его присутствие было втройне приятно Элизабет: во-первых, этим он оказывал честь ей, во-вторых, выпадал удачный случай представить его родителям, и, в-третьих, еще один воин был не лишним, случись им столкнуться с какой-нибудь неприятностью во время пути.
Вскоре после их возвращения мисс Беннет доставили письмо из Незерфилда. В конверте оказался элегантный листок глянцевой бумаги, исписанный летящим дамским почерком. Элизабет заметила, как переменилась в лице ее сестра при чтении этого письма и как она с особым вниманием возвращалась к отдельным его пассажам.
– Письмо от Кэролайн Бингли, и оно меня чрезвычайно удивило. Они все уехали из Незерфилда и уже направляются в столицу, не имея ни малейшего намерения возвращаться. Вот, послушай, что она пишет.
И она прочла вслух начало письма, в котором мисс Бингли извещала ее о том, что они только что решили отправиться в Лондон вслед за братом и обедать уже собираются в доме мистера Херста на Гросвенор-стрит. Затем она писала:
Скажу безо всякого притворства, что, покидая эту жуткую и кишащую зомби провинцию, сожалею лишь об утрате вашего общества, мой дорогой друг. Но будем надеяться, что когда-нибудь в будущем мы с вами снова сможем наслаждаться нашими милыми беседами, а покамест попробуем смягчить боль разлуки при помощи частой и самой откровенной переписки. В этом я очень на вас рассчитываю.
Все эти высокопарные выражения Элизабет выслушала с равнодушной недоверчивостью, и хотя внезапность их отъезда удивила ее, поводов для огорчения она не видела.
– Жаль, что тебе не удалось повидаться с твоими друзьями до того, как они уехали, – сказала она. – Но разве мы не можем рассчитывать на то, что счастливое будущее, которого так ждет мисс Бингли, наступит раньше, чем она думает? И что ваши милые беседы возобновятся с еще большей приязнью, когда вы станете сестрами? Они не удержат мистера Бингли в Лондоне.
– Кэролайн ясно дает понять, что они не собираются зимой возвращаться в Хартфордшир. Сейчас прочту тебе, что она пишет:
Покидая нас вчера, мой брат полагал, что дела в Лондоне отнимут у него от силы три-четыре дня, но мы убеждены, что это не так. Многие наши знакомые уже съехались в столицу на зиму, и как бы мне хотелось, дорогой друг, чтобы и вы оказались в их числе, но на это я не смею и рассчитывать. Искренне желаю, чтобы Рождество в Хартфордшире было полно развлечений, свойственных этому времени года, и никоим образом не походило на Рождество двухлетней давности, принесшее нам такое множество огорчений.
